Шестнадцать зажженных свечей, стр. 22

— Дед!

— Ладно, ладно. Вы считаете, будет лучше, если ваш сын опять вернется в подъезды, в какую-нибудь новую компанию, подобную той...

— Ничего! — перебил Гусаков.— Все мы через подъезды и компании прошли. Как видите, живем не хуже других. Дурь с годами слетит, и я из Гарьки рабочего человека сделаю. Или вы против?

— Да разве об этом разговор? — Очкарик подал Владиславу Константиновичу стаканчик с лекарством, и он быстро, казалось, не заметив, выпил содержимое.— Демагогией занимаетесь, Никита Иванович! Поймите, у Гарика блестящие способности! Он, может быть, родился для... А! — Старик безнадежно уронил руки.

— Владислав Константинович! — Костя вскочил.— Покажем? Витя, давай!

Костя и Очкарик ринулись в другую комнату и вернулись с макетами яхты, многомачтового парусника, военного корабля.

Мальчики выстроили на журнальном столике перед Гусаковым целую игрушечную флотилию.

— Вот! —сказал Костя.— Это все Дуля.

— Сам? — удивленно спросил Гусаков.

— Конечно, сам! — подтвердил Костя.

— Я у него в подручных был,— добавил Очкарик.— То подать, это подержать.

Гусаков осторожно взял макет трехмачтовой шхуны, стал ее рассматривать со всех сторон.

— Гарик прекрасно читает чертежи,— сказал Владислав Константинович.— У него природная смекалка, он рожден кораблестроителем.

— Для поступления в кораблестроительный институт,— сказал Костя,— надо уже сейчас готовиться. У меня в девятом по всем математикам — годовые пятерки. Я Дуле помогу. А по физике... Есть у меня приятель, он по физике прямо профессор.

— Когда у вас в семье родится еще один ребенок,— вставил Очкарик,— мы все будем помогать: что надо по хозяйству, по дому. Лишь бы Дуля учился, в институт готовился.

Гусаков теперь внимательно рассматривал макет эсминца. Однако лицо его оставалось хмурым. Наконец, он сказал:

— И все одно: блажь. Раз, два — и судьбу переменили парню.

— Да эту судьбу-то,— опять заволновался Владислав Константинович,— вы ему придумали. И не спросили у парня, нравится ли она ему.

— Зато верное дело. Ошибки не будет. А тут... Одно дело — игрушки городить, а настоящие корабли...

В дверь снова позвонили.

— Наконец-то! — вырвалось у Кости.

Очкарик убежал в переднюю и вернулся с Владимиром Георгиевичем.

— Всем общий привет! — сказал учитель школы каратэ.— Немного опоздал? Извините! Как всегда, транспорт,— Он подошел к Гусакову.— Никита Иванович, не так ли? — Он протянул руку.— Будем знакомы: Владимир Георгиевич Говорухин.

— Гусаков,— ответил отчим Дули.

— Так вы! отпускаете нашего капитана? — бодро спросил Владимир Георгиевич.

— Куда это еще отпускаю? — изумился Гусаков.

— Как?— в свою очередь, удивленно воскликнул учитель школы каратэ.— Я подумал, вы уже обо всем договорились. Ведь в июле мы идем под парусами по Клязьме, сейчас разгар подготовки и тренировок.

— Кто это мы? — мрачно спросил Гусаков.

— Мы — это вот я и они.— Владимир Георгиевич показал на Костю и Дулю.— Восемнадцать человек их у меня.

— Ничего не понимаю,— сказал Гусаков.

— В общем, история такая. Я веду занятия в школе каратэ. Летом с начальной группой я обычно отправляюсь в десятидневный поход. Там и тренировки, там и разговоры о жизни, что, уверяю вас, Никита Иванович, очень важно. Потом походный быт, костер... Что сильнее может объединить мужчин? — Владимир Георгиевич подмигнул Косте.— А в этом году... Нашего участкового Николая Павловича Воробьева знаете?

— Дон Кихота,— улыбнулся Костя.

— Знаком,— коротко ответил Гусаков.

— Так вот,— продолжал Владимир Георгиевич.— Николай Павлович подал мне идею под парусами с ребятами пойти. Есть у него дружба с речниками. Правда, поставил условие: взять с собой шестерых гавриков из разных дворов. Ну, ребятишки, сами понимаете. Среди этой шестерки ваш сын. О нем ничего плохого сказать не могу. Скорее, наоборот. Короче говоря... Кладу на сей поход половину своего отпуска. Имеем мы три посудины. А флагман «Сатурн» из старья ваш сын переоборудовал. Вернее, работы шли под его руководством.

— Папа! — перебил Дуля.— Поедем на водохранилище, и мы тебе покажем!

— Зрелище того стоит,— сказал Владимир Георгиевич.— Особенно когда ветер наполняет паруса «Сатурна».

— Вы по мне,— сказал Гусаков,— прямо тяжелой артиллерией.

— Полно, Никита Иванович,— успокоил Владислав Константинович.— Правда, для вас все это несколько неожиданно.

— Потому и держали от родителей в тайне,— сказал учитель школы каратэ.— До поры. Готовили сюрприз: все три парусника — на плаву.

— Думали,— опустил голову Дуля,— увидят корабли — не откажут.

— Понимаете, Никита Иванович,— сказал Владимир Георгиевич.— Для ребят эти паруса — экзамен на достойное будущее.

— Доконали,— усмехнулся Гусаков.— Покажите свой «Сатурн»...

— Да хоть сейчас! — перебил Дуля.

Из открытой на балкон двери прилетел легкий ветер, паруса макетов туго наполнялись им, и показалось, что флотилия Гарика Таркова двинулась в плавание.

Глава четырнадцатая

Старая липа

Прошло две недели с тех пор, как Костя Пчелкин и его друзья нанесли визит товарищу Метелкину В. А. Было похоже, что письмо в защиту старой липы возымело положительное действие: каждое утро, выйдя из своего подъезда, Костя видел могучее зеленое облако, в котором неистовствовали воробьи.

И вдруг!..

Было субботнее утро. Телефонный звонок ворвался в сон Кости, в котором были Лена, он, музыка, берег реки.

Еще не открыв глаза, он схватил трубку:

— Да? Слушаю?

— Костя! Костя!..— Голос Очкарика прерывался от волнения.— Мамонт вместе с этим лысым добились своего...

— Что?

— Они будут пилить липу!..

— Когда?

— После обеда... Костя, надо что-то немедленно придумать.

— Погоди, сейчас.— Он рывком вскочил с кровати.— Погоди, Очкарик, дай подумать... Так... Слушай. Нет, сначала я позвоню одному человеку. А ты сиди у телефона, жди...

...Наступил полдень. Ярко светило солнце, и это особенно было видно по контрастной тени от старой липы на асфальте.

Вокруг древнего ствола дерева сидели, подстелив газеты, Костя, Лена, Очкарик, Жгут, Дуля. Костя читал английский журнал.

Подошел медленно, вроде бы неохотно Муха, за ним шествовали еще двое.

— Видали чокнутых? — спросил Муха у своих сопровождающих.

Те послушно захохотали, но без особого энтузиазма.

— Муха,— сказала Лена,— А вы присоединяйтесь.

— Да что вы говорите? — иронически сказал Муха.— Присоединяться? Сидячая забастовка! Мужественная защита зеленого друга! Кретины! Да они вызовут милицейскую машину, и вас растащат, как щенят.

— Не растащат,— сказал Костя, Оторвавшись от журнала.

Взгляды Мухи и Пчелки встретились.

— Цирк! — завопил Муха.— Алле-гоп в двух отдалениях! Граждане, собирайтесь! Бесплатное представление!

И действительно, подошла любопытствующая пенсионная пара. Молодая мама подкатила коляску с младенцем.

— Муха,— сказал Жгут,— закрой поддувало!

— Ты смотри! — не унимался Муха.— И Жгут у нас теперь убежденный борец за справедливость! Сейчас повеселимся. Надо скорее занимать свободные места. Джон, стуло! Одна нога здесь, другая там!

Джон убежал и скоро вернулся с двумя пустыми ящиками из-под фруктов. Мухе и его сопровождающие устроились на ящиках невдалеке от липы, приняв позы зрителей, закурили.

В это время у липы появился Эдик.

— Салют! — поздоровался Эдик.

— Салют! — ответил Костя.

— Ну, вы даете! — азартно сказал Эдик.

Лена протянула ему лист газеты:

— Бери!

Эдик устроился рядом с Леной.

— Ты гляди! — промолвил Муха.— Интеллектуальное пополнение. Интересно, как с ними блюстители порядка обходиться будут? Точно вам говорю: намечается интересное зрелище!

И тут примчался пацанчик лет десяти, зашептал, округлив глаза: