Дона Флор и ее два мужа, стр. 105

Жозета меж тем что-то лепетала, может быть на китайском, но, скорее всего, на португальском, потому что при известном усилии отдельные слова удавалось понять. Мудрец Ли У полагал, что причиной всех несчастий Пеланки была женщина, которую Пеланки в свое время обманул и которая не могла ему это простить.

— Блондинка или шатенка?

— Шатенка, красивая, лет двадцати пяти…

— Двадцати пяти? Да ей было около сорока! Я ни в чем не виноват! Пожалуйста, скажите китайцу, что я не виноват…

Ее звали Анунсиата, и казалась она невинной девушкой, но только казалась. А Пеланки было тогда всего семнадцать… Решив рассчитаться с изменницей, он схватился за нож. От тюрьмы его спасло только то, что он был несовершеннолетним, Анунсиата же угодила в больницу и поклялась отомстить ему, живая или мертвая. Теперь, спустя столько лет, она, очевидно, привела свою угрозу в исполнение.

Пеланки никогда не раскаивался в своем поступке: его женщина должна принадлежать только ему, и Зулмира старалась держаться в темноте, подальше от беды.

Китайский мудрец согласился освободить Пеланки от проклятий Анунсиаты, материальную сторону вопроса взялся уладить Маркос, посредник между духами и живыми людьми. Исчезла Анунсиата со шрамами на лице и на шее, однако невезение в игре продолжалось.

Архангел Михаил де Карвальо, закутанный в какую-то простыню и в тюрбане, действовал быстро и решительно: взяв руки Пеланки в свои, он посмотрел ему в глаза. Пеланки преследует неумолимый враг, которому калабриец когда-то нанес оскорбление и который недавно скончался. Всевидящий архангел сразу его обнаружил.

— Он стоит у вас за спиной.

Все невольно сделали шаг вперед, даже Максимо Салес на всякий случай отошел от двери.

— Вы говорите, он недавно умер?

— Да. Вы поссорились из-за женщины…

Пеланки понял, что архангел имеет в виду Диоженеса Рибаса, у которого он отбил жену, уже немолодую мулатку со следами былой красоты. Оскорбленный Диоженес угрожал Пеланки кинжалом, хозяин же игорных домов по наущению мулатки, которую муж изводил своей ревностью, велел избить Рибаса шайке наемных бандитов. Выйдя из больницы, Диоженес Рибас куда-то пропал, и Пеланки лишь случайно узнал, что он умер в страшной нищете. Мулатка вскоре надоела Пеланки, и он обменял ее на двести пятьдесят карточных колод. Своим мечом архангел обратил в бегство Диоженеса, жалкого рогоносца, и взял за это совсем немного, ибо никогда не наживался на горе ближнего. Рогоносец убрался, но невезение в игре лишь усиливалось.

Доктор Наир Саба, сорокалетняя женщина-врач с университетским дипломом, страшная как смерть, лечила больных магнетическими пассами. За сходную цену она немедленно обнаружила по меньшей мере шестерых врагов Пеланки и тут же всех их уничтожила, заодно вылечив Пеланки от язвы двенадцатиперстной кишки, а Пропалато — от хронического ревматизма. Но невезения в игре она не сломила.

Шестидесятилетней Деборе, одетой в лохмотья, по мнению Максимо, не стоило и гроша давать: она утверждала, что уже более тридцати лет беременна Апокалипсисом, была постоянно пьяна и постоянно простужена. Дебора обнаружила некую Кармозину, старую любовь Пеланки, которую он когда-то безжалостно бросил, поскольку не терпел тощих и некрасивых женщин. Деборе стоило немалых трудов спровадить эту особу, и удалось это благодаря нескольким глоткам водки, налитой в пузырьки из-под микстуры. Она предложила Пеланки несколько способов угадывать выигрыши в подпольной лотерее, тем не менее невезение продолжалось.

Единственный, кто отказался от гонорара, был Теобалдо Багдадский Принц, одетый в белое, высохший восьмидесятилетний старик с пристальным взглядом голубых глаз и добрым лицом. Он не обнаружил ни видимых, ни невидимых врагов, а если и обнаружил, то сохранил это в тайне. Дотронувшись до плеча Пеланки, он сказал:

— Только Маэстро Абсурда может вас спасти. Только он и никто больше.

— А где я могу его найти?

Теобалдо Багдадский Принц, который уже более двадцати лет предвещал конец света, за что его сажали в тюрьму и сумасшедший дом, однако не сломили, объявил:

— Там, где меньше всего ожидаешь… — Сказав это, он закрыл глаза и погрузился в сон.

На квартире Зулмиры в одиночестве, столь необходимом для мыслителя, Кардозо э Са обдумывал детали своего плана: он уже назначил встречу с марсианами, среди которых у него были друзья.

— Ну как? — спросил он Пеланки.

Усталый и подавленный, король рулетки пожал плечами.

— Не знаете, где я могу найти Маэстро Абсурда? Вы слышали о нем?

— Вы хотите встретиться с Маэстро Абсурда? — Раскат громкого хохота потряс гостиную.

— И как можно скорее!

— Он здесь, перед вами.

— Вы? Так поторопитесь же! Если это продлится еще неделю, я пропал.

— Поторопитесь, Кардозиньо, — умоляюще поддержала Зулмира.

Маэстро Абсурда улыбнулся интимному обращению секретарши.

— Будьте спокойны, сейчас все уладим.

«Какой у него орлиный, зоркий взгляд», — подумала Зулмира.

24

На обед дона Флор и доктор Теодоро пришли под руку. Немного передохнув, доктор должен был вернуться в аптеку, по воскресеньям она была открыта до десяти вечера.

— Бедняжка… — посочувствовала мужу дона Флор.

— А ты ложись сегодня пораньше, вчера тебе нездоровилось.

Дона Флор была рада, что кончилась наконец мучительная, раздиравшая ее борьба между духом и плотью. Ее беспокоило только одно — вдруг Гуляка не вернется? Что она тогда будет делать?

Но он явился, едва только доктор вышел за дверь — в плаще и с зонтом, потому что снова начался проливной дождь.

— Ты бледен, устал и осунулся. Это оттого, что ты опять не спишь, играешь, ведешь бурную жизнь. Тебе нужно отдохнуть, любимый, — сказала дона Флор после первых объятий.

В лице у Гуляки не было ни кровинки, но он улыбался.

— Устал? Немного. Ты не представляешь, как я смеялся над Пеланки.

— Ты собираешься уходить? Не останешься со мной на ночь?

— Наша ночь — сейчас. Потом, дорогая, придет другой твой муж.

Дона Флор вспыхнула.

— Нет, нет! Теперь я никогда не смогу ему принадлежать. Никогда, Гуляка! Неужели ты этого не понимаешь?

Гуляка довольно улыбнулся.

— Не говори так, любимая. Тебе нравится быть честной и серьезной женщиной, я знаю, но зачем себя обманывать? Он тоже твой муж и имеет на тебя такое же право, как я. И знаешь, он мне все больше нравится… Я говорил тебе, что мы прекрасно уживемся втроем…

— Гуляка!

— Что, моя милая!

— Значит, тебя не трогает, что я наставляю тебе рога с Теодоро?

— Разве он годится для рогов? — Гуляка провел рукой по своему бледному лбу. — И он и я твои законные супруги. Только он, дурак, мало тобой занимается. А нашу любовь, милая, если хочешь, можно назвать противоестественной, но она законна, так же как и его любовь. Разве я не прав? Мы оба твои мужья. Так кто же кого обманывает? Ты, Флор, обманываешь нас обоих, зато себя ты больше не обманываешь.

— Себя?

— Я так тебя люблю. — Его вкрадчивый голос отзывается в сердце доны Флор. — Для того чтобы обнять тебя, я преодолел небытие и явился сюда. Но не требуй, чтобы я был одновременно и Гулякой и Теодоро, это выше моих сил. Я могу быть лишь самим собой и давать тебе только любовь, остальное даст тебе он: собственный дом, верность, уважение, деньги и положение в обществе. Без всего этого ты не можешь быть счастливой, но ты не можешь быть счастливой и без моей любви, порочной, изменчивой и пылкой, хотя она и заставляет тебя страдать. Моя любовь так велика, что, и уйдя из этого мира, я все равно существую, я снова тут. Я пришел, чтобы опять наполнить твою жизнь радостью, страданием и наслаждением, но не затем, чтобы все время быть при тебе, как твой теперешний супруг, который хранит тебе верность и делает все в точно определенное время: ходит в гости, в кино и ласкает тебя. Нет, любимая, я не похож на своего благородного коллегу, я существую для того, чтобы зажигать твои потаенные желания и страсти. Он же заботится о твоей добродетели, о твоей чести, о твоем благополучии. Он — твой день, я — твоя ночь. Мы оба твои мужья, твои два лица, твое «да» и твое «нет». Ты можешь быть счастливой только с нами обоими. Когда я был у тебя один, я давал тебе только любовь и ты страдала! С ним ты ни в чем не испытывала недостатка, но страдала еще больше. Сейчас ты достигла гармонии, Флор, такой ты и должна остаться.