Роза и лилия, стр. 39

Через два дня в Париж доставили тело Бартелеми. Жанна, казалось, выплакала все слезы.

– Разве Господь не посылает вам утешение? – спросил отец Мартино.

– Он, должно быть, проклял меня, если отнимает все самое дорогое! Родители, брат, а теперь вот мой муж! Я так и не смогла по-настоящему доказать им мою любовь! За что это мне?

– А Иисус, распятый на кресте? Он что, тоже был проклят? А Жанна, сожженная как еретичка?

Жанна задумалась, смущенная этими словами. Чуть позже на похоронах каждое слово из проповеди отца Эстрада вонзалось в ее мозг словно гвоздь.

– …сила и благородство, исходившие Божьей милостью от Бартелеми де Бовуа…

Никогда в ее жизни не будет другого Бартелеми.

Выходя из часовни, Жанна решила оставить свой дом, над которым, без сомнения, тяготело проклятье. Она вернулась к себе на улицу Галанд вместе с малышом и кормилицей. Жанна распорядилась похоронить Бартелеми на кладбище Сен-Северен, чтобы как можно чаще приходить на его могилу.

Придя туда, она впервые прочитала надвратную надпись:

Неделю она не могла подняться с постели, из последних сил стараясь скрыть свое горе от мальчика.

Пушки! Они уносят жизни даже в мирное время.

Жанне было всего шестнадцать с половиной лет, но иной раз по вечерам она чувствовала себя древней старухой. Единственной поддержкой были тогда лица Исаака и собственного сына.

И жившая в ней надежда найти Дени.

Часть вторая

Как жестоки стихи

21

Интрига

В первые дни весны Жанна снова начала выходить из дома. Одной из причин тому было желание найти более просторное жилище в окрестностях улицы Га-ланд, ибо она уже привыкла жить в большом доме. Кроме того, ею двигал инстинкт самосохранения. Питаясь от случая к случаю, она так похудела, что отец Мартино, кормилица и Сидони стали хором протестовать. Часами поминая дорогих ей усопших у могилы Бартелеми, она и думать не думала о еде. Спала Жанна так мало, что никак не могла восстановить силы.

– Чрезмерно предаваться скорби – это грех, о котором забыли упомянуть отцы Церкви, – сказал раз отец Мартино. – Непозволительно терять надежду и слишком привязываться к земным созданиям, даже если любишь их по заслугам и от всего сердца. У вас есть сын. Разве он вам не дорог? Вы хотите, чтобы он вырос при матери, до срока приговорившей себя к могиле?

Жанна сказала себе, что, поменяв жилье, она, возможно, почувствует себя лучше. Наследство, доставшееся ей от Бартелеми, оказалось скромным: рента в три тысячи ливров в год, полученная ею по повелению короля и коннетабля де Ришмона, и несколько земельных наделов близ Орлеана. Но все это было не важно: доход от торговли вполне позволял ей обосноваться в более просторном доме. Жанне хотелось арендовать и другую лавку, чтобы расширить дело.

Она уже собралась посоветоваться обо всем с королем, но как-то утром в лавку заявился гладко выбритый мужчина, одетый дорого, но не крикливо, и пожелал поговорить с Жанной наедине. Она предложила ему подняться наверх. Когда гость сел, Жанна осведомилась о его имени, предполагая, что это один из тех законников, стремившихся найти выгодное дело на продажу, что кишели в то время в Париже.

– Мое имя не имеет значения, – ответил тот, – речь идет о вашем будущем.

Воцарилось молчание.

– Поскольку вы не хотите назваться, – сказала наконец Жанна, – то полагаю, что вы говорите о своем будущем. С чего бы это вам заботиться о моем?

– Те, кто хвалили ваш ум, оказались правы, – заметил мужчина.

Жанна растеряла последние остатки любезности, предназначавшейся незваному гостю.

– Вы молоды. Вам шестнадцать, не так ли? И уже вдова. Король к вам исключительно благосклонен. Его благосклонность может пойти еще дальше. Вы способны заполнить пустоту, оставшуюся после смерти его возлюбленной.

Совершенно обескураженная Жанна кожей почувствовала опасность.

– Даже если предположить, – сказала она, – что король испытывает ко мне добрые чувства, а я та, что ему нужна, не вижу причин занимать такое опасное место. Поговаривают, что Агнесса Сорель была отравлена.

– Вас не отравят, – уверенно сказал незнакомец.

Жанна изо всех сил старалась сохранить непроницаемое выражение лица.

– Я окажусь под покровительством важных особ, которым буду вынуждена оказывать некоторые услуги?

– Сообщать им о намерениях короля.

Жанна по-прежнему смотрела на незнакомца невидящим взглядом.

– Король не вечен, – продолжил мужчина вкрадчивым тоном. – Когда он отойдет в мир иной, вы будете в самом расцвете сил.

Тут Жанна похолодела. Откуда ему знать, когда умрет Карл? А может, и его тоже собрались отравить?

– Его наследник не будет испытывать к вам ничего, кроме признательности за оказанные услуги.

– Вас послал принц Людовик? – спросила Жанна.

На лице незнакомца появилось выражение тех слуг, которые, прикоснувшись к источнику власти, считают себя носителями величайших тайн. Жанна зашла с другой стороны.

– Сударь, если вы так хорошо осведомлены, то не можете не знать, что я ношу траур по горячо любимому мужу и горе мое неизбывно. Если бы не сын, единственное мое утешение, я давно приняла бы постриг и удалилась от мира, в который занес меня случай.

– В шестнадцать лет? – удивленно сказал мужчина.

– Разве дело в возрасте? Доведись вам видеть меня год назад, вы бы поняли. Бартелеми был для меня всем, и жизнь без него потеряла смысл.

Мужчина разочарованно смотрел на нее, пытаясь понять, искренне ли она говорит.

– Хитросплетения, связанные с властью, мне безразличны, если не отвратительны. Я никогда вас не видела прежде. Извольте оставить меня. Мир полон страдания, не стоит делать его еще мрачнее.

Человек встал, поколебался мгновение и, не проронив ни слова, направился к двери.

– Прощайте, сударыня, – сказал он наконец, – я думал, вы более честолюбивы. Позволю себе надеяться, что вы поостережетесь рассказывать о нашей беседе.

Какое-то время в Жанне боролись ярость и страх. Она спустилась вниз и попросила у Сидони ее плащ. Он не был таким дорогим, как плащ Жанны, но ей и требовалось не выделяться из толпы. К тому же у него был капюшон, какие носят паломники, а это позволяло скрывать лицо, невзирая на летнее тепло. Удивленная Сидони подала ей плащ.

Накинув капюшон, Жанна вышла из лавки, пытаясь изменить свою походку. Она шла, немного прихрамывая, временами нарочно спотыкаясь и волоча правую ногу. Именно так Матье избежал службы в королевских войсках. В этом квартале наверняка хватало соглядатаев. Жанна бросила всю эту комедию только на Малом мосту, но снять капюшон все же не решилась.

Вскоре она достигла своей цели, дворца Турнель. У ворот ее остановили. Жанна откинула капюшон, назвала свое имя и объявила, что хочет видеть короля по делу, не терпящему отлагательства. Стражник передал просьбу придворному, а тот предупредил секретаря его величества. Через несколько минут Жанну провели в королевские покои. Она почтительно поклонилась Карлу.

Король сидел за столом вместе с тремя мужчинами, одним из которых был коннетабль де Ришмон. Он сразу узнал Жанну.

Повернувшись к королю, Жанна поднесла палец к губам, призывая его к молчанию. Потом она оглядела придворных, давая понять, что здесь они лишние.

– Господа, мы продолжим наш разговор через минуту, – сказал король.

Двое мужчин вышли, коннетабль не тронулся с места. Жанна внимательно посмотрела на него.

– Жанна, – взволнованно сказал король, – вы можете говорить при коннетабле! Подойдите, дитя мое, и скажите, в чем дело. Как вы похудели! Вы не больны?

– Нет, сир.

Жанна рассказала о неожиданном посетителе и слово в слово передала весь их разговор.

Король в гневе поднял руку и стукнул кулаком по столу с такой силой, что массивный медный канделябр едва не свалился на пол.