Нежить, стр. 35
Мертвый.
В одно мгновение меня озарило.
— О господи, Кортни! — с отвращением воскликнул я. — Не могу поверить, что ты… Ведь это всего лишь послушное тело. В нем ничего нет — ни страсти, ни близости, одно только тело.
Кортни, не переставая улыбаться, дернула губами, будто обдумывала последствия того, что собиралась сказать. И все же не сдержалась:
— Теперь мы на равных.
И тут я сорвался. Я шагнул к ней, занося руку, и клянусь, я всерьез собирался стукнуть эту сучку головой о стену. Но она даже не дернулась — она даже не испугалась. Она просто отступила в сторону и сказала:
— По корпусу, Бруно. Он должен безупречно смотреться в костюме.
Мертвый кулак ударил меня в ребра с такой силой, что на секунду мне показалось, будто сердце вот-вот остановится. Потом Бруно ударил меня в живот, и я согнулся пополам, хватая ртом воздух. Два, три, четыре удара. Я уже не мог стоять и катался по полу, беспомощно рыдая от злости.
— Хватит, детка. Теперь выброси мусор.
Бруно выкинул меня в коридор.
Сквозь слезы я прожигал Кортни взглядом. Сейчас она вовсе не казалась мне красивой. Совсем не казалась. Мне хотелось сказать ей, что она стареет. Но вместо этого я выдавил:
— Ты, сволочь… да у тебя некрофилия!
— Привыкай, — ответила Кортни. О, она откровенно мурлыкала! Сомневаюсь, что ей когда-нибудь снова удастся пережить такой же триумф. — Полмиллиона таких, как Бруно, скоро попадут на рынок. И тебе придется потрудиться, чтобы снять живую женщину.
Я отослал домой мертвую проститутку. Потом принял душ, но не почувствовал себя лучше. Не одеваясь, я вышел из душа в темный номер и отдернул занавеску. Долгое время я смотрел на темное великолепие Манхэттена.
Я боялся сильнее, чем когда-либо в жизни.
Трущобы внизу простирались до бесконечности. Огромный некрополь, нескончаемый город мертвых. Я думал о миллионах людей, которые вскоре навсегда лишатся работы. Я думал о том, как сильно они должны ненавидеть меня — меня и мне подобных — и как они беспомощны перед нами. И все же. Их так много, а нас так мало. Если они поднимутся разом, все вместе, как цунами, их будет не остановить. И если в них осталась хоть крохотная искра жизни, именно так они и поступят.
Так выглядел один из вероятных путей будущего. Но оставался и другой, а именно — ничего не случится. Абсолютно ничего.
И я не знал, чего бояться больше.
Даррелл Швейцер
Мертвый мальчик
Даррелл Швейцер — автор романов «Расколотая богиня» («The Shattered Goddess») и «Колдовская маска» («The Mask of the Sorcerer»), а также многочисленных коротких рассказов, вышедших в таких сборниках, как «Мимолетное» («Transients»), «Пейзажи ночи» («Nightscapes»), «Беглецы из страны воображения», («Refugess From an Imaginary Country») а также «Некромантия и адские миры» («Necromancies and Netherworlds»). Широко известный в качестве редактора и критика, Швейцер в течение нескольких лет участвовал в издании журнала «Weird Tales», а в данный момент, совместно с редактором Мартином X. Гринбергом, — антологий для «DAW Books», таких как, например, «Секретная история вампиров» («The Secret History of Vampires»).
Как говорит сам Швейцер, вдохновение для рассказа «Мертвый мальчик» он черпал, помимо прочего, в реальной истории «Мальчика-из-Коробки», чье тело было найдено в лесах Северо-Восточной Филадельфии в 1957 году. Это происшествие так и не было раскрыто, хотя некоторые из полицейских следователей буквально помешались на нем, не оставляя расследования на протяжении всей своей службы и даже после выхода на пенсию. «Они не узнали даже его имени, — замечает Швейцер. — Абсолютная загадка».
Швейцер однажды сказал, что, учитывая всю таинственность, окружающую этот случай, рассказ про зомби был бы не худшим объяснением, чем любое другое. Из одного — весьма ненадежного — источника мы узнали, что мальчика звали Джонатан, как и в этом рассказе.
Так что, возможно, это и есть настоящее объяснение.
С тех пор прошло немало лет, но, кажется, страх перед Люком Брэдли — и перед тем, что он тогда показал, — все еще не оставил меня.
Я знал Люка с первого класса. Уже в то время Брэдли был крутым парнем — таким, который будет сидеть на канцелярской кнопке и утверждать, что ему совершенно не больно, а потом заставит тебя сесть на ту же кнопку, и ты послушаешься как миленький (как бы взаправду больно это ни было) из страха, что, если откажешься, он сделает с тобой нечто еще похуже. Однажды он нашел на дереве гнездо пятнистых ос, отломал его вместе с веткой и, размахивая ею и завывая, бежал по улице, пока гнездо не развалилось и осы не высыпали из него, подобно жужжащему облаку. Никто не знал, что случилось дальше, потому что все мы, остальные, к тому времени разбежались кто куда.
Несколько дней мы не видели Люка в школе: полагаю, его все-таки здорово покусали. Объявился он, впрочем, ничуть не изменившимся и в первое же утро побил троих других мальчишек. Двоим из них пришлось накладывать швы.
Когда мне было около восьми, по округе пронесся слух, что Люка Брэдли сожрал волк-оборотень.
— Идемте, — сказал Томми Хитченс, подпевала Люка на тот момент. — Я покажу вам, что от него осталось. Там, на дереве.
Сам я не верил, что какой-то оборотень мог бы справиться с Люком Брэдли, но все равно пошел. Когда Томми показал нам то, что должно было изображать человеческие останки высоко в ветвях, я уже издали понял, что это всего лишь футболка и джинсы, набитые газетами.
О чем я и заявил, а в ответ Томми сбил меня с ног своим коронным ударом справа, сломав мне кулаком нос и очки.
Нос мой оказался в гипсе, а Люк на следующий день как ни в чем не бывало появился в школе, обозвал меня «девчонкой» и врезал по яйцам.
Уже тогда он был огромным — и, вероятно, старше на пару лет всех остальных детей в классе. Хотя он ни за что не признался бы в этом, каждому было известно, что Люк оставался на второй год даже в детском саду.
Однако же он не был глуп. Он был безумен. Именно в этом состояла вся прелесть того, чтобы ошиваться вокруг Брэдли, хотя в его компании было проще простого обеспечить себе различные телесные повреждения. Он вытворял дичайшие вещи — такие, о которых никто другой и помыслить не мог. Например, та выходка с осиным гнездом или еще случай, когда Люк голыми руками собирал свежее собачье говно и утверждал, что съест его прямо на наших глазах, пока всех не затошнило и мы не разбежались, боясь, что он и нас заставит есть. Возможно, сам он и сожрал дерьмо. Люк был таким человеком, для которого правила, все правила, были не писаны. То, что его регулярно оставляли после уроков и пару раз даже задерживала полиция, только добавляло ему мистического ореола.
И вот тем летом, когда мне исполнилось двенадцать, Люк Брэдли показал мне мертвого мальчика.
Похождения Люка к тому времени становились все удивительнее. Никто не верил всему, что о нем рассказывали, хоть он и готов был выколотить дурь из любого, кто посмел бы высказать сомнения ему в лицо. Действительно ли он угонял машину? Висел ли он на подножке электропоезда Западно-Филадельфийской железной дороги до самой Филадельфии и не попался?
Никто не знал этого доподлинно, но когда Люк подошел ко мне и моему десятилетнему брату Альберту со следующими словами, нам вовсе не хотелось ни о чем его расспрашивать.
— Эй, вы, двое придурков! — Слово «придурок» было у Брэдли в то время излюбленным. — В лесу у Воровского ручья есть мертвый мальчик. Хотите глянуть?
Альберт повернулся и был уже готов бежать.
— Дэвид, не надо этого делать, — сказал он.
Но я-то знал, что было лучше для нас обоих.
— Конечно, — ответил я Люку. — Точно, мы хотим глянуть.
Люк на тот момент был выше на голову любого из нас и на пятьдесят фунтов тяжелее. Он уже тогда изображал из себя «настоящего хулигана», опираясь на побитый молью образ то ли Джеймса Дина, то ли Элвиса: зачесывал волосы сальным вихром, надевал черную кожаную куртку и не снимал ее даже в самые жаркие дни, вместо этого расстегивая рубаху — заодно показать, что у него уже растут волосы на груди.