Луна над Эдемом, стр. 22

Ему было прекрасно известно, что на то щедрое содержание, которое он выплачивал Джеральду, можно было держать столько слуг, сколько было необходимо.

Из слов Джеймса Тейлора он уже понял, что Джеральд промотал все оставленные ему деньги на разгульную жизнь и виски.

Тем не менее, пока не закрылась дверь за Доминикой, лорд Хокстон старался ничем не обнаружить свой гнев.

Как только девушка ушла к себе, лорд Хокстон обратился к Джеральду, и хотя он говорил спокойным, ровным тоном, каждое его слово звучало, как удар хлыста.

— Я уже слышал о смерти Ситы, — сказал он. — Как ты мог быть таким идиотом — таким непроходимым дураком, — чтобы прогнать ее, не заплатив обычного вознаграждения? Любой сказал бы тебе, сколько именно нужно ей дать.

— Я прекрасно знал, на какую сумму она рассчитывает, — угрюмо заявил Джеральд, — но у меня не было денег. Вы поняли?

— Ты мог бы по меньшей мере пообещать ей, что расплатишься с ней, когда я приеду, — сказал лорд Хокстон, — или ты мог обратиться в банк с просьбой о ссуде.

— Я уже брал ссуду.

— Сколько?

— Тысячу фунтов, и они не хотели больше давать мне ни пенса.

— Ты истратил тысячу фунтов помимо того, что я оставил тебе? — недоверчиво спросил лорд Хокстон.

— Кроме того, у меня еще есть долги, — с вызовом ответил его племянник.

Лорд Хокстон принялся ходить по комнате, стараясь взять себя в руки.

— Теперь я вижу, что ты слишком глуп, и ленив для такой работы, — сказал он. — Но я поверил в тебя и надеялся, что ты обладаешь необходимыми качествами для того, чтобы суметь продолжить мое дело. Я ошибся.

— Я хочу вернуться в Англию.

— А когда ты вернешься, что ты намерен делать? Жить за счет своей матери? Тебе известно, что у нее не так уж много денег и ты уже спустил большую часть из них.

— По крайней мере, я снова окажусь среди цивилизованных людей.

— Теперь выслушай меня, Джеральд, — твердо сказал лорд Хокстон. — Я не позволю тебе вести себя, как избалованному ребенку, и бежать к маменьке лишь потому, что здесь ты совсем запутался. — Его голос зазвучал резче:

— Мне жаль, что Эмили Ладгроув передумала и решила не выходить за тебя замуж, но я думаю, если бы ты приехал встретить нас в Коломбо, она была бы так потрясена твоим теперешним видом, что в любом случае разорвала бы помолвку.

— Я всегда знал, что Эмили не выйдет за меня замуж, — сказал Джеральд, — по крайней мере, если узнает, что ей предстоит жить в этой забытой Богом дыре.

— Ты, во всяком случае, останешься жить здесь, — с трудом сдерживая ярость, проговорил лорд Хокстон. — Я привез тебе жену, которая будет заботиться о тебе и, я надеюсь, сумеет взять тебя в руки. Я налажу работу на плантации, и, когда мне придется снова вернуться в Англию, ты останешься здесь за хозяина, пока я не подберу тебе подходящей замены.

— А если я откажусь? — поинтересовался Джеральд.

— В этом случае, — медленно произнес лорд Хокстон, — тебе придется самому заработать деньги, чтобы купить себе обратный билет четвертого класса! У меня ты не получишь ни пенса! Более того, я позабочусь о том, чтобы по приезде в Англию ты не смог наложить руки на деньги твоей матери!

Последовало молчание, затем Уоррен запрокинул голову и расхохотался. Это был отвратительный, глумливый смех.

— Вы все предусмотрели, не так ли, дядя Чилтон? Вы связали меня по рукам и ногам. Что ж, хорошо, я женюсь на девушке, которую вы для меня выбрали. Она прелестная малышка, и, возможно, с ее появлением этот дом станет меньше похож на мавзолей. Надеюсь, вы дадите нам достаточно денег, чтобы нормально существовать?

— Я оплачу твои долги, — сказал лорд Хокстон, — и буду давать тебе приличное содержание, так что по здешним меркам ты будешь состоятельным человеком, особенно учитывая, что впредь ты станешь вести трезвый образ жизни.

— Вы предлагаете мне совсем бросить пить?

— Ты подпишешь обязательство!

— Но, дядя… — начал было Джеральд примирительным тоном.

— Таковы мои условия, — перебил его лорд Хокстон. — Ты можешь отказаться.

Последовало молчание.

— Проклятье! Ладно, я согласен! — воскликнул Джеральд. Он с нескрываемой враждебностью посмотрел на лорда Хокстона, а затем схватил со стола бутылку виски. — Если завтра мне предстоит подписать такое обязательство, — сказал он, — то ничто не мешает мне хотя бы сегодня насладиться жизнью. Спасибо вам, дядя Чилтон, за неслыханную щедрость. Уверен, вы рассчитываете на мою глубочайшую благодарность!

В его голосе прозвучал едкий сарказм. Он с большим достоинством направился к выходу, но под конец испортил весь эффект, покачнувшись и едва не упав у самых дверей.

Глава 5

Доминика лежала без сна, вспоминая события прошедшего дня. Несмотря на усталость, ей не спалось.

Стараясь не думать о Джеральде Уоррене, в глубине души она уже знала, что никогда не согласится стать его женой, но не смела признаться себе в этом.

Как сможет она объяснить это лорду Хокстону? Она была уверена, что Джеральд окажется похожим на своего дядю, и она постоянно твердила про себя слова лорда Хокстона: «высокий молодой человек с очень приятной наружностью». Когда она увидела толстого мужчину с красным лицом, встретившего их в холле, она сначала даже не поняла, что это и есть тот самый человек, чьей женой она согласилась стать заочно.

Она была слишком наблюдательна, чтобы не заметить, какое количество виски Джеральд выпил за вечер.

Ей всегда казалось, что отец проявляет чрезмерное рвение, осуждая, как тяжкий грех, потребление спиртных напитков. Сама она считала совершенно естественным, что джентльмены, как лорд Хокстон, пьют за столом вино.

Но от Джеральда Уоррена просто разило перегаром, и она заметила, что в течение вечера слуги не успевали наполнять его бокал. Доминика догадывалась, что его обрюзгшая внешность — результат того, что он слишком много пьет.

Кроме того, оставшись одна в темноте своей спальни, она снова вспомнила Ситу, и ее охватил такой ужас при мысли об участи, постигшей бедную девушку, что она уже не могла больше думать ни о чем другом.

Доминике всегда нравились цейлонские женщины, отличавшиеся мягким характером, дружелюбием и детской доверчивостью.

У нее было немало подруг среди прихожанок ее отца, многие из них часто делились с ней своими проблемами.

Ей было нетрудно представить, что на Ситу Джеральд Уоррен легко мог произвести впечатление своим положением, этим красивым домом, который должен был казаться такой девушке королевским дворцом.

А может быть, подумала Доминика, она по настоящему любила его, несмотря на все уверения лорда Уоррена, что подобные связи основываются исключительно и только на деловых отношениях.

Она хорошо знала людей, населявших этот остров, и понимала, что крестьяне, живущие в горах, имеют свою особую жизненную философию, в которой материальные блага отнюдь не играют главенствующую роль.

Если голод заставлял их, они работали, и работали хорошо, потому что были талантливы и трудолюбивы, однако они предпочитали жить в бедности, чем продавать свою свободу.

Доминике случалось беседовать с женщинами, чьи мужья приехали в Коломбо из отдаленных провинций, и она знала, что цейлонцы так и не смирились с тем, что чужие люди ради своих нужд захватили их прекрасные горы.

Они старались держаться особняком, и лишь крайняя нужда и голод могли заставить их работать на одной из кофейных или чайных плантаций.

Именно по этой причине владельцы плантаций с самого начала вынуждены были делать ставку на импорт рабочей силы, подавляющее большинство которой составляли тамилы, приезжающие сюда с южного побережья Индии.

Тамильские кули вырубали джунгли, готовили землю для посадки кофейных деревьев, а позже — чайных кустов. У плантаторов, однако, возникли дополнительные трудности — им пришлось изучать новый язык, чтобы общаться со своими работниками, так как тамилы, в отличие от цейлонцев, с большим трудом осваивали английский.