Княгиня Ренессанса, стр. 58

– Послушай, Паньото, – с ходу начал Фульвио, – когда я ребенком играл в катакомбах, говорили, что одна из них проходит под Тибром и поднимается до замка Святого Ангела. Это правда?

Король нищих поскреб затылок.

– Точно, как раз под мавзолеем этого парня, которого звали Адрианом. Выход из подземного хода – прямо над гробницей. Потом, когда этот приятель Аврелиан построил вокруг Рима городскую стену, он превратил эту гробницу в крепость. Да только все это, детки мои, было во времена царя Гороха.

– В III веке, – уточнила Зефирина.

– Может быть, но теперь уже неважно, в III или IV веке.

– Короче, такой ход существует и ты его знаешь? – не давал отклониться от темы Фульвио.

– Ну конечно, знаю, и Палько тоже знает. Фульвио и Зефирина с надеждой переглянулись.

Паньото тут же перехватил их взгляд.

– Ну-ну, ангелочки, рано радуетесь. Что с того, что есть. Это еще ничего не значит. Туда веем скопом не сунешься. Там с трудом могут пробраться несколько человек, да и то не спеша… Римляне понастроили там всяких ловушек, вроде ям, утыканных острыми пиками, ну и прочее в таком же роде. Их еще надо суметь обойти… Требуется воображение, как у тех ребят. Я вот только рассказываю об этом, а меня уже трясет. Прежде всего вам надо понять, что римляне и не думали загонять туда христиан, наоборот, боялись, что эти типы полезут в подземелье, чтобы отламывать пальцы ног у их обожаемого Адриана… В этом смысле римлян можно понять, ведь верно?

– Хм…

Фульвио оставил при себе свое мнение о пальцах ног императора Адриана. Он лишь спросил:

– Ты уверен, Паньото, что эта катакомба не то же самое, что подземный ход между Ватиканом и замком Святого Ангела?

Паньото снова принялся за еду. Обсасывая с грацией кошки свиное ухо, он ответил:

– Черт побери, конечно, уверен, потому что потайной ход папы давно уже ни для кого в Риме не является тайной… и меня, Паньото, ничуть не удивляет, что эти чечеточники пронюхали про это…

С этими словами Паньото сплюнул густую черную слюну, адресованную испанцам, а затем, почесав дырку посреди своего лица, сказал с лукавым видом:

– К чему ходить вокруг да около, мой князь. Я вижу, куда ты клонишь. Но ты и твоя маленькая женушка, вы мне нравитесь. Это ж надо было посмотреть, как она тебя любит! Я же не бесчувственный. Она так плакала, бедняжка, я даже сказал Палько и Панокьо: «Приятно посмотреть, как один брат любит другого, а вы, подлецы, не станете рисковать своей старой шкурой ради моей морды».

Под взглядом Фульвио, казалось, говорившим: «Вы плакали, мадам!», Зефирина попыталась спрятать лицо под кудрями, выбившимися из-под шапки. Стараясь придать голосу твердость, она спросила:

– Паньото, скажи честно, сможешь ты или нет провести нас этой дорогой?

– Ну, конечно. Только у нас мало шансов выйти оттуда живыми, потому что, окажись мы там, к примеру, вдесятером, что мы скажем этим чертовым плясунам сегидильи? «Ку-ку, вот они мы, хотим поздороваться с нашим папой!..» Мы только и успеем, что поздороваться, они тут же перестреляют нас, как кроликов.

Справедливость его рассуждений была настолько очевидной, что Фульвио и Зефирина удрученно переглянулись.

– Я пойду один, – решил Фульвио.

– Я пойду с вами, – тут же сказала Зефирина.

– И оба попадете прямо на небо, что и говорить, мудрено придумано.

Глаза Зефирины наполнились слезами. Она не в силах была смириться с тем, что надо отказаться от борьбы.

– Паньото, помоги нам вырвать из испанских когтей папу и его спутников, если только они еще живы.

Ее слезы, кажется, потрясли нищего.

– Послушайте, у меня, похоже, появилась неплохая идея, но вы все должны будете слушаться меня… Итак, вот как мы будем действовать…

Пригнув к себе грязными руками головы Фульвио и Зефирины, король нищих долго что-то шептал им.

То, что он говорил, было, наверное, очень интересно, потому что лица молодых людей прояснились.

Когда Паньото закончил свою речь, Фульвио прошептал изумленно:

– Четыре тысячи нищих… да это целая армия! Мы верим тебе, друг, но я должен честно тебя предупредить, что моя жена и я, мы потеряли все, что имели. У нас нет ни одного цехина, ни одной драгоценности… Почему же вы?..

Фульвио не решался высказать свою мысль. За него договорила Зефирина:

– Почему ты соглашаешься пойти на это, Паньото? Ведь все вы очень рискуете.

Ответ короля нищих был полон достоинства:

– Думаете, только князья мечтают о славе, мои овечки… может, нищие Рима тоже мечтают войти в легенду!

Глава XXVI

ЗАМОК СВЯТОГО АНГЕЛА

– Капитан, тут делегация нищих явилась… Просят принять их…

При этих словах лейтенанта Рикардо де Сан-Сальвадор капитан Эррера со злостью ударил сапогом по сундуку с доспехами.

– Повесьте их!

– Ваше превосходительство, – настаивал сын доньи Гермины, – эти оборванцы предлагают расчистить улицы…

Капитан перестал ходить по комнате.

– А что им нужно взамен?

– Ничего особенного, только право взять себе одежду с трупов.

– Ну, хорошо, пусть поднимутся… Нет, лучше я спущусь во двор посмотреть на них.

Эррера был в препакостном настроении. Все в Риме шло из рук вон плохо. Конечно, имперские войска удерживали в плену папу, но после недели оргий и убийств, совершенных по большей части ландскнехтами-протестантами, горы трупов на улицах источали чудовищный смрад.

Тела пяти или шести тысяч мужчин, женщин и детей, павших от рук убийц, теперь разлагались на улицах Вечного города.

Солдаты, пресытившиеся своими злодеяниями, прихватив добычу, разбрелись по деревням.

И будто мало было всего, что уже произошло, на Рим свалилось новое несчастье. В разных местах города появилась чума. Уже заболели солдаты.

Эррера боялся даже думать, что произойдет, когда люди, расставленные на своих постах, узнают о надвигающейся эпидемии.

В эту ночь Эррера плохо спал. С зубчатой стены, окружающей замок Святого Ангела, он слышал уханье сов, летавших над городом. Неужели придется посылать патруль на улицы этого проклятого города! Да эти посланные ни за что не вернутся назад: станут либо пьянствовать, либо грабить, либо насиловать, чего доброго еще и сами окажутся убитыми, если по неосторожности забредут куда-нибудь на окраину…

Нет, все шло ужасно. Капитану Эррере было отчего огорчаться. Он ненавидел Рим, ненавидел замок Святого Ангела, ненавидел Италию… и проклинал свою роль надзирателя папы.

Лежа на походной кровати, Эррера в конце концов уснул. Во сне ему привиделся кошмар. Целое скопище теней, повылезавших изо всех дыр, точно крысы, набросились на него, чтобы задушить. Бедняга с криком проснулся.

Одетый в кольчугу, которую никогда не снимал, капитан поднялся по каменной винтовой лестнице до этажа, на котором находился пленник.

Охрана заверила его, что все спокойно, и Климент VII спит в окружении своих кардиналов.

«Подумать только, папа спит… Ему везет!»

– Не желаете ли, капитан, чтобы кто-нибудь туда вошел и спросил у святого отца, все ли в порядке? – спросил молодой сержант.

– Ни в коем случае… Ради всего святого, пусть спит! Спускаясь вниз по ледяным ступеням, Эррера пыхтел, точно кипящий котел.

– Что за поручение… нет, что за проклятое поручение!

С каким бы удовольствием он оказался сейчас снова, несмотря на изнуряющий климат, в Новой Испании [48], в пяти тысячах лье отсюда, со своим другом Кортесом, и убивал бы ацтеков, набивая себе карманы золотом. Так нет, императору понадобилось послать его месить итальянскую грязь, и именно на него взвалить обязанность сначала стеречь короля Франции, а теперь еще и папу. Какое невезение!

Эрреру каждый раз трясло, стоило ему только вспомнить, как повел себя Климент VII после того, как замок Святого Ангела пал.

В сопровождении своих людей Эррера первым вошел в просторное помещение, в котором прятался папа.