Колечко с бирюзой, стр. 50
Глава 6
Солнечные лучи, прокравшись за занавеску, разбудили Наташу. Она подняла голову и с тревогой посмотрела на будильник. Конечно, она забыла завести его с вечера, и он самым бессовестным образом проспал вместе с ней.
Наташа торопливо вскочила с постели и выглянула в окно. Егор, обнаженный по пояс, в спортивных брюках натягивал между деревьями бельевую веревку. Который все-таки час? Наручные часы тоже остановились в час ночи. Пришлось одеться и выйти в гостиную. Взглянув на массивные с колокольным боем часы, Наташа вздохнула: время приближалось к полудню, а она, будто нарочно, дала повод усомниться в собственной обязательности.
Она вышла на крыльцо. Домашняя живность признаков близкой голодной смерти не подавала.
Егор развесил для просушки выстиранные джинсы и несколько маек и поднялся ей навстречу. Сегодня он улыбался и к ней обратился вполне приветливо:
– А я решил, что вы никогда не проснетесь! Загляну, послушаю, вроде дышит. Ладно, думаю, пусть спит, на сколько ее хватит. Мне только интересно, как вы с такой любовью поспать умудрялись справляться с хозяйством?
– Да я уж, честно сказать, и не помню, когда так поздно просыпалась! – повинилась Наташа и вежливо справилась: – Вы, наверно, проголодались?
– Не на того напали! – улыбнулся Егор. – Пока вы подушку давили, я успел не только позавтракать и со всеми утренними делами управиться, но и на рынок съездить, и искупаться, и постирать. – Он улыбнулся. – Вы, я вижу, на реку собрались? – кивнул он на полотенце в ее руках. И вдруг, отставив в сторону пустой таз, склонился к ее ногам и, осторожно коснувшись пальцами самой большой царапины на колене, заметил: – Да-а, с такими отметинами вам долго ноги от зрителей придется прятать!
Наташа отступила на шаг.
– Я в зрителях не нуждаюсь, и мне плевать, если мой вид кого-то шокирует!
– Я вовсе не хотел вас обидеть, – Егор поднялся во весь рост, – просто посчитал своим долгом предупредить, чтобы были осторожнее и не занесли инфекцию.
– Спасибо. – Наташа посмотрела на него. – Через полчаса я вернусь и займусь обедом. Подумайте это время над меню.
– Меню крайне простое и незатейливое. Приличный борщ и что-нибудь мясное, тем более что мясом я холодильник затарил под завязку. Удивляюсь только: вы до меня одним святым духом питались?
– Я не увлекаюсь обильной едой. Мне вполне хватает овощей и фруктов.
– Но со мной у вас это не пройдет! Я любитель хорошо и вкусно поесть. И раз уж мы заключили деловое соглашение, свою часть договора, надеюсь, выполните?
– Постараюсь угодить вашим вкусам, но предупреждаю: повар я совсем не блестящий...
Наташа искупалась от души и вернулась в дом. Из дверей летней кухни доносились аппетитные запахи. Егор, вооружившись деревянным молотком, усердно отбивал куски мяса. Прислонившись к косяку, она некоторое время наблюдала за его работой, надеясь, что ее когда-нибудь заметят. Заметили и даже улыбнулись. Наташа отделилась от косяка и подошла к столу:
– Похоже, вы полностью решили перейти на самообслуживание?
– Не совсем, просто захотелось устроить вам выходной и заодно показать, на какой примерно уровень кормежки я рассчитываю.
А уровень был достаточно высоким, и это не сулило ей ничего хорошего. Стояние у плиты всегда было для нее сущим наказанием. И когда Нина Ивановна, перебравшись к ним в Красноярск после выхода на пенсию, взяла всю готовку на себя, Наташа не знала, каких богов благодарить за столь великое счастье. Но разве она предполагала, что жизнь преподнесет ей подобный сюрприз? И ничего теперь не поделаешь: назвалась груздем, полезай в кузов!
Борщ она только попробовала, а вот от сочной, с розовой корочкой отбивной, заманчиво выглядывавшей из-за ломтиков молодой картошки, обсыпанной мелко нарезанным луком и укропом, отказаться не смогла.
Егор плеснул в бокал сухого вина:
– В угоду красивой фигуре не стоит лишать себя маленьких житейских радостей.
Наташа подняла на него взгляд:
– Вы осуждаете красивые фигуры? Вам подавай мухинскую «Колхозницу»?
– Не стоит напрашиваться на комплимент, сударыня, я совсем не вашу фигуру имел в виду, хотя она у вас и отменная! Но вы об этом слышите в последний раз: я совсем не намерен отказываться от своих принципов!
Наташа бросила вилку на стол и сердито посмотрела прямо в глаза Егора:
– Понятия не имею о ваших принципах, но все ваши разговоры так и вертятся вокруг женских прелестей.
– Черт возьми! – Егор с досадой швырнул салфетку на стол. – С сегодняшнего дня обедаем по отдельности. Ваша смазливая мордашка и красивая фигура вызывают у меня изжогу, причем самую что ни на есть отвратительную изжогу!
– Взаимно! – крикнула ему вслед Наташа. – Желательно бы реже встречаться, а свои предложения прошу оставлять на холодильнике в письменном виде!
До пяти вечера она неплохо поработала над статьей, по крайней мере, перевалила уже за ее половину, и появилась надежда расправиться с ней до отъезда. С сознанием исполненного долга Наташа отправилась купаться. На узкой тропинке, бежавшей по краю косогора, ей встретился Егор, трусцой преодолевавший крутой склон. Она заметила, как напряглось его тело, покрытое капельками не просохшей после купания воды, а взгляд исподлобья чуть не испепелил ее. Но в тот момент, когда Наташа, пытаясь обогнуть его по самому опасному участку склона, потеряла равновесие и, покачнувшись, соскользнула одной ногой с обрыва, Егор обхватил ее за талию, на долю секунды прижал к своей груди и переставил на безопасный участок.
Наташа кивком поблагодарила его и сбежала вниз по тропинке, всей кожей ощущая пристальный мужской взгляд. Она понимала, что со стороны весь этот парад суверенитетов крайне смешон и напоминает известный турнир двух баранов над пропастью и, если верить притче, ничего хорошего не предвещает.
На берегу не было спасения от галдевшей, визжавшей, с размаху плюхавшейся в воду детворы. Наташа положила в пакет одежду, перешла реку вброд – в самом глубоком месте вода едва покрывала ей плечи – и устроилась на небольшой песчаной отмели в тени принесенных весенним половодьем деревьев.
Высокое голубое небо, посвист стрижей над головой, легкий ветерок, пробивающийся сквозь завалы плавника, должны были самым приятным образом успокоить взбунтовавшиеся нервы. А она никак не могла вернуть себе то состояние безмятежности, которое поселилось в ней с момента приезда в Тихореченск и было столь бесцеремонно разрушено внезапной встречей с Егором.
Игорь и Егор – два имени: одно – из прошлого, другое – из настоящего... Два разных имени и два разных человека с одним и тем же лицом, тем же голосом и взглядом... Но сколько нетерпимости, грубости, неприкрытого цинизма и даже жестокости появилось в Егоре! Куда исчез молодой лейтенант, в которого она так безоглядно влюбилась? Без конца шутивший и постоянно улыбавшийся... Нежный и ласковый, страстный и восторженный... Конечно, уже тогда проступали в нем и властность, и умение приказывать другим людям. Но она тоже была хороша! И лишь благодаря его терпению, а затем и любви ее недолгая карьера сиделки не превратилась в кромешный ад...
Сейчас ей давали понять, что она не интересна ему как женщина. В родном доме Егору спокойно и уютно, и единственное его желание – как следует отдохнуть, без особых хлопот и потрясений. И, верно, только ушиб головы стал причиной того, что она начала думать и надеяться, что Егор вновь сумеет полюбить ее. Наташе стало безумно жалко те долгие годы, что она прожила, постоянно вспоминая и мечтая о встрече с ним.
Вот и встретились! И ничего, кроме разочарования и обиды!
Уткнувшись лицом в песок, Наташа заплакала. Видно, слишком велики ее грехи, если судьба продолжает отвешивать ей оплеуху за оплеухой и жалеет расщедриться хотя бы на капельку счастья.
Она ударила кулаком по песку и сердито чертыхнулась. Опять рассиропилась, распустила слюни... И с какого такого великого горя вдруг разревелась? У нее умные и красивые сыновья! Материально она тоже ни от кого не зависит, хотя каких усилий это ей стоило, известно лишь одной Нине Ивановне! А разве не счастье, что она будет жить и работать в своем любимом городе рядом с самыми дорогими и близкими ей людьми? Нет любви? Но и это не страшно! Тысячи, миллионы женщин проходят через одиночество. И никто не стонет, не кричит на весь белый свет о вечных проблемах одинокой женской души, а что уж там по ночам в подушку шепчут, одному господу богу известно, а он тайн не выдает!