Луна над Эдемом, стр. 34

Слуги подали прохладительные напитки и сэндвичи. Лорд Хокстон, взяв в руки бокал, отошел к окну.

— В Канди было очень жарко, — заметил он. — Я рад, что вернулся домой.

Слуги вышли, но Доминика не могла найти слов для ответа. Она лишь молча стояла, глядя на него, и в своем белом костюме он казался ей таким красивым и непринужденно-элегантным!

Он повернулся и посмотрел на нее.

— Как вы себя чувствуете? — В его голосе неожиданно прозвучало беспокойство.

— Я… очень хорошо, — ответила Доминика.

— Я рад это слышать. — Он поставил бокал на столик. — В то же время очень жаль, что миссис Смитсон пришлось уехать, — продолжал он. — Я надеялся, что она поживет здесь, пока мы определимся, что дальше делать с вами. А теперь вы остались без присмотра.

— Разве… мне так необходима дуэнья? — спросила Доминика.

— Но вы же отлично знаете, что так принято.

Он стоял, повернувшись спиной к камину, и после долгой паузы Доминика очень тихо спросила:

— Вы хотите… чтобы я уехала?

Словно избегая смотреть на нее, он сказал, глядя в окно:

— Я долго думал об этом, Доминика. Честно говоря, последние дни я только об этом и думал. Мне кажется, существуют только два решения этой проблемы.

— Какие?

— Во-первых, вы могли бы вернуться к отцу, — сказал лорд Хокстон. — В этом случае, учитывая, что вы были невестой моего племянника, я считаю себя обязанным перевести на ваше имя определенную сумму.

— Это совершенно излишне! — быстро ответила Доминика.

— Отнюдь, я считаю это совершенно необходимым, — возразил лорд Хокстон. — В то же время я подозреваю, что вы не увидите этих денег, так как ваш отец потратит их на тех, кто, по его мнению, больше в них нуждается!

Это была сущая правда, и Доминике нечего было ответить.

— С другой стороны, — продолжал лорд Хокстон, — я бы мог взять вас с собой в Англию. — Он посмотрел на нее и увидел, как ее лицо просветлело от радости. — И в этом случае, я надеюсь, мне будет нетрудно подыскать вам подходящую партию, — закончил он.

Свет на ее лице померк. Их глаза встретились, и казалось, что ни один из них не может отвести взгляда.

Она была не в состоянии шелохнуться, ей было даже трудно дышать. Наконец она проговорила еле слышно:

— Позвольте мне… остаться… с вами.

— Вы отдаете себе отчет в том, что говорите? Я слишком стар для вас, Доминика!

На мгновение ей показалось, что она не правильно поняла его. Затем с радостным возгласом она кинулась к нему в объятия. Он подхватил ее и прижал к себе, и ей показалось, что она очутилась в раю.

— Я сказал, что я слишком стар, — снова повторил он, но его голос прозвучал как-то странно.

— Я люблю вас! — Она произнесла эти слова почти беззвучно, но он услышал.

— Вы уверены? Вы уверены в этом, любимая?

Она лишь подняла лицо к нему навстречу. Он долгим взглядом посмотрел ей в глаза, затем прижал ее к себе, и губы их слились.

Доминике казалось, что все вокруг озарилось ослепительным светом.

Доминика полностью отдалась поцелую, в это мгновение она стала безраздельно принадлежать ему, и в то же время он сам, казалось, подарил ей целый мир, волшебный и удивительный!

Это было похоже на то чувство, которое она испытывала, играя на органе, или прислушиваясь к дуновению ветра, или любуясь восхитительными цветами в Канди.

«Люблю тебя! Люблю!» Она не знала, произнесла ли эти слова вслух или они звучали внутри нее. Она так любила его, что ей казалось, она стала частью его, и отныне они неразделимы. Наконец лорд Хокстон оторвался от ее губ.

— Мой ангел, мое сокровище! — воскликнул он прерывающимся голосом. — Я не могу допустить этого! Ты найдешь себе кого-нибудь другого, кто больше подходит тебе по возрасту!

— Во всем мире для меня не существует никого, кроме тебя!

— Ты в этом уверена?

— Я знала это с первого же момента… когда впервые увидела тебя, — прошептала она. — Я только не понимала… что это и есть любовь.

Он снова принялся целовать ее, и она почувствовала внезапно охвативший ее трепет, словно вся она ожила, отдавшись новым ощущениям.

Глядя на ее лицо, светящееся от счастья, лорд Хокстон спросил:

— Когда ты впервые поняла, что любишь меня? Скажи мне, я хочу это слышать!

— Мне кажется… я полюбила тебя в тот момент, когда ты заказывал моим сестрам новые платья и шляпки, — ответила она. — Ты предупредил мадам Фернандо, что они все должны быть разными, и я подумала тогда, что не, встречала более чуткого и великодушного человека.

Она легко вздохнула от переполнявшего ее счастья.

— А потом, когда ты сказал Пруденс, что она должна хорошо есть, чтобы не устать на балу, который ты устроишь в ее честь, я подумала… — Доминика замялась, и щеки ее покрылись стыдливым румянцем.

— Что ты подумала, родная?

— Что именно такого отца я выбрала бы для моих детей, — пробормотала она, спрятав лицо у него на груди.

Он так крепко прижал ее к себе, что ей было трудно дышать.

— А когда ты призналась себе в том, что любишь меня?

— В тот день, в Канди… — ответила она. — Там было так чудесно, что я невольно все время думала о любви. Позже, глядя на картину, висевшую в твоей спальне, я поняла, почему. Я уже тогда любила тебя! Я любила тебя всем сердцем, но боялась, что ты… станешь презирать меня!

— И я полюбил тебя с самого первого момента, — признался лорд Хокстон. — Я увидел, как тебе нелегко живется, и мне хотелось защитить тебя, избавить от всех тягот и невзгод! — Он помолчал, а потом добавил:

— Прежде мне никогда не хотелось заботиться о женщине не ради себя, а ради нее самой. Я испытывал непреодолимую потребность оградить тебя от всех неприятностей, не Допустить, чтобы кто-то или что-то могло огорчить тебя.

— Именно поэтому… я прибежала к тебе… той ночью, сказала Доминика. — Я чувствовала, что рядом с тобой я буду в безопасности.

— И так будет всегда, — твердо сказал лорд Хокстон. — Когда я увидел тебя в подвенечном платье, я понял, что ты являешься воплощением мечты каждого мужчины. Ты была так прекрасна, и в то же время я уже знал, каким сильным характером ты обладаешь! — Он прижался губами к ее лбу. — Любовь моя, ты наденешь это платье для меня, завтра, когда мы поедем в Канди, чтобы обвенчаться?

Она взглянула на него, и блеск ее глаз показался ему ослепительным. Затем она внезапно помрачнела и опустила голову.

— В чем дело? — спросил он.

— Я забыла, — тихо сказала она, — что в Англии… ты занимаешь такое высокое положение в обществе. Я всегда думала о тебе, как об одном из местных жителей… как об обычном плантаторе. В обществе своих знатных друзей… ты станешь стыдиться меня.

Лорд Хокстон приподнял двумя пальцами ее лицо и заглянул ей в глаза.

— Среди моих друзей ты будешь сверкать, как солнце! — сказал он. — Ты моя, Доминика, ты принадлежишь мне, как, возможно, принадлежала в другой жизни. Теперь, когда ты призналась, что тоже любишь меня, я никуда тебя не отпущу!

— Я хочу лишь, этого! — вскричала Доминика. — Принадлежать тебе… во веки веков!

— Так и будет, — пообещал он. — И поскольку я знаю, что это доставит тебе радость, мы будем половину времени жить здесь, на Цейлоне. Дорога в Англию занимает не так уж много времени. Лето мы будем проводить в кругу семьи, в нашем родовом поместье, но на зиму станем возвращаться сюда. Тебе нравится эта идея?

— Ты же сам знаешь! — воскликнула Доминика. — И ты знаешь, что я буду счастлива везде… в любом месте… лишь бы ты был рядом!

Ее голос прозвучал так пылко, что в глазах лорда Хокстона вспыхнул огонь. Затем он снова приник губами к ее губам, и она была уже не в состоянии думать, лишь чувствовала, что всей душой и всем сердцем отныне принадлежит ему.

Луна над Эдемом

Доминика и лорд Хокстон вышли из «Пальмовой» комнаты на веранду и посмотрели на небо, усыпанное звездами.

На Доминике было белое кружевное платье, в котором она венчалась сегодня.