Истинные цвета, стр. 49

– С радостью, – ответила Изабель. – Расскажи, как ты стала знаменитой Пандорой!

Нина коротко обрисовала свой путь к успеху, не обходя вниманием и роль Филиппа Медины в своей карьере. Дойдя до настоящего времени, она заявила:

– Ну, довольно обо мне. А чем занималась ты, кроме, разумеется, живописи?

Изабель следовало бы нагородить ей какой-нибудь чепухи, но, к сожалению, она не предвидела подвоха.

На следующий день «Ящик Пандоры» был посвящен одной-единственной теме: под заголовком «Романы в мире искусства». Изабель прочла, что они с Джулианом Рихтером состоят в интимной связи. Когда она ворвалась в офис Дэвис в «Дейли», гневно размахивая свежим номером, Нина только рассмеялась:

– Я разглашаю твою тайну? Искажаю факты? Не кипятись, остынь! Благодаря моей статье о тебе сегодня говорит весь Нью-Йорк. Кстати, Джулиан в общих чертах подтвердил мои догадки.

Глаза Изабель метали молнии. Ярость, боль, обида, негодование рвались наружу, застилая все вокруг красной пеленой гнева.

– Ты, Нина, просто мерзавка! Как ты могла так подло предать меня?

Улыбка Нины померкла.

– Ты называешь это предательством? Да ты и понятия не имеешь, что значит это слово!

Изабель вовремя сообразила, что Нина нарочно старается вывести ее из себя. Нет, больше она не позволит ей заманить себя в сети! Резко повернувшись, Изабель вышла из кабинета.

– Да ты еще будешь мне в ножки кланяться! – крикнула Нина ей вдогонку. – Я сделала тебе великое одолжение, сеньорита де Луна! Я сделала тебя звездой!

Глава 17

Париж

1985 год

После клеветнической статьи в «Нью-Йорк дейли» Изабель понадобился не один месяц, чтобы прийти в себя. Покинув офис Нины, она направилась в апартаменты Джулиана.

– Все правильно, – заметил он, махнув рукой. – Она сделала тебя звездой. Не вижу в этом ничего плохого.

– Что ты ей рассказал?

– Истинную правду. Я сказал, что у нас с тобой были близкие отношения, выходящие за рамки стандартной схемы меценат – художник. Когда она спросила, какие у нас планы на будущее, я ответил, что мы с тобой намерены продолжать совместную работу.

– Ты дал ей понять, что у нас с тобой роман. Но зачем?

– А почему бы и нет? Романтические интрижки помогают продавать газеты… и картины. Кроме того, – добавил он, раскрывая ей объятия, – теперь, когда все знают, что мы с тобой любовники, ты смело можешь покориться своим истинным чувствам.

Изабель не удостоила его ответом и молча вышла из комнаты.

Нину она простить не могла, но могла понять тайные мотивы ее поступка. А вот Рихтер… Он воспринимал публикацию с оскорбительным безразличием, а его грубое пренебрежение к чувствам Изабель возмущало ее почти так же сильно, как и массированная атака прессы, вызванная гадкой статьей Нины. Она не обвиняла Джулиана в предательстве – ее предала Нина, но простить его за попытку оправдать эту гнусность ей не удавалось.

Джулиан понимал, что все испортил. Несмотря на все его ожидания, Изабель не собиралась возвращаться в его объятия. Нет, она не отдалилась от него полностью, но перестала быть доступной и покладистой, как раньше. Отныне Изабель использовала малейший предлог, чтобы отклонить его приглашение на обед или на вечеринку. Когда им случалось вместе появляться на публике, она пресекала любые проявления внимания с его стороны, которые могли быть расценены как намек на интимные отношения. В разговорах с ним она все чаще отстаивала свои права.

Джулиан же с удвоенным рвением бросился отвоевывать утраченные позиции. Ее выставка-шоу имела звездный успех, твердил он ей. Она заработала на этом кучу денег. Ее имя теперь у всех на слуху. Он неустанно повторял, что у него и в мыслях не было ее обидеть и что статья в «Ящике Пандоры» фактически способствовала ее карьере.

Но если уж говорить начистоту, у Джулиана имелась и другая причина поощрять Нинины домыслы: намек на роман, существующий между ним и Изабель, позволил ему избавиться от стаи алчущих волков. К примеру, Филипп Медина лично позвонил ему, чтобы получить подтверждение изложенным в статье фактам. Джулиан, ни секунды не колеблясь, заявил ему, что да, они с Изабель уже не один год состоят в интимной связи. «Мы все чаще поговариваем о свадьбе, – солгал он, – но пока не пришли к определенному соглашению».

Чтобы противостоять разрушительному напору Скай, Рихтер продолжал восстанавливать доверие Изабель, надеясь, что за этим последует и потепление в отношениях. Он действовал осторожно, постепенно и старался на нее не давить. Когда же стало ясно, что хотя гнев ее усмирен, в сердце не осталось и следа былой увлеченности, он переменил тактику и решил прибегнуть к действенному приему, который не раз помогал ему в прошлом: он предложил Изабель поискать вдохновения за пределами Нью-Йорка. Впоследствии он не раз сокрушался по этому поводу.

Французский художественный совет устраивал в Пале-Рояль специальную выставку, посвященную творчеству американских художников. Выставку, конечно же, окрестили «Американцы в Париже» и провозгласили событием года в мире искусства.

– Напрасная потеря времени, – заявил Джулиан, прочитав приглашение. Все словно сговорились отнять у него Изабель! – Париж вот уже полвека не является центром мирового искусства.

– Приглашение прислали мне, Джулиан, а не тебе. И я ответила согласием.

– А что, если я не желаю, чтобы ты там выставлялась? Что, если таким образом ты серьезно повредишь своей будущей выставке в Нью-Йорке?

Изабель смело взглянула ему в глаза:

– На выставку приглашены лучшие художники Америки, Джулиан. Отказаться от экспозиции все равно что признать, что я недостойна называться лучшей. А мы с тобой прекрасно знаем, что это не так!

Нина шагала по улице Фобург-Сент-Оноре, весело размахивая пакетами с логотипами известных модельеров, и вдруг увидела, как из «Гермеса» выходит Энтони Гартвик собственной персоной. Она хотела было проигнорировать его и таким образом отомстить за ту ночь на Мальорке, но поздно – он уже заметил ее и ринулся ей навстречу.

– Нина! Какой приятный сюрприз! – Он обнял ее за плечи и расцеловал в обе щеки. – Я чуть не забыл, как ты прелестна.

– Иди к черту, Гартвик!

Если бы в его изумрудных глазах не вспыхивало пламя, если бы его чувственные, резко очерченные губы не сложились в лукавую мальчишескую улыбку, если бы от него не пахло дорогим одеколоном, напоминавшим ей о дворцах и сказочных принцах, она бы отпихнула его в сторону и пошла своей дорогой. Но он выглядел для нее не менее привлекательным, чем она для него, если верить его словам. Вот почему вечером того же дня она обедала с ним в «Ле Гран-Вефур», а потом очутилась в его номере в «Плаза-Атене», а точнее – в его постели.

Он ужасно изголодался по ней и никак не мог насытиться. Он овладевал ею снова и снова, меняя позиции. Ласки его порой были грубоваты, но, слушая, как он стонет, впиваясь в ее плоть, потом почти всхлипывает от наслаждения и снова стонет, возбуждаясь, Нина упивалась животной страстью. К утру все тело ее ныло, но, засыпая в его объятиях, она решила, что влюблена.

Париж оказался именно таким, каким его представляла себе Изабель. Она приехала за неделю до начала выставки, чтобы всласть побродить по городу и поглазеть на его чудеса. Она гуляла по улочкам с блокнотом в руках, часто останавливаясь и делая зарисовки.

Помимо набросков и прогулок, в культурную программу Изабель входило также посещение многочисленных парижских музеев. Город предлагал поистине королевский выбор шедевров, и Изабель наслаждалась этим изобилием.

В Лувре, переходя с этажа на этаж и из зала в зал, Изабель пыталась осмыслить увиденное не только с точки зрения сюжета и мастерства, но и в контексте времени. Она как завороженная следила за эволюцией искусства. В определенные моменты, когда, казалось, художественная мысль уже зашла в тупик, происходили новые открытия в науке, менялись философские доктрины и взгляды, и это давало мощный импульс какому-либо течению в искусстве.