Миланская роза, стр. 74

— А мне нравится эта игрушка, — раздался голосок Риккардо.

Малыш с удовольствием гладил вороненую сталь пистолета.

— Мне тоже, — сказал майор. — Двадцать секунд прошло, — добавил он, краем глаза поглядывая на свой хронометр.

Каждая секунда приближала их к трагической развязке. Кто первым не выдержит? Неужели Эггер не отступит перед таким гнусным преступлением? Роза вспомнила слова Ричарда: «Они высылают даже детей. И убивают…» Ей припомнилась трагедия Анджело, растянувшаяся на года агония Ивецио. Эти страдания еще можно было пережить. Всегда находились какие-то оправдания, смягчающие обстоятельства, подходящие объяснения. Теперь же ничем не замаскированная жестокость бредовой идеологии противостояла беззащитной невинности ребенка. Для эсэсовца жизнь Риккардо не имела никакой ценности. Он будет стрелять в ребенка все с той же неизменной улыбкой. Разве не рассказывали те, кто бывал на Восточном фронте, что эсэсовцы взрывают ручные гранаты на животах женщин-партизанок? Значит, правда, что они подбрасывают вверх еврейских младенцев и упражняются в стрельбе по летящим мишеням?

— Тридцать секунд прошло, — напомнил Эггер.

Два солдата держали сестру и брата под дулами автоматов.

— Давай поиграем! — сказал Риккардо и потянул пистолет за дуло, а палец Эггера уже лег на спусковой крючок «люгера».

— А мы уже играем, — улыбнулся майор. — Вот подождем еще двадцать секунд — и всем станет очень весело. Ну, беги, — подтолкнул он мальчика. — Беги к окошку и расставь ручки.

Малыш послушно прижался к стеклу, словно маленький Христос на кресте.

Роза бросилась вперед, чтобы заслонить ребенка. Но ее опередил Пьер Луиджи.

— Самолеты взорвал я, — признался он.

В глазах эсэсовского садиста сверкнуло удовлетворение.

— Ваше слабое место — отсутствие истинной веры и сентиментальность, — сказал он, убирая пистолет в кобуру.

Роза подхватила сына на руки и сжала так, что малышу стало больно.

— Мама, а мы больше играть не будем? — спросил Риккардо.

— Нет, родной, не сейчас.

Брат с сестрой смотрели друг на друга, не в силах произнести ни слова.

— Отведите ребенка к служанке, — приказал Эггер солдатам.

— Иди к Терезе, милый, — сказала Роза.

Риккардо, привыкший к незнакомым, послушно побежал вслед за солдатами.

— А этого предателя надежно стеречь! — велел майор, указывая на Пьера Луиджи. — Пожалуйста, не намечайте ничего на сегодняшний вечер, инженер Дуньяни. Мы с вами серьезно побеседуем. А теперь все — вон отсюда!

Эггер остался наедине с Розой.

— Что вам еще от меня надо? — в изнеможении спросила женщина.

— Раздевайся, шлюха! А то я снова начну игру с твоим сыном. Я тебе покажу, как может истинный ариец смирять твои истерические припадки, — сказал он, напомнив ей об оскорблении.

Пьер Луиджи смотрел на солдата, что охранял его. Немец тупо улыбался. Пьер Луиджи поворачивался к нему то одной, доброй, то другой, разбойничьей, стороной своего лица.

— Нравится? — спросил инженер.

— Ja, — ответил солдат, ничего не понимая.

— А сейчас я тебе врежу как следует, потом заберусь на подоконник и выпрыгну из окна…

— Ja, — повторил солдат, кивая головой в каске.

— Все равно вы меня убьете, — вздохнул Пьер Луиджи.

Пьер Луиджи Дуньяни любил жизнь и был человеком совсем не героического склада. Он хорошо разбирался в моторах, и только. Инженер дорожил жизнью и не стал бы рисковать ею безрассудно. Но судьба поставила его перед жестоким выбором: или слабая надежда выжить, очернив себя предательством друзей, или верная смерть во имя правого дела и ради спасения товарищей.

Пьер Луиджи налетел на солдата, оттолкнул его и выпрыгнул из окна на первом этаже виллы. Солдат вскинул автомат и выпустил очередь, насквозь прошив беглеца. Пьер Луиджи умер на месте. Он не услышал душераздирающего крика сестры, которую насиловал немец.

Глава 5

Когда стемнело, всех обитателей виллы в Имберсаго вытолкали из дома и загнали в грузовик. У Джулио все лицо было в синяках и царапинах, у Альберто — разбита губа. Юноши бросились на помощь матери и дяде, и с ними жестоко расправились.

Розе казалось, что она живет в кошмарном сне. Она двигалась, не осознавая, что делает, словно окутанная густым туманом. Такое же ощущение было у нее, когда однажды она сломала руку. В момент перелома она ничего не почувствовала, как будто сильный наркотик сделал ее нечувствительной к боли. Кажется, такое случается со скаковыми лошадьми. Говорят, скакун со сломанной ногой мчится к финишу и только потом падает на землю…

Маленький Риккардо тихонько застонал во сне, лежа на руках у матери. Только тут Роза вспомнила о сыне. Когда она взяла его? Она ничего не помнила. Может, с минуты на минуту страшный сон кончится и она проснется в своей постели?

В лунном свете виднелись очертания дома. Роза абсолютно равнодушно взглянула на свое жилище. Так же бесстрастно среагировала она на известие о смерти Пьера Луиджи, о котором ей с садистским наслаждением сообщил Эггер. Она подумала, что все чувства придется отложить на потом. Вот она проснется и тогда насладится и дружеским участием, и солнечным лучиком, и ветерком, и звонкими детскими голосами. А пока — пусть несет ее мощный поток сна. Противостоять она не в силах.

Роза села в грузовик, накрытый пятнистым брезентом. Справа от нее очутились Джулио и Альберто. Она узнала их в темноте по запаху, так непохожему на отвратительный запах, исходивший от немецких солдат. И тогда она впервые поняла, что ей никогда не проснуться, ибо все случилось не во сне, а наяву. Холодное равнодушие начало таять, и в сердце закралась смертельная тоска. Роза тосковала по простым, ежедневным мелочам, которые навсегда потеряла. Она стояла между жизнью и смертью, и прошлое волной нахлынуло на нее.

В темноте вспыхнула спичка, зажглась сигарета, поплыл дым. Риккардо закашлялся и жалобно застонал.

— Мамочка! — прошептал Альберто, гладя Розу по волосам.

Роза не хотела дотрагиваться до сына, чувствуя себя запачканной, словно она только что выбралась из сточной канавы, куда ее столкнули безжалостные люди. Майор Эггер что-то кричал на своем лающем языке. Его команды повторяли невидимые в темноте солдаты. Почему они так орут? К ней возвращалось сознание, а вместе с сознанием уверенность: это ее последнее путешествие. Роза вспомнила, как иногда, возвращаясь домой в одиночестве ночью, подгулявшие молодые люди орут песни во всю глотку, стараясь подбодрить себя. И тогда она улыбнулась: эти вооруженные до зубов солдаты-победители орут на безоружных из страха, только из страха.

— Мама! — повторил Альберто.

— Что?

— Я видел Клементе, — прошептал сын Розе на ухо.

— Где?

— Прятался за кустами; там, где аллея сворачивает.

Послышался шум мотора вдалеке, потом и шофер грузовика завел машину. Солдаты набились в кузов. В воздухе запахло потом, яростью, насилием.

— Ты уверен? — спросила Роза.

Сердце у нее учащенно забилось, кровь прилила к лицу.

— Да, светила луна, и я ясно видел Клементе.

— Тихо! Никаких имен.

С появлением верного слуги в сердце Розы ожила надежда. Она сжала руку Альберто, вложив в это рукопожатие всю жажду свободы. Едва слышно Роза сообщила новость Джулио. Тот осторожно коснулся губами щеки матери. Роза чувствовала себя поломанной куклой, которую изваляли в грязи. Ей отчаянно хотелось очиститься, отмыться, чтобы и память исчезла о том, как грубо и жестоко изнасиловал ее эсэсовец. Она прислушалась к ровному дыханию маленького Риккардо, что спал у нее на руках, и немного успокоилась.

Что ждет этого малыша и двух старших сыновей Розы Летициа? Что написано в книге их судеб? Высылка или расстрел? Конечно, Фриц Эггер пожелает выяснить все до конца. Она готова сообщить, раз уж иначе не спасти детей, где спрятаны картины, драгоценности, серебро и раковина-наутилус, подаренная Анджело и говорившая голосом моря и падающих звезд. Но как убедить майора, что тайна взрыва самолетов умерла вместе с Пьером Луиджи? Она не знала ни имен, ни подробностей. Конечно, так оно и лучше. Эггер, конечно, не задумываясь, будет шантажировать ее детьми, чтобы выбить нужную для него информацию.