Княгиня Ренессанса, стр. 52
И хорошо сделали, потому что один, более грамотный, чем остальные, солдат прочел подлинное послание капитана Эрреры, послание, которое Фульвио выкрал из сумки убитого им фельдъегеря, ехавшего по улице без охраны. В нем говорилось:
«Приказываю немедленно прибыть к главному штабу всем кавалеристам. На рассвете начнется наступление на замок Святого Ангела».
– Догоните их! Хватайте! Это шпионы! Это переодетые паписты! – заорал сержант.
Лошади Фульвио и Паоло мчались, перескакивая через трупы замученных. Не обращая внимания на стрельбу, которую лютеране открыли по ним из арбалетов и аркебуз, Фульвио и Паоло стремительно направлялись к темным окраинам города.
«Он любит меня… любит, раз так рисковал из-за меня», – думала Зефирина, находясь в полубредовом состоянии.
Обнаженная, закутанная в чужой плащ, с головой, склонившейся на плечо Фульвио, она в забытьи уносилась все дальше и дальше от страшной римской бойни.
Глава XXIII
АГРИППА КОРНЕЛИУС НЕТТЕСГЕЙМСКИЙ
Облокотившись на подоконник того, что осталось от дворца Фарнелло, донья Гермина, подобно Нерону, смотрела на полыхавшие в Риме пожары.
Освещенное четырьмя свечами, тело коннетабля де Бурбона лежало в пустой комнате на походной кровати.
Смерть его совершенно не огорчила донью Гермину. Напротив, она даже испытала облегчение. Ведь это она сулила герцогу златые годы и прочие чудеса, чего Карл V никогда бы не выполнил…
Бурбон раздражал ее своей слабостью, доверчивостью. Да что там говорить, он был просто тряпкой в энергичных руках доньи Гермины. Она слышала от перепуганных лютеран, что герцога убил под стенами Борго белокурый ангел… женщина…
Некоторые из воинов называли даже имя этой женщины, имя княгини Фарнелло.
«Она… если только это она, я прикажу изрубить ее живую на куски».
Ничто не могло противостоять донье Гермине! Ни мужчины, ни короли, ни император Карл V, который, она это знала, слегка побаивался ее, ни, разумеется, ее собственный муж, этот жалкий глупец Роже де Багатель, превращенный ею в марионетку и наверняка ждущий ее, словно покорная овечка, в Валь-де-Луар. Нет, ничто не в силах противиться ей, кроме этой ненавистной рыжей дряни, ее падчерицы Зефирины. Донья Гермина подозревала, что ее соперница пользуется какой-то магией. Вполне возможно, ей покровительствовал не менее могущественный мастер, чем гениальный немецкий некромант Агриппа Корннелиус Неттесгеймский.
Именно Корнелиус, безумно влюбленный в донью Гермину тогда, когда она еще звалась Генриеттой, обучил ее колдовской науке.
Однако, увидев, сколь велики успехи его ученицы, Корнелиус пожалел о том, что слишком многое ей сообщил. Он заставил ее поклясться Христом-Богом, что она никогда не употребит во зло свои знания. Христом-Богом!.. Нет, Дьяволом! Генриетта поклялась. Потом уже она стала доньей Герминой де Сан-Сальвадор, затем маркизой де Багатель, и все ей в жизни удавалось, все, кроме одного: никогда она не могла сломить Зефирину.
После того как она трижды приближалась к цели, но так и не могла осуществить желаемое, Гермина поняла, что ее заклятья отскакивают от Зефирины, будто она заслонена каким-то щитом.
Магические круги и наводящие порчу квадраты, начерченные мелом, всевозможные чары, змеиная кожа, высушенные и истолченные в порошок жабы, не приводили к желаемому результату.
Может быть, Мишель де Нотр-Дам, тот маг, что жил в городе Салон-де-Прованс и со временем стал называться Нострадамусом, покровительствовал этой несчастной Зефирине?
При этой мысли донья Гермина заскрежетала зубами. Ее красивое лицо исказилось от бессильной злобы.
Находясь постоянно в привилегированном положении представительницы Карла V в армии вандалов, донья Гермина распорядилась доставить себя и тело своего любовника во дворец Фарнелло. Выставив пьянствующую солдатню, донья Гермина обосновалась в комнатах второго этажа. Мебели во дворце почти не осталось, все было разграблено.
И все-таки донья Гермина чувствовала, что она находится именно в комнате Зефирины. Удостоверившись, что, не считая трупа герцога де Бурбона, она совершенно одна, донья Гермина приподняла парчовую юбку, под которой находились еще две. Из третьей юбки она достала маленькую, подвешенную на золотой цепочке коробочку. Открыв ее ключиком, который постоянно носила на шее, она выковырнула оттуда две пластинки из необычного металла с фиолетовым отсветом.
После долгого разглядывания пластинок, она не сдержала стона:
– Я не выдержу этого! Я чувствую, сокровище Саладина находится где-то совсем близко. Как только я до него доберусь, прощай, Карл V, я сама смогу поднимать целые армии, в одиночку править Испанией… Францией… Германией… заполучить трон Карла Великого! Женщина, правящая всем Западом! Все достигнутое мной до сих пор, лишь детские игрушки… К черту мужчин с их капризами, вроде этого кретина Бурбона! Но где же, где третья пластинка? Астарот, ответь мне. У меня в руках три колье! Но не они меня интересуют. Вельзевул… После свадьбы рыжей третий изумруд оказался пустым. Может быть, Каролюс спрятал ее перед тем, как отдать мне ожерелье семейства Фарнелло?
Эта неожиданная мысль поразила Сан-Сальвадор. Но она тут же решительно отвергла ее. Невозможно! Каролюс, конечно, временами до идиотизма чувствителен, но не до такой же степени, чтобы предать ту, с которой связан своей судьбой. От волнения она до крови прикусила себе язык. Нет, надо действовать. Вечно занятая делами Карла V, она уже многие месяцы не находила времени для оккультных наук. Но сначала надо избавиться от мужа, который ей совершенно не нужен…
При свете зажженной свечи Сан-Сальвадор присела на стул рядом с трупом. Пододвинув к себе дорожный несессер, она достала из него чернильницу, пергамент и гусиное перо. Своим особым почерком с немыслимыми завитушками она нацарапала следующие слова:
«Мой дорогой супруг,
Очень скоро вы увидите свою верную Гермину, которая так томится без вас.
Удерживает меня лишь необходимость исполнить срочный и благой долг, но пусть эти лепестки напомнят вам о нашей цветущей любви.
Мое сердце с вами.
Ваша Генриетта».
Проявляя крайнюю осторожность, она надела на руки длинные перчатки с черными манжетами. Затем водрузила на лицо маску с остроконечным носом, защищавшую ее от ядовитого запаха, и только после этого извлекла из кожаного мешочка с металлической застежкой несколько увядших лепестков розы.
С помощью маленькой палочки донья Гермина сбросила на пергамент три лепестка. Потом снова тщательно закрыла мешочек и запечатала письмо черным воском, предварительно разогретым над свечой.
Проделав все это, она сняла маску и перчатки, подошла к двери и позвала своим мелодичным голосом:
– Бизантен!
На зов тут же явился кривоногий наемник огромного роста. Рябое лицо под шлемом было неподвижно, как у статуи. Желтые глаза взирали на донью Гермину без всякого выражения.
– Ты сейчас отправишься во Францию, с письмом маркизу де Багателю. Отдашь его только ему в руки и никому другому. Ты хорошо меня понял?
– Очень хорошо, донья Гермина. Вот только оседлаю лошадь и сразу отправлюсь.
Протягивая ему письмо, она несколько мгновений колебалась.
Впрочем, могла ли эта чудовищная женщина испытывать какие-то угрызения совести?
Донья Гермина взяла плоскую коробочку из сандалового дерева и вложила туда свое послание. Теперь, успокоившись, она добавила:
– Не вынимай пергамент из коробки и не падай в воду. А теперь иди, Бизантен, поезжай как можно скорее. Я с нетерпением буду ждать твоего возвращения с хорошей вестью.
Гигант, выполнявший мелкие поручения, поклонился и вышел. Выглянув в окно, Сан-Сальвадор увидела, как он пересек двор, забитый лошадьми и людьми в доспехах.
Когда Бизантен скрылся за полуразрушенной оградой палаццо, на лице доньи Гермины появилась удовлетворенная улыбка.