Недосягаемая, стр. 11

Последнее время она старалась изо всех сил быть терпеливой, но опасалась, что это ей не удастся, потому что ясно видела в Артуре то, кем он был ~ стареющего мужчину. «Я разочаровала его, — говорила она себе. — Он взял молодую жену, а я не сумела подарить ему наследника. Я должна быть доброй… должна».

Она пыталась быть особенно любящей и внимательной, но, поступая наперекор себе, чтобы ублажить мужа, она знала — ему это не нужно. Артур почти не нуждался в ней, он так долго довольствовался своим обществом, что жена внесла очень мало изменений в его жизнь.

«Я для него не больше чем настольное украшение», — подумала Элизабет и вернулась к размышлениям об Ангусе — мысленно она уже называла его по имени.

Она представляла, как бы отозвался о нем отец. Наверняка полковник Уиндовер сказал бы: «Совсем неплох для доктора!» Этот снобизм, нелепый, бесконечный снобизм, в котором ее воспитали! По какой-то прихоти фантазии она вдруг спросила себя, подвергся бы Иван такой критике, окажись он титулованным белоэмигрантом. Иностранный титул, по меркам отца, стоил немногого, но иностранец без титула вообще ни на что не годился. После войны, по крайней мере, эти традиции отомрут, некому будет их поддерживать, возможно даже, никому не захочется открывать толстые красные тома ежегодного справочника дворянства «Деб-ретт», которые всегда занимали целую полку в отцовском кабинете.

Она подумала о том, что делал Ангус, — о его работе среди людей, раненных в сражениях, о том, что он никогда не щадил себя, о мастерстве и виртуозности его операций. И тем не менее для ее отца и, в чем она была совершенно уверена, для Артура тоже он оставался «всего лишь доктором».

Когда Элизабет подъехала к крыльцу, Артур ждал в холле, через секунду она услышала, как позади остановилась машина Ангуса. Муж вышел на ступени, в руках у него были часы. Он уже переоделся к обеду в смокинг и рубашку с высоким старомодным воротничком.

— Ты опоздала, дорогая.

— Знаю, Артур. Извини меня, дело в том, что по дороге домой я заехала к Лидии. Посмотри, я вернула мистера Маклауда, чтобы он пообедал с нами.

Артур безучастно кивнул:

— Добрый вечер, Маклауд. Не думал, что вы останетесь, иначе я бы сам вас пригласил.

— Значит, вы сегодня уже виделись? — спросила Элизабет.

— Да, да, — раздраженно ответил лорд Эйвон. — А теперь ступай и переоденься, если хочешь. Обед, должно быть, уже готов.

— Я не отниму у вас больше минуты, — пообещала Элизабет и начала бегом, словно девочка, подниматься по лестнице.

Ей понадобилось больше обещанной минуты, чтобы сменить форму на вечернее платье, но она уложилась в десять минут. Горничная удивилась, когда Элизабет сказала, что наденет сегодня не простое черное платье, которое та готовила ей почти каждый вечер, а новый наряд из мягкого белого шифона, купленный два года назад и с тех пор ни разу не надетый, потому что Элизабет казалось, будто в нем у нее слишком молодой и шикарный вид. Сейчас она надела его, добавив ожерелье из изумрудов и такие же браслеты — фамильные драгоценности в немного старомодной оправе, но очень мило выглядевшие на фоне белого шифона. Элизабет посмотрела в зеркало и подавила возглас удивления — так хорошо она выглядела, а затем, вспомнив, что Артур разъярится, если обед придется задержать еще дольше, поспешно спустилась вниз.

Мужчины ждали в холле. Подходя к ним, она услышала, как муж говорил:

— Сегодня хорошие новости, Маклауд. Похоже, война скоро закончится и все мы сможем вернуться к нормальной жизни.

Элизабет показалось, что в этот момент ее сердце сжала ледяная рука. «Нормальная жизнь» означает, что Эйвон-Хаусу будет возвращен его былой блеск. Из бального зала вывезут кровати, из спален улетучится слабый запах эфира. Уедут медсестры, и Ангус больше не появится в доме.

«Я не вынесу этого», — подумала Элизабет. Мужчины смотрели, как она к ним подходит, и старый дворецкий, который топтался в стороне, поджидая хозяйку, громогласно объявил:

— Обед подан, милорд.

Они прошли в маленькую столовую, где обедали с начала войны. Еду подавали в больших серебряных блюдах с гербами, которые, как помнила Элизабет, произвели на нее большое впечатление своим роскошным видом, когда она впервые лриехала в Эйвон-Хаус. Сейчас, в эту самую минуту, она удивилась, что могла довольствоваться всей этой помпезностью и условностями, которые Артур воспринимал как само собой разумеющееся. В то же время она чувствовала, что сегодня не в силах задавать себе слишком много мрачных вопросов. Ведь ей показалось, что в глазах Ангуса промелькнул слабый проблеск восхищения, когда он, обернувшись, следил, как она спускается по лестнице. Сейчас, когда мужчины беседовали, она заметила, что он пытается и ее привлечь к разговору. Ей не хотелось разговаривать, с нее было довольно и того, что он сидит рядом — отчего-то она чувствовала покой и счастье.

Элизабет все ломала голову, как остаться с ним наедине, но после обеда возможность предоставилась сама собой, когда Артуру доложили, что его хочет видеть управляющий. В тот день на одну из ферм упал самолет. Никто не пострадал, но следовало немедленно произвести ремонт. Артур прошел в кабинет, а Элизабет провела своего гостя к себе. Она предложила Ангусу сигарету, но сама взять отказалась.

— Вы не курите? — спросил он.

— Очень редко.

— Я рад.

— Почему?

— Мне нравится, когда женщины женственны.

— Думаю, всем нам в глубине души хочется быть женственными. Я очень устала от своей формы.

— В этом наряде вы нравитесь мне гораздо больше. Он говорил серьезно, и она поняла, что слова, звучащие как легковесный флирт в устах другого мужчины, для него были простой констатацией факта.

— Спасибо, — счастливо улыбнулась Элизабет. — Я так рада, что вы вернулись пообедать, но боюсь, вам было скучно. Как-нибудь позвольте мне пригласить интересных людей, чтобы было с кем поговорить.

— Не выношу интересных людей. Гораздо больше предпочитаю побыть наедине с вами и вашим мужем.

Ей показалось или на самом деле перед последними двумя словами была сделана крошечная пауза?

— Все равно, — настаивала Элизабет, — я бы хотела, чтобы вы познакомились с моей сестрой и ее мужем. Наверное, вам известно его имя — Иван Разумовский.

— Разумовский ваш родственник? — изумился Ангус. — Он поразителен. Мне удалось побывать на его концерте месяца три назад, и к концу я был совершенно изможден, словно пережил что-то большое.

Теперь настала очередь удивляться Элизабет.

— Неужели музыка оказывает на вас такое влияние? — спросила она.

Ангус улыбнулся:

— Не всякая.

— Иван незаурядный человек.

— Я так и думал.

Ангус Маклауд помрачнел, и Элизабет догадалась, что до него тоже дошли слухи.

— Все же моя сестра и он очень счастливы, — быстро сказала она, — Лидия инвалид, шесть лет назад во время прогулки верхом с ней произошел несчастный случай. Доктора сказали, что она никогда больше не сможет ходить, но Лидия и Иван все равно счастливы, они до сих пор любят друг друга.

— В таком случае что еще имеет значение? — спросил Ангус.

Элизабет встретилась с ним взглядом.

— Ничего, — сказала она. — Ничего.

Глава 5

— Яуспела позабыть, как красива Англия, — сказала Кристин, растянувшись на траве рядом с креслом Лидии.

— Ты скучала по дому хоть чуть-чуть? — с улыбкой спросила Лидия полушутливым тоном.

Кристин отнеслась к вопросу серьезно. Она перевернулась на бок и, подняв голову, подложила под нее руку, затем ответила, глядя на мать:

— Временами — ужасно. Но иногда вы казались такими далекими, и я даже думала, что вы плод моего воображения.

Лидия смотрела на дочь, решая, наверное, уже в сотый раз после ее возвращения, на кого она похожа. Овальное лицо и большие темные глаза достались Кристин, очевидно, в наследство от русских предков, которые наделили ее и той грацией, с какой она двигалась. Но темные волосы, почти как вороново крыло, ничуть не напоминали огненные локоны Ивана или ее собственные волосы — темные, но ни вкоем случае не черные. Кристин не была похожа на отца, и никто при виде ее не воскликнул бы, что она дочь Лидии; но улыбка, которая сразу выдавала ее возраст и временами светилась с подкупающей искренностью, была очень английской, как и маленький, чуть вздернутый нос. Она не была красива в строгом смысле этого слова, но в то же время обладала пикантной, привлекательной внешностью, что само по себе примечательно, и Лидия пребывала в совершенной уверенности, что тот, кто впервые взглянет на дочь, посмотрит еще раз.