Дона Флор и ее два мужа, стр. 97

Потом произошло то, что нам уже известно, — сенсация в «Табарисе». Впервые за всю свою долгую службу Домингос Пропалато потерял самообладание, а совсем растерявшийся Максимо Салес помчался за Пеланки Моуласом.

Сам Анакреон никогда не видел ничего подобного, но он не собирался обсуждать во всеуслышание этот вопрос, совет друга следовало уважать и хранить в тайне. Человек с широкими взглядами, Анакреон верил в свою счастливую звезду, для него не существовало ничего невозможного в картах и костях.

Пеланки же Моулас, едва войдя в зал, заметил в глазах Домингоса Пропалато панический страх. Сев рядом с молочным братом, он услышал отчаянный шепот, прозвучавший для него смертным приговором:

— Dio cane, Pecchiccio! Siamo fututi! [38]

Пропалато, словно марионетка, перевернул карту: снова выиграл Анакреон.

12

«Sono fregato, sono fututo!» [39] — повторил Пеланки Моулас, когда настал черед Мирандона.

Из всех друзей Гуляки Мирандон был единственным, кто, несмотря на все невзгоды, сохранил жизнерадостность и по-прежнему проводил вечера за игрой.

Однажды воскресным утром, когда Мирандон возился со своими птичками, он вдруг совершенно явственно услышал голос Гуляки: «Сегодня вечером, в „Паласе“, 17».

Мирандон никогда не забывал своего лучшего друга, но в тот день у него было такое чувство, будто Гуляка стоит где-то здесь рядом и посвистывает, чтобы птички запели.

Мирандон собирался на завтрак к негритянке Андрезе, которая обещала приготовить сарапател. По дороге к ней и за столом, покрытым белой скатертью, голос друга продолжал напоминать Мирандону о том, что вечером он должен поставить на 17. 17 было счастливым для Гуляки числом, но Мирандону оно никогда не приносило выигрыша.

За три года, прошедшие после смерти Гуляки, Мирандон несколько раз ставил свои скудные гроши на 17 и всегда проигрывал. Но если приятель хочет, сегодня он поставит на 17, для Гуляки он не пожалел бы и большего.

Но как это сделать, если у него, как назло, не было ни гроша в кармане, а из всех гостей Андрезы только Робато Фильо мог дать в долг. Однако Робато, подняв бокал с пивом, прочел в честь Гуляки оду Годофредо, денег же у него, к сожалению, не оказалось.

Наевшись до отвала, Мирандон тщетно бродил по городу в надежде раздобыть хоть несколько мильрейсов. Тогда он мог бы рискнуть, хотя его любимым числом было 3 или 32. А ставить на 17, по его мнению, было все равно, что бросать деньги на ветер. Но он сделает это в память о своем друге. И все же где добыть деньги в воскресенье? Все на футболе или в кино, на улице ни души. Несколько пессимистов, которых он случайно встретил, отказались помочь ему испытать судьбу.

Когда уже не оставалось никакой надежды, Мирандон вспомнил о своей куме доне Флор. Он еще ни разу не обращался к ней с такими просьбами и брал у нее деньги только на лечение детишек да на ремонт крыши, когда владелец дома проявил себя как человек мелочный и бездушный.

— Протекает крыша? Капает на детей? А мне какое дело, сеу Мирандон? Пусть хоть вас всех зальет, пусть хоть крыша обвалится, мне-то что? Вы теперь сами должны обо всем заботиться, мой друг. Уже больше шести лет я не получаю от вас денег. Я даже забыл, как они выглядят…

А вдруг он наткнется на доктора Теодоро? После свадьбы доны Флор Мирандон только раз навестил ее, не желая докучать своим присутствием фармацевту, которому наверняка неприятно было видеть Мирандона, столь живо напоминавшего Гуляку, разумеется не внешностью.

Но сейчас у Мирандона не было иного выхода: если он не потревожит куму, придется отказаться от игры.

— Смотрите, кто к нам пожаловал… — сказала дона Гиза доне Флор, они обе сидели в креслах, стоящих на тротуаре.

«Боже мой, неужели Мирандон тоже видит его?» — испугалась дона Флор, заметив рядом с кумом совершенно голого Гуляку.

Но Мирандон, к счастью, не видел Гуляки. Поздоровавшись с доной Флор и доной Гизой, он осведомился, как поживает доктор.

— Очень хорошо. Он на заседании Общества фармакологов…

— А я и не подозревал, что ты одна дома… — сказал Гуляка, но его услышала только дона Флор, которая оставила его слова без внимания.

Дона Гиза посидела еще немного и вскоре распрощалась, сказав, что ей нужно исправлять домашние задания по английскому. Мирандон уселся в освободившемся кресле.

— Ради бога, кума, простите, что я вас побеспокоил, но дело в том, что мне очень нужны…

— Кто-нибудь заболел?

Мирандон чуть было не сказал, что у сына поднялась температура, нужно вызвать врача и купить лекарства. Но зачем напрасно волновать куму, если она и так даст денег?

— Нет, кума, у нас все здоровы… Мне для игры…

— Слава богу, кум.

И вдруг Мирандон решился рассказать все начистоту

— Его голос совсем такой, какой был при жизни кума, он велел мне обязательно сегодня играть.

Дона Флор видела, как Гуляка уселся на подоконник и уставился на нее своими бесстыжими глазами. Она старалась не смотреть в его сторону, но против воли ее взгляд скользил по белой гладкой коже Гуляки, его белокурым волосам, яркому рту, шраму от ножа.

— Сколько вам нужно, кум?

— Немного…

Дона Флор пошла за деньгами, Гуляка последовал за ней и в спальне, схватив ее в объятия, поцеловал. Бедняжка дона Флор не могла даже прикрикнуть на него из-за кума, который ждал за дверью.

— Ах, Гуляка… — только и простонала она и, совсем потеряв стыд, сама подставила губы.

Гуляка потащил ее к кровати, пытаясь раздеть. Если бы не шаги кума в соседней комнате, дона Флор, может быть, и забыла в этот миг о том, что она порядочная женщина и верная жена. Но она все же взяла себя в руки и вырвалась из объятий Гуляки.

— Ты с ума сошел! Ведь здесь твой кум…

— Он за дверью…

— Там все слышно… Оставь меня, бесстыдник!

Дона Флор пригладила волосы, привела себя в порядок и, выйдя из спальни, протянула Мирандону смятую в потной руке бумажку.

— Спасибо, кума, не знаю, как вас и благодарить. Если я не выиграю сегодня, то не выиграю никогда больше, я в этом убежден. У меня такое чувство, будто кум где-то рядом и принесет мне удачу.

Уже выходя на улицу, Мирандон рассмеялся.

— Только он хочет, чтобы я ставил на семнадцать, но я поставлю на три и тридцать два. Я еще с ума не сошел! Однажды, кума, я ставил на тридцать два четыре раза подряд и все четыре раза снимал банк. Представляете?

— Идиот!

— Вы слышали, кума? Слышали, что он сказал? Это же его голос!

Дона Флор, совсем обессилев, едва пролепетала:

— Не обращайте внимания, кум, иногда он и со мной говорит…

Мирандон не стал вникать в ее слова. В этот день вообще все шло кувырком, и бессмысленно было искать объяснение происходящему. Да и вечер наступил как-то внезапно, без заката и сумерек. Часы Мирандона показывали, что пора торопиться.

— Прощайте, кума, завтра я отдам вам долг…

— Не надо, кум. Если выиграете, купите конфет для мальчиков и подарите им от меня… — Помолчав, дона Флор добавила: — И от кума.

Она почувствовала на своей щеке поцелуй Гуляки, нежный, как дуновение ветерка.

— До свидания, любимая… Ночью я приду и непременно вытащу тебя из постели… Жди меня… Обязательно жди…

13

В этот воскресный вечер залы «Паласа» были переполнены. Оркестр играл фокстрот, и среди танцующих Мирандон узнал аргентинца Бернабо и дону Нанси. Обменяв в кассе сто мильрейсов на фишки, он положил в карман две помельче для Гуляки, остальные же разделил поровну: половина для трех, половина для тридцати двух.

Подойдя к столу, Мирандон улыбнулся крупье Лоуренсо Ман-де-Ваке, своему старому знакомому, и ловко бросил одну фишку на 3, другую на 32. Но фишки упали на 17 как раз в тот момент, когда Лоуренсо объявил игру.

Разумеется, выиграло 17. И потом выигрывало весь вечер, пока в полночь под предлогом неисправности в рулетке Пеланки Моулас не приказал прекратить игру.