Миланская роза, стр. 77

Слова Розы прозвучали не очень убедительно, но она искала хоть какое-нибудь оправдание.

— Так что же между нами встало? — настаивал Ричард.

— Война, — сказала Роза и, отступив шаг назад, спросила: — Ты что, не видишь, на кого я похожа?

На ней были серые фланелевые брюки на два размера больше, чем нужно, затянутые в талии ремнем Джулио. Рубашку тоже дал Джулио. Волосы давно следовало подстричь и уложить. Розе пришлось затянуть их на затылке голубой ленточкой. Она чувствовала себя грязной и оборванной, как старуха цыганка.

— Желание не угасает и в войну, — сказал Ричард.

То, что Роза отвергла его, лишь распалило Ричарда.

— Перестань, не ломайся, как девочка, а веди себя как женщина, — произнес он.

— А ты перестань изображать из себя американца, который знает все про всех, — парировала Роза.

Ричард помрачнел, словно ребенок, которого отругали взрослые.

— А ведь ты защищаешь кого-то, — задумчиво сказал он, выдавая собственные мысли, в которых стеснялся признаться и себе.

— Это кого еще?

— Или ты поклялась сохранить верность?

— Кому?

Она улыбнулась. Слова Ричарда ее растрогали. Какой он все-таки простодушный романтик!

— Мужчине, от которого родила ребенка, — обиженно закончил Ричард.

Розе вдруг стало хорошо. Она откинулась на траву, как когда-то давно, в восемнадцать лет. Ее уже не волновали морщины, прорезавшие лоб. Отступили воспоминания об унижении и о пережитом насилии. Она снова желала Ричарда, желала, как в первый раз, когда увидела его. Он лег рядом и начал осыпать легкими поцелуями ее глаза и брови. Лежа в некошеной траве, Роза смотрела в небо. Оно напомнило ей синее, усыпанное звездами одеяние Мадонны в гроте «Фавориты». Женщина тихонько засмеялась.

— Почему ты смеешься? — спросил Ричард, щекоча ей щеку былинкой.

— Долго рассказывать, — ответила Роза.

Но про себя она решила: сегодня он обязательно узнает ее тайну. Их общую тайну.

Ласки мужчины становились все более страстными, и Роза не сопротивлялась. Но вдруг, едва Ричард попытался овладеть ею, она почувствовала острую боль. На женщину нахлынули ужас и отвращение, словно ее снова спихнули в сточную канаву, откуда она недавно с трудом выбралась. Тело Розы не подчинялось разуму: оно отторгало мужчину.

— Я не могу, Ричард, — прошептала она, заливаясь слезами.

Он осторожно поцеловал ее. Роза быстро оделась.

— Я и сам бы мог сообразить, — сказал Ричард. — Этот ребенок изменил твою жизнь, правда?

— Мне нужно время, — не объясняя, ответила Роза.

— Не волнуйся, ничего страшного, — успокоил ее Тильман.

Оба они имели в виду совершенно разные вещи: Роза думала о пережитом насилии, и оно не давало ей почувствовать себя женщиной, а Ричард — о неизвестном мужчине, что занял его место в сердце Розы и дал ей сына. Он и представить себе не мог, что Риккардо — его сын.

С заброшенной фермы донеслись голоса. Кто-то звал Ричарда.

— Тебя зовут, — сказала Роза.

— Да, и я знаю зачем.

Ричард помрачнел.

— Не заставляй людей ждать, — заметила Роза.

Ричард встал, помахал рукой, и крики прекратились.

— Я должен поговорить с тобой, Роза.

— И я тоже.

Зачем скрывать правду о Риккардо? Потом Ричард решит, как поступить. Или они решат вместе.

— Я уезжаю, Роза, — заявил Ричард.

Сердце у нее забилось быстрей.

— А мы? — спросила она, подумав о детях и о верном Клементе. Мысль о новом расставании пугала ее. Почему он не сказал ей сразу?

— Вас спрячут в надежном месте. А придет время — тебя с семьей переправят в Швейцарию.

— Ты обо всем позаботился?

— Я старался сделать как лучше.

— А ты не поедешь с нами?

— У меня было задание, и я его выполнил. Теперь все готово для моего возвращения.

— Когда мы увидимся? — спросила Роза, заливаясь слезами.

— Вот кончится война, каждый сможет поехать куда захочет.

Ричард поднял валявшуюся на траве серую охотничью куртку, и из кармана выпала фотография. Обычное фото: светловолосая женщина с американской улыбкой, одетая по-американски, держит на руках младенца.

Роза побледнела:

— Твоя жена?

— Да. И наша дочка. Я назвал ее Роуз, как тебя, Роза.

Ричард наклонился и подобрал карточку. У Розы сердце остановилось. Ей показалось, будто она уже умерла, но она все еще жила.

— А ты говорил, что любишь меня, — упрекнула она его.

— Я и сейчас люблю тебя, Роза. Но я не знал, что мне доведется вернуться в Италию. И не знал, что снова встречу тебя. Ты ведь тоже не стала меня дожидаться.

— Да, — вздохнула Роза. — У тебя девочка — Роза, у меня мальчик — Риккардо, Ричард. Мы думали друг о друге.

— Если бы война нас не разлучила, мы, наверное, были бы счастливы вместе, — сказал Ричард.

— Конечно, — согласилась Роза.

— Я рад, что ты восприняла это спокойно. Но ты ведь хотела мне что-то сказать? — вспомнил он.

— Нет, ничего важного.

Стоит ли теперь говорить Ричарду, что Риккардо — его сын? Она только поломает ему жизнь. Их любовь рождена войной, с войной она и закончится.

— Прощай, Роза, — произнес Ричард.

— Прощай, Ричард, — сказала она, целуя его в щеку.

— Ты не проводишь меня до фермы?

— Нет, терпеть не могу коллективных прощаний.

— Суровая женщина, — улыбнулся Ричард.

— Нет, просто я предпочитаю плакать в одиночестве. А теперь уходи.

И Роза оттолкнула Ричарда.

— Как-нибудь увидимся, — произнес он и направился к своим товарищам.

— Ты — негодяй, Ричард Тильман, — спокойно сказала Роза. — Большего негодяя я в жизни не встречала.

Но он уже не слышал ее слов. Высокая фигура Ричарда растаяла в ночи, а Роза бросилась на траву и разрыдалась.

РОЗА

1982

Глава 1

— Негодяй… очаровательный, неотразимый негодяй-американец, — подытожила свои воспоминания старая женщина и добавила: — Да сохранит Господь его душу!

Глория промолчала, растроганная и взволнованная. Ей показалось, что бабушка задремала, но она заметила, как меж ресниц Розы блеснула слеза и покатилась по щеке. Глория осторожно вытерла щеку Розы платочком.

— Я очень его любила, — продолжала бабушка, — хотя с ним было трудно. Но, вспоминая, я прежде всего думаю о счастье, что он дал мне.

— Может, он был не такой уж негодяй, — сказала Глория. — Наверное, он любил тебя, по-своему. Ведь такую женщину, как ты, тоже любить нелегко.

— Ричард был для меня загадкой, — сказала Роза. — Как и его сын. Никогда не знаешь, хочет он тебя укусить или поцеловать. Любовь к Ричарду измучила меня. Так и ты теперь мучаешься от любви к Риккардо.

За окном темные тучи закрыли солнце, и порыв ветра взлохматил кроны деревьев в парке Имберсаго. Вошла служанка и доложила, что обед подан.

Они пообедали вместе в маленькой столовой рядом с большим залом, который использовался лишь для парадных обедов.

Роза съела немного макарон с ветчиной и со сливками, выпила глоток вина. Ее лицо чуть порозовело.

— Глория, думаю, тебе стоит уехать, — сказала бабушка. — Тебе стоит побыть одной и подумать. Я ведь не сказку рассказывала, девочка моя, — добавила Роза вполголоса. — Мое прошлое касается и тебя… Ты для меня — прежде всего. Главное — твоя жизнь, твое будущее. Пожалуйста, прими мой совет…

— Совет или приказ? — с улыбкой спросила Глория, откинувшись на спинку стула, пока служанка меняла тарелки.

— Никто не может приказывать Глории Летициа, помни это, — твердо произнесла Роза. — Даже я. Умей сама принимать решения. У тебя получится. Ты же вытащила Рауля из тюрьмы с помощью одного-единственного звонка.

— Мне просто повезло, — скромно заметила девушка.

— Ты действовала наверняка. И теперь должна поступить так же. Хватит тянуть. Можешь любить Риккардо, можешь забыть его, но эта история должна кончиться. Мой сын — человек неудобный, как и его отец. Тебе нужен положительный, надежный спутник жизни вроде Руджеро Летициа. Поразмысли, Глория. Я ведь тебе передам маршальский жезл, — заключила Роза. Глория молча смотрела в тарелку. Сначала воспоминания, потом это вторжение бабушки в ее личную жизнь несколько вывели молодую женщину из равновесия. Она представляла себе Риккардо ребенком, каким он был во время войны, а потом ей виделся неотразимый мужчина, перед которым она не могла устоять. Она поняла и оценила советы бабушки, но сейчас у нее не было сил, чтобы обсудить то, что волновало ее больше всего на свете.