Колечко с бирюзой, стр. 38

Боль поначалу гнездилась в области сердца, но постепенно захватила все тело, невыносимой тяжестью сдавила виски. Утомленная до предела, с измученным и подурневшим от невыплаканных слез лицом, Наташа безучастно смотрела в лобовое стекло. В голове у нее не укладывалось, что можно так жестоко и бесчеловечно растоптать любовь! Почему она ни разу не усомнилась в искренности Игоря, в подлинности его чувств и слов? Неужели любовь настолько застила ей глаза, что она не сумела разглядеть наглого, беспринципного циника, который ради ночи с женщиной готов на любую подлость?..

...Домой вернулись часов в девять вечера. Петр молча загнал машину во двор и прошел на кухню готовить ужин. Она бросила сумку с вещами в угол, не раздеваясь, упала на кровать, уткнулась головой в подушку и впервые за эти горькие дни разрыдалась.

Вместе со слезами пришло некоторое облегчение, и, наплакавшись от души, Наташа подняла голову от подушки, вгляделась в темноту за окном. Далеко у горизонта над светлой полоской вечерней зари сияла крупная звезда. Каждый вечер она видела ее из окна палаты. Возможно, Игорь тоже сейчас смотрит на нее и вспоминает их последнюю ночь? А впрочем, вспоминает ли? Ведь у нее появилась замена – высокомерная и красивая Виктория. У нее, у Наташи, нет на этого мужчину никаких прав, а у него, как оказалось, нет никаких чувств к ней. Ведь догадывалась же она, внутреннее чутье ей подсказывало, что рано или поздно их безрассудство закончится, наступит горький день разлуки. Но почему она не предвидела, насколько ей будет больно и обидно?

Наташа вновь дала волю слезам. Она оплакивала несбывшиеся мечты, свою невостребованную любовь, ее страшило будущее, терзала душу горечь разрыва... Наташа плакала, она не могла и не хотела остановиться, словно все закончилось и нет даже слабого проблеска надежды в длинном темном тоннеле под названием «жизнь»...

А ночью к ней пришел Петр, и Наташа не оттолкнула его...

Глава 19

– Тетя Белла, тетя Клара! Есть что-нибудь для меня?

Наташа разделась в прихожей и, подхватив тяжелый портфель с учебниками и конспектами лекций, заглянула на кухню. Две сухонькие черноглазые старушки торопливо накрывали на стол.

– Нет, деточка, сегодня опять ничего нет! – Клара Лазаревна виновато посмотрела на девушку, словно была причиной того, что от Петра более месяца нет ни слуху ни духу. Не позвонил, не написал... Обещал приехать в середине сентября, а сейчас уже начало октября...

– Куда сегодня Софочка подевалась? Мы уже все к обеду приготовили, – засуетилась Белла Лазаревна.

– Сегодня у нее старостат, а я не стала дожидаться. Что-то у меня весь день голова кружится, тошнит...

– Клара, смотри, на девочке лица нет! Корми ее живее, – заторопила сестру Белла.

– Боже, Наташенька, ты сейчас совсем зеленая, точно Медный всадник, – сказала Клара неожиданно басом, покачала осуждающе головой и увлекла Наташу на кухню.

После обеда Наташа прошла в комнату, которую они делили с Софьей. Переоделась в ситцевый халатик, подошла к зеркалу. Увиденное не обрадовало: глубокие тени под глазами, горькая складка у губ, совсем исчез румянец, и глаза глядят тускло, равнодушно.

Петр упорно молчал, не отвечал на ее письма. Два раза она пыталась вызвать его на переговоры, но муж на них почему-то не явился. Послала телеграмму, пришел ответ: «Адресат выбыл».

Сонька ее успокаивала:

– Он же военный человек, приказали и отправили в командировку, куда Макар телят не гонял, или на учения какие...

– Не тот он человек, Соня, чтобы не отвечать на письма и не позвонить ни разу, хотя сам меня уговаривал писать каждые три дня.

– Хорошо, давай подождем еще неделю, а потом сделаем запрос в его часть, ты согласна?

– Согласна!

Но неделю Наташа не выдержала и через два дня после разговора с подругой позвонила во Владивосток. Разбуженная среди ночи Нина Ивановна выслушала ее сбивчивый рассказ, потом недовольно проворчала в телефонную трубку:

– Что ж раньше-то не позвонила? Не беспокойся, завтра же вечером съезжу в Полтавское, разузнаю, что к чему! Не мог же твой Петр бесследно исчезнуть!

Наташа взглянула на часы. Сейчас в Приморье полночь. Надо ждать еще не менее семи часов, чтобы во Владивостоке наступило утро, и не опоздать, застать Нину Ивановну дома перед уходом на работу...

– Таточка, яблоко хочешь? – В дверь просунулась высохшая, как куриная лапка, рука. Тетя Клара заглянула в комнату. – Мы на ужин непременно морковный салат сделаем, скушаете его с Софочкой, и, дай бог, щечки у наших девочек опять порозовеют.

У Соньки с румяными щечками, очевидно, проблем не будет, вздохнула про себя Наташа, а что делать ей? Сегодня она окончательно убедилась в том, что подозревала уже больше месяца. Она ждала ребенка, и если судить по срокам, то появиться на свет он должен где-то в начале мая...

Она сжала пальцами виски. Господи, как ей хотелось, чтобы он был от Петра. А если от Игоря? Наташа стиснула зубы и тихо застонала. За какие великие грехи она наказана вечным мучением постоянно во сне и наяву видеть серые глаза, испуганно шарахаться от мужчин, даже отдаленно похожих на него фигурой, цветом волос, разворотом плеч или походкой? Когда же исчезнет из памяти воспоминание об их первой и последней шальной ночи?

Наташа с досадой стукнула кулаком по подушке и уткнулась в нее головой. Ну почему же милый и ласковый Петр не вызывает у нее подобных чувств? Почему так бесчувственно и равнодушно она воспринимала его ласки и сходила с ума, когда руки Игоря слегка касались ее? Почему ни разу не испытала даже тысячной доли того блаженства, которое подарил ей Игорь? Неужели она все еще не перестала его любить и мысли о нем отодвигают тревожные думы о непонятном молчании Петра и даже о своей собственной судьбе?..

С Петром они расписались в срок. Но Наташа отказалась от свадебного платья и фаты. Надела скромный светлый костюм, туфли на низком каблуке и сразу после регистрации попросила мужа свозить ее на кладбище, где положила свадебный букет на могилу бабушки. Нина Ивановна после ее отругала, дескать, плохая примета после свадьбы побывать на кладбище да еще оставить там что-то. Но Наташа не обратила на ее ворчание внимания. Сама она в приметы не верила и о словах Нины Ивановны быстро забыла... Вечером они распили бутылку шампанского под незатейливое угощение. Из гостей присутствовали лишь Нина Ивановна да молоденький лейтенант, свидетель со стороны жениха. Настроение у новобрачных было совсем не праздничным, и вскоре гости засобирались домой. Первым ушел лейтенант, следом поднялась Нина Ивановна. Она спешила, боялась опоздать на последнюю электричку. Петр вызвался проводить ее до станции, но не успели они выйти на улицу, как за окном раздался резкий автомобильный сигнал. Наташа выглянула в окно. За кустами сирени виднелся большой черный автомобиль.

– Подождите секунду, Нина Ивановна, – попросил Петр, – пойду выясню, кого это нелегкая занесла?

Он вышел из комнаты. Наташа и Нина Ивановна остались одни.

Некоторое время они молчали. Но Петр задерживался, и Нина Ивановна заговорила первой:

– Девочка моя, я при Петре не посмела сказать, хотя, честно говоря, и тебя не хотела тревожить. – Она непривычно робко посмотрела на Наташу. – Дай слово, что спокойно выслушаешь меня.

Наташа напряглась, но согласно кивнула:

– Хорошо, я готова, говорите!

Нина Ивановна вздохнула и вдруг взяла Наташу за руку, заглянула ей в глаза.

– Помнишь тот день, когда ты в последний раз приезжала в госпиталь?

Наташа молча кивнула – еще бы она не помнила этот день – и сильно сжала пальцы Нины Ивановны.

Та отвела глаза и скороговоркой произнесла:

– Карташов сразу же после твоего отъезда вернулся в палату и устроил дикий скандал на все отделение. Требовал, чтобы его немедленно выписали, грозился в одной пижаме уйти. Пришлось звонить его командованию. И только тогда кое-как его успокоили...