Леди и разбойник, стр. 47

Барбара возненавидела Лусиуса яростно, жгуче, и ненависть пылала в ней, как лихорадка. Она понимала, что желала его так, как не желала прежде еще ни одного мужчину, даже Филиппа Честерфилда.

Ее снедало томительное желание, заставлявшее весь мир казаться пустым и бессмысленным из-за того, что она не познает близости с ним, не будет принадлежать ему. Впервые в жизни Барбара познала боль неутоленной страсти, и эта боль навсегда оставила в ее душе шрам и терзала ее до самой ее смерти.

Лусиус стал первым мужчиной, который ей не достался.

Их будет еще немало, но ни один не причинит ей такой острой боли, как та, которую она испытала в те первые минуты, когда карета отъезжала от развалин часовни. Постепенно жар желания начал спадать, но томительная боль не проходила еще долго после того, как она застыла в холодной неподвижности, продолжая сжимать в руках обрывки платочка.

Карета проехала уже около пяти миль. Они двигались довольно быстро: за время ожидания лошади успели отдохнуть, и к тому же им не терпелось вернуться домой, в свои стойла.

Вдруг резкий толчок сбросил Барбару на пол кареты: лошадей резко осадили, заставив карету остановиться. Отрывистый приказ заставил кучеров поднять руки над головой. Выглянув из кареты, Барбара увидела разбойника, который сидел на черном жеребце, наставив пистолет со взведенным курком прямо на нее.

Она поднялась с пола и только через несколько секунд сообразила, что разбойник – это Лусиус. На нем снова была полумаска, но Барбара узнала его по кружевному белому жабо, которое послужило источником его прозвища. Узнала она и твердые очертания подбородка, и решительную складку губ, к которым она так недавно прижимала свои губы.

– Что вам нужно?

В обычное время она произнесла бы это вызывающе, но на этот раз горло у нее перехватило.

– Выходите! Я хочу с вами поговорить.

Он продолжал сидеть в седле и только убедившись, что она ему повинуется, спешился, продолжая держать ее на прицеле. Она отошла от кареты, и дверца за ней закрылась.

– Что вам нужно? – повторила она свой вопрос.

– Прикажите вашим людям подождать, пока не закончится наш разговор.

– Зачем мне делать?

– Затем, что я так сказал. И побыстрее. Нельзя терять время.

Все еще недоумевая, но постепенно успокаиваясь и чувствуя себя уверенней, Барбара отдала своим людям нужный приказ и насмешливо посмотрела на Лусиуса.

– Что теперь? Я, конечно, готова вам повиноваться.

Он не обратил внимания на ее насмешливый тон и только отрывисто бросил:

– Отойдите от кареты на насколько шагов. Я не хочу, чтобы наш разговор слышали ваши слуги.

Когда они отошли на достаточное расстояние, она стремительно повернулась к нему.

– Итак? Вы пожалели о том, что отослали меня?

– Я последовал за вами совсем по другой причине. Уезжая, вы упомянули мою кузину Тею. Где она и что должны были означать те последние слова, которые вы мне крикнули?

– А, так вам любопытно это знать! – с издевкой отозвалась Барбара. – Но вы от меня больше ничего не услышите.

Не сомневаюсь, что рано или поздно новости до вас дойдут.

– Немедленно говорите, что вы имеете в виду! – потребовал Лусиус.

– А если я откажусь?

– Тогда я вас подстрелю, – ответил он, угрожающе поднимая пистолет.

– Но если вы убьете меня, это вам не поможет! – улыбнулась Барбара. – Вы все равно не узнаете, что происходит с вашей кузиной.

– Я не стану вас убивать, леди Каслмейн. Не в моих привычках убивать кого бы то ни было, если они не настолько предались мерзости и пороку, что мир без них становится лучше. Не мне вас судить, однако я должен заботиться о кузине Tee. Она дороже мне, чем сама жизнь, дороже, чем законы рыцарства, которые я усвоил с детства и которые требуют вежливого обращения с дамами. Как я уже сказал вам, я готов на крайность. Если вы не скажете мне, что происходит с моей кузиной, я выстрелю так, чтобы вас ранить. Вы сказали, что ваши люди не вооружены, так что вы не сможете ничего сделать, чтобы меня остановить. Вы не умрете, леди Каслмейн, но у вас появится шрам, а шрамы прекрасной женщине не к лицу. Например, длинный шрам на белом плече…

– Вы не посмеете! – вскрикнула Барбара, но, казалось, Лусиус ее даже не слышал.

– И женщина, лишившаяся пальца, тоже становится объектом жалости. Вас будут жалеть, леди Каслмейн. Не думаю, чтобы вам это понравилось.

– Я ничего вам не скажу. И я не верю, что вы сделаете то, чем угрожаете!

Барбара смело бросила ему эти слова, но в ответ Лусиус поднял пистолет и наставил его на белое плечо, видневшееся в глубоком вырезе вечернего наряда.

Прицелившись, он спокойно начал считать:

– Раз… два…

Казалось, его палец начал нажимать на спусковой крючок.

Барбара тихо застонала.

– Будьте вы прокляты! – крикнула она. – Ну, раз уж вы так хотите узнать, то, надеюсь, это вам понравится: сейчас ее венчают с Рудольфом. Ему нужны ее деньги, а она выйдет за него замуж, чтобы он смог жить в Стейверли и восстанавливать поместья. Надеюсь, это известие вас порадует, лорд Стейверли. А вас в самом скором времени повесят, чего вы и заслуживаете.

– Где Рудольф женится на ней?

Его вопрос оборвал мстительные угрозы Барбары. На мгновение у нее была мысль отказаться отвечать, но потом она увидела, что смогла его больно ранить, и в приливе торжества Барбара забыла об осторожности и о просьбе Рудольфа никому ничего не рассказывать.

– Их свадьба идет в церкви Стейверли. Вас это радует?

Эта церковь должна была принадлежать вам. Не будь вы изгоем и преступником, за голову которого назначена награда, вы сами могли бы венчаться с ней в этой церкви!

Последние слова Барбара уже кричала во весь голос, иначе Лусиус их не услышал бы. Его уже не было рядом с ней.

Как только она назвала ему место, где должна была состояться свадьба Теи, он вскочил в седло и, подобрав поводья, пришпорил своего жеребца. Проскакав мимо Барбары, он даже не взглянул на нее.

Зато она смотрела вслед летящему галопом коню, пока он не скрылся из виду в тени деревьев.

А потом на ее губах медленно появилась горькая улыбка.

Луна уже почти исчезла, и первые бледные лучи рассвета тронули небо на востоке. До Стейверли далеко. Лусиус опоздает!

Глава 14

Королева сделала последний стежок в вышивке и подняла ее, чтобы показать Tee.

– Красиво получилось, правда, леди Пантея? – спросила она.

– Очень красиво, мадам! – воскликнула Тея. – Рукоделие вашего величества просто чудесно. Сомневаюсь, чтобы в Англии нашлась хоть одна женщина, которая умела бы делать такие крошечные стежки.

– Меня учили монашки в Португалии, – с улыбкой сказала королева.

Она сложила вышивку, а потом, словно мысль о добрых женщинах, которые учили ее, заставила ее обратиться к вещам более возвышенным, она подняла взгляд на изображения святых, висевшие по стенам ее комнаты, и губы ее зашевелились, шепча молитвы.

Тею всегда поражало, как просто и скромно обставлены покои королевы, тогда как при дворе только и говорили о той роскоши, что царила в апартаментах леди Каслмейн. Но все знали, что королева никогда не докучала супругу просьбами о подарках и не выражала желания получить в свое распоряжение что-нибудь из пышной обстановки парадных покоев. Ей было достаточно картин на сюжеты Священного Писания, молитвенников на столике у кровати и кропильницы со святой водой над постелью. Про себя Тея даже думала, что королева по-своему гордится своим отличием от других дам, которые добивались расположения ее мужа.

Как большинство некрасивых, но обаятельных людей, королева казалась то удивительно привлекательной, то совсем неинтересной. Тея с удовольствием отметила, что сегодня маленькая королева выглядела удивительно хорошо. Отложив вышивку, она начала переодеваться к ужину с его величеством.

Камеристки принесли ей на выбор несколько нарядов, но королева колебалась и раздумывала, какие драгоценности можно будет надеть к каждому из платьев. Среди них было платье из узорчатого белого атласа с нижней юбкой из малинового кружева, к которому можно было надеть ожерелье из рубинов, свадебный подарок от родственников из далекой Португалии.