Истинные цвета, стр. 62

А что, если они с ним решат вступить в законный брак? Впрочем, Энтони, как и Нина, не больно-то распространялся о своих корнях. Он был единственным ребенком в семье, обожал мать и ненавидел отца. Родители его умерли, когда он был еще маленьким. Энтони воспитывали преподаватели частного пансиона, бабушка и глава семейного клана, дед Олстон Гартвик (весьма неприятный человек, ныне покойный). По словам Энтони, родных у него не осталось.

Казалось бы, Нине радоваться надо. Такой жених – подарок судьбы. Но отсутствие у него богатой родословной разочаровало ее.

«Ну и что с того?» – вдруг подумала она, глядя на спящего Энтони. С ним она обретет высокий общественный статус и положение. Станет миссис Энтони Гартвик. Так при чем здесь его семья, если она сама в состоянии создать династию?

На следующее утро Нина прибыла в «Дейли» около одиннадцати. Шагая к своему офису, она весело принимала поздравления тех, кто видел вчера ее интервью и с нетерпением ждал ее статью – очередную сагу об Изабель де Луна.

Все еще улыбаясь, она оглядела свой рабочий стол. В одной стопке – телеграммы, в другой – телефонные сообщения. Букет цветов от операторов. Но тут она заметила небольшой конвертик, приклеенный скотчем к компьютеру, и улыбка ее померкла. В конверте находилось письмо, подписанное Филиппом Мединой. Смысл его сводился к короткой фразе: «Вы уволены».

К часу дня, после того как она освободила свой стол и офис в «Дейли», ее вышвырнули и из Эй-би-си. И все благодаря Филиппу Медине. И Изабель.

Глава 21

Барселона

1987 год

Изабель старалась быть выше той шумихи, которую вызвало шоу Греты Рид, но в конце концов смирилась с реальностью: до тех пор, пока публика не утолит потребность в сплетнях по поводу ее персоны, от домогательств прессы ей не избавиться. Настроение у нее было отвратительное. Приближалось Рождество, но грядущий праздник ее не радовал; она чувствовала себя преданной теми, кому бесконечно доверяла. Коуди, Нина, Джулиан, Филипп – с мужчинами у нее были интимные отношения, с Ниной когда-то связывала теснейшая дружба. Каждый из них имел беспрепятственный доступ к ее душе. И теперь по каким-то непонятным причинам эта близость обернулась против нее.

Сначала она забаррикадировалась у себя в квартире, затем одинокая, напуганная, остро ощущая потребность в родном человеке, перебралась в квартиру Скай. Вскоре, впрочем, стало ясно, что она лишь сменила одну клетку на другую.

– Я понимаю твое желание убраться отсюда, – отозвалась Скай, внимательно выслушав Изабель. – Почему бы тебе не поехать в Санта-Фе со мной и Сэмом? Возьмешь с собой краски. Миранда и Луис убьют каждого, кто попробует к тебе подойти. Поехали, Из. Праздники же! Тебе нечего делать в Нью-Йорке. Только туристы проводят Рождество в городе.

– Я не собираюсь оставаться в Нью-Йорке. Я поеду в Барселону.

– Отлично! – воскликнула Скай, хотя в глубине души расстроилась. – Флора и Алехандро будут в восторге!

– Я наняла адвоката, чтобы расторгнуть контракт с Джулианом, – продолжила Изабель. – Тяжба, возможно, будет просто отвратительной.

– Пожалуй, – сказала Скай, которая знала, сколь злопамятен Джулиан Рихтер.

– Понимаю, но это уже не важно. До тех пор пока я не избавлюсь от него, у меня нет возможности продавать работы, а значит, я не в состоянии зарабатывать себе на жизнь. Он загнал меня в угол. – Скай тяжело вздохнула. – Кроме того, – продолжила Изабель, – мне нужно на какое-то время сменить обстановку и побыть одной.

– Я понимаю, тебе очень горестно, Изабель. Но бежать от жизни и прятаться – не лучшее средство против боли.

– Я ни от чего не бегу. Скорее напротив, бегу чему-то навстречу, – сказала она. – В последнее время моя творческая энергия пошла на убыль. Такое ощущение, что моя муза устала и обессилела. Я сама себя не узнаю. Редко смеюсь. Мне трудно сидеть взаперти и еще труднее куда-нибудь выйти. Я не могу общаться с людьми и схожу с ума от одиночества. – Изабель горько усмехнулась, пожала плечами и безвольно опустила руки на колени. – Первые свои годы я провела на холмах Кампинаса. Там, глубоко в земле, мои корни, и, несмотря на тот кошмар, из-за которого я приехала сюда, именно эти корни меня держат. В Кастель с тетей Флорой я чувствую себя в безопасности. Я люблю тебя, Скай, люблю Миранду и Луиса. Знаю, что вы всегда готовы и защитить меня и помочь, но сейчас мне будет спокойно только там.

Несмотря на все усилия тети Флоры, Изабель мало ела, еще меньше спала, ни с кем не хотела ни встречаться, ни говорить. А уж с Филиппом тем более. Однако с Флорой Изабель разоткровенничалась, ей хотелось излить тетке свою душу. И чем больше они говорили о том, что произошло, об отношениях Изабель с Коуди, Джулианом и Филиппом, тем больше Флора узнавала в ней себя.

Изабель разочаровывала мужчин так же, как обычно мужчины разочаровывают женщин: она к себе никого не подпускала, никому не позволяла полностью завладеть ее душой; она отдавала многое, но самым сокровенным не делилась. Впрочем, Флора считала это нормальным, ибо только так следует противостоять извечному мужскому требованию: женщина должна принести себя в жертву. Наконец Алехандро стал уважать ее право на самостоятельность и признал справедливым ее желание любить его, не становясь при этом рабыней. Увидев Филиппа, Флора определила в нем человека, способного на такое же отношение к женщине.

– Я говорила с ним. Ты разбила ему сердце, Изабель. Он любит тебя, разве ты не видишь?

– Мне все равно.

Изабель задумалась. Она не видела смысла в разговоре о Филиппе, потому что не представляла их совместного будущего. Их тянуло друг к другу и в то же время отталкивало: оба признавали взаимное физическое влечение, но никто из них не осмелился прямо заявить о своих чувствах, сделав первый шаг навстречу другому.

– Сейчас вопрос не в том, безразличен он мне или нет, – подвела она итог. – Прежде чем разбираться с Филиппом Мединой, я должна примириться с Изабель де Луна.

Флора готова была оспорить это утверждение, но воздержалась.

Прошло полгода. Тетка ничем не могла помочь Изабель, ей оставалось только молча сидеть и смотреть, как племянница теряет всякую надежду сбросить с себя тяжкий груз депрессии. За свои восемьдесят шесть лет Флора несколько раз переживала подобные кризисы и знала, что боль порождает новое понимание, страдания приносят опыт.

Почувствовав, что племянница вот-вот скатится в пропасть отчаяния, тетка объяснила, что жизнь похожа на горы, в которых прошло ее детство: можно подняться на самую вершину, но оттуда путь один – вниз. И единственная альтернатива – сделать рывок и попробовать взобраться еще выше.

Незаметно весну сменило лето, и Изабель начала постепенно возрождаться. Процесс очищения проходил мучительно и трудно, но она вдруг ощутила потребность вернуться к работе. Отказавшись от автомобиля и лошади, она в поисках натуры ездила по окрестностям на велосипеде и каждый день возвращалась домой с папкой, полной карандашных набросков, ни один из которых не устраивал ее в качестве основы для серьезной работы. Когда от Реев – давних знакомых Флоры – пришло приглашение провести несколько дней на их вилле Котэ д'Азур, это показалось ей спасительным знаком свыше.

Ренальдо и София Рей, состояние которых выросло вдесятеро во время постфранкистского строительного бума, считали Барселону своей базой, что не мешало им проводить горнолыжный сезон в шале в Цюрихе, а лето – на вилле в Хуан-лес-Пинс. Их огромный дом в испанском колониальном стиле стоял на холме, откуда открывался прекрасный вид на бухту Ангелов – полоску моря между Ниццей и Каннами.

Центральное место на вилле занимала двухэтажная постройка со стеклянной крышей, в которой имелся внутренний дворик и которая использовалась как гостиная. От нее лучами расходились просторные комнаты, роскошно и со вкусом меблированные, переполненные произведениями искусства восемнадцатого-девятнадцатого веков, а также и работами современников – молодых испанских живописцев. Здесь же висели полотна из серии «Ода Эос», которые Изабель подарила хозяевам дома.