Вкус листьев коки, стр. 42

ГЛАВА 16

Быка за рога

1536 год. Мятеж Манко не удался. Поражение при Куско сокрушило дух инков. Многие воины утратили веру в будущее и покинули ряды войска своего правителя. Те же, кто остался, двинулись на северо-запад вдоль Священной долины в огромную инкскую крепость Оллантайтамбо. Там они окопались и стали ждать неизбежного.

Долго ждать не пришлось. В том же году явился Эрнандо Писарро и привел с собой семьдесят всадников и множество пехотинцев, среди которых были и испанцы, и коренные жители. Люди Манко засыпали нападающих булыжниками и стрелами, пиками и камнями. Блестящий стратег, Манко открыл шлюзы и затопил долину у подножия крепости, усложнив продвижение лошадям и солдатам в тяжелых доспехах. Эрнандо торопливо ретировался, и вскоре отступление переросло в стремительное бегство: торжествующие инки бросились вслед за испанцами в долину.

Однако они недолго праздновали победу. Вскоре после этого крупная экспедиция испанцев вернулась из Чили и присоединилась к войску. На этот раз они привели с собой в четыре раза больше всадников, и у Манко не было выбора, кроме как покинуть Оллантайтамбо и скрыться в непроходимых джунглях с немногими оставшимися воинами. Там они построили Вилькабамбу, последний оплот империи инков, – город из шестидесяти громадных каменных зданий и трехсот небольших. Обосновавшись, они стали совершать вылазки и вести партизанскую войну, нападая на удаленные испанские поселения. Когда Манко умер, его сыновья продолжили борьбу.

В 1572 году испанцы наконец устали от постоянно досаждающих им инков и направили экспедицию с целью уничтожить последний оплот мятежа. Достигнув Вилькабамбы, они увидели, что город пуст и сожжен до основания. Ничуть не смутившись, они продолжили поиск и, в конце концов, схватили Инку Амару, последнего из сыновей Манко, который прятался у берегов реки с беременной женой. Его отвезли в Куско, судили и обезглавили на городской площади.

Мы прибыли в Оллантайтамбо как раз вовремя, чтобы успеть к фестивалю троих детей Христа. Празднование началось не слишком благоприятно. Три деревни прибыли на центральную площадь одновременно со своими священными статуями, и разразился спор – чей паланкин должен войти в церковь первым. Кое-кто из верующих с вязаными масками на лицах принялся всерьез размахивать символическими кнутами. В густых облаках дыма от благовоний послышались звуки расстроенных рожков, и даже старики начали распихивать друг друга. Наконец те, у кого были рожки побольше и церемониальные посохи поострее, продрались вперед через толпу. В Оллантайтамбо смирение явно не считалось ценной религиозной добродетелью.

За углом нас ожидало более очевидное испытание силы и мужества. Шесть тысяч местных жителей собрались на склоне холма, окружив обнесенный высокой стеной участок земли размером с хоккейный каток. В загоне находились двадцать быков со страшными рогами, они ревели и взрывали копытами землю. Местные жители в алых костюмах с блестками и толстыми подплечниками ходили взад-вперед, поджидая, пока выпустят первого быка. Ждать пришлось недолго.

Угольно-черный и злобный, как растревоженное осиное гнездо, бык ворвался в ворота и остановился как вкопанный посреди ринга, явно раздумывая о том, кого из матадоров распотрошить в первую очередь.

Матадоры метнулись к защитным деревянным барьерам, выстроенным с промежутками вдоль одной стены. Бык потоптал копытом землю. Один из участников бросился вперед, помахивая алым плащом. Бык ринулся к нему, плащ взметнулся вверх, и толпа взревела. Не желая прозябать в бесславии, другие матадоры вышли из укрытий, и вскоре бык уже носился по рингу, набрасываясь то на один плащ, то на другой. Примерно через три минуты он понял бесполезность своих действий и просто замер посреди площадки. На его рога накинули веревку и увели за ворота; по-моему, он был этому только рад.

У матадоров не было ни кинжалов, ни копий – быки были рабочими животными, и никто не собирался убивать совершенно здоровую скотину ради дешевого зрелища. Если кто и рисковал по-настоящему, так это сами матадоры. Между ними и остророгой горой мышц в пятьсот фунтов весом был лишь плащ не толще занавески для душа.

– Ты что задумала? – спросил Джон.

– Думаю, надо попробовать, – ответила я.

И сразу почувствовала, как в животе заурчало от страха.

– Ну да, конечно! – фыркнул Джон, продолжая наблюдать за боями.

Организаторы шоу разделяли его скептицизм.

– Попробуете потом, – сказали они, имея в виду «потом, когда бой закончится и все, включая быков, уйдут домой».

Я оглядела животных. Один был почти теленком с трехдюймовыми рожками и дружелюбной мордой.

– Этот когда пойдет? – я показала на него.

– Через три поединка, – ответил хозяин и поднял три пальца.

Великолепно. Я залезла на стену и как раз успела увидеть, как несколько сот фунтов взбешенной говядины впечатались прямо в живот одному из матадоров.

Стоя там, на стене, я поняла, что одно дело представлять, что что-то делаешь, и совсем другое – действительно делать это. По крайней мере, шанса передумать у меня уже не будет. Белая оштукатуренная стена слишком высока, назад уже не вскарабкаться.

Два быка прошли. Мой – следующий. Главный матадор присел на колени прямо у ворот. Когда выбежал бык, он отвел плащ в сторону. Рог полоснул воздух в дюйме от его уха. Джон спрашивал меня о шоу, но его голос казался комариным писком. Что, если я не прыгну? Всю жизнь буду мучиться, думать – смогла бы я продержаться на ринге или не смогла? Буду снова и снова проигрывать эту картину в голове, разбирать на части, вспоминать тот момент, когда струсила.

И я прыгнула.

Я пошла прямиком к защитному барьеру.

– Научите меня! – крикнула я матадору, что стоял ближе всех. Тот протянул мне плащ и показал, как отставлять его в сторону. Сама влево, плащ вправо. Теперь оставалось лишь подождать моего теленочка с маленькими рожками.

На ринг вырвался следующий бык. Он был огромный, со злобными глазами, тяжелыми рогами и широким лбом, и на нем по-прежнему была веревка – хозяин попросту побоялся ее снимать. К моему ужасу, бык направился прямиком к единственному человеку на ринге, на котором не было костюма, – пузатому пьянице, размахивавшему шестифутовой деревянной доской. Бык пригвоздил пьянчужку к стене и попытался поддеть планку одним рогом. Толпа словно обезумела. Несколько матадоров бросились вперед, чтобы отвлечь животное. Я затаила дыхание. Единственным, кого это, кажется, не волновало, был пьяница; он с самого начала схватки держал руку над головой в приветственном салюте.

«Так, – подумала я. – Даже пьянице это по силам. Значит, не так уж это и сложно».

Оказалось, сложно. Я втайне надеялась, что десятилетний опыт занятий дзюдо сослужит мне службу, однако каждый раз, когда разъяренные рога мчались на меня, мне хотелось врости в землю, тупо вытянув перед собой руки, и молиться, чтобы мой алый плащ супермена волшебным образом удержал полтонны движущейся плоти. «Сама – влево, плащ – вправо», – повторяла я про себя как мантру. Бык следовал за плащом, что бы я ни делала. Постепенно окружающий мир вернулся на место. Я почувствовала хрустящий песок на зубах, окрасивший их в грязно-коричневый цвет, ощутила пальцами истрепанную ткань плаща. И над ревом толпы вдруг раздался голос.

– Ты, идиотка!

Я повернулась и увидела на стене какого-то австралийца. Он держал в руке запотевшую банку пива.

– Что? – крикнула я.

– ТЫ – ПОЛНАЯ ИДИОТКА!

– Может, спуститесь сюда и скажете мне это в лицо? – парировала я.

Толпа взревела и чуть не сбросила его на ринг. И в тот момент я поняла, почему я здесь. Я была клоуном. Матадоры демонстрировали свое мужество и красивые наряды, а мы с пьянчужкой дразнили быков, когда те поворачивались к нам спинами. Мы обнимались и торжествовали, когда все шло хорошо, а когда я что-то делала неправильно, пьяница меня спасал. Мы почти не замечали быков рядом с бушующей толпой. И к тому же это было легко. Сама влево – плащ вправо.