Александра - наказание Господне, стр. 21

Они приняли решение бежать, а через два дня обвенчались в маленькой деревенской церкви в соседней губернии, где они спрятались, спасаясь от погони, предпринятой обоими семействами. Только через год скитаний и лишений родители смилостивились и простили молодых. Но все это тяжелое время они ни разу не усомнились в своем поступке, и Ольга без тени колебания отправилась с мужем в полное опасностей и невзгод путешествие, пожертвовав благополучием, комфортом и, самое главное, своей жизнью. Но она подарила ему такую любовь, которую нечасто встретишь в жизни, и никакие испытания не могли вырвать из сердца Василия Волоцкого воспоминания о том светлом и счастливом времени...

Граф смотрел, как танцует его дочь, и сердце его замирало от восхищения. Мать, а потом и тетка многому научили ее. Танцевала Саша великолепно, умудряясь при этом поддерживать непринужденную беседу со своим партнером. Однако отец заметил в ее глазах знакомое тоскливое выражение. Но, в отличие от давних событий, человека, способного спасти дочь от скуки, в ближайшем окружении не было, по крайней мере Волоцкий-старший определил это сразу. Иначе почему после первых же пяти танцев, едва дождавшись перерыва, Саша попросила отца увезти ее с бала?

Она сослалась на сильную головную боль, которая по дороге домой странным образом прошла. Дочь принялась весело обсуждать поведение соседей, потом перешла на дела в имении и вдруг сообщила, что собирается через неделю на ярмарку в соседнюю губернию, чтобы закупить на племя лошадей.

Граф вначале опешил, попытался возразить, но Саша сердито закусила губу. Она успела доказать свои способности, и доводы отца, что негоже, дескать, молодой девушке ездить на ярмарку без сопровождения, заглядывать лошадям под хвосты и употреблять при этом не слишком приличные выражения, не приняла, потому как уже наслушалась предостережений от Глушкова, собственных конюхов и даже скотопромышленника Постникова, который предсказал провал ее затеи по части разведения лошадей и выращивания телят на мясо.

– Папенька! – Саша, обняв отца за плечи, поцеловала его в щеку. – Ради бога, не беспокойся обо мне! Чтобы не было лишних разговоров, мы с Серафимой уже решили переодеться крестьянскими мальчиками. Все сделки по доверенности совершат Ахмет и Рустам. Будь уверен, с ними я буду как у Христа за пазухой! А потом, – девушка лихо подмигнула растерянно улыбавшемуся графу, – неужели ты сомневаешься в моих способностях? А может, ты думаешь, что меня испугают клопы на постоялом дворе или столы, засиженные мухами, в трактире? Вспомни, нам приходилось жить и не в таких условиях! Я еще не забыла наших ночевок у костра и не разучилась скакать верхом на лошади с утра до позднего вечера... – Она перевела дух и улыбнулась. – И не надо меня больше уговаривать доверить дело приказчику. Я не привыкла перекладывать все на чужие плечи и поеду, даже если ты решишь со мной поссориться.

11

По небу неслись низкие тучи, гонимые сильным верховым ветром. Дождь, поливавший землю целую неделю, утром прекратился, но все кругом настолько пропиталось влагой, что казалось, будто она сочится из-под каждой травинки.

Огромная поляна, которую перед началом ярмарки покрывал роскошный зеленый ковер, превратилась в чавкающее, зловонное болото. Ноги проваливались в грязь чуть ли не по колено, поэтому все: и покупатели, и торговцы, и просто зеваки, которых на любой ярмарке гораздо больше, чем всех остальных, предпочитали большей частью передвигаться верхом. Но всеобщую сумятицу как раз и создавали праздношатавшиеся толпы, чье единственное предназначение было – тревожить лошадей да забавлять истинных знатоков дурацкими замечаниями и суждениями. Их не пугает ни грязь, ни распутица, ни опасность быть смятыми многочисленными всадниками.

Кирилла Адашева толпа зевак приводила в тихую ярость, потому что, несмотря на месиво под ногами, число остолопов, лезущих под копыта его с Павлом лошадей, не убывало. Особенно много их толпилось около загонов с ахалтекинцами и «англичанами». Временные конюшни с рысаками графа Орлова и дончаками Платовского завода находились на некотором возвышении, и хотя народу там сновало не меньше, но было суше, что позволяло спешиться и осмотреть лошадей.

Подобная ярмарка, на которой были представлены почти все породы лошадей казенных и частных конезаводов, на юге России проводилась впервые и интерес вызвала небывалый. Вдобавок к известным породам бельгийцы привезли своих брабансонов, потомков рыцарских коней, французы новую породу – першеронов, более резвых и темпераментных, в отличие от «бельгийцев», медлительных и добродушных тяжеловозов.

Однако самый большой интерес вызывал загон с редкими для России «арабами». Высокий рыжий англичанин, имевший явное портретное сходство со своими подопечными, минуя запреты, [20] привез на ярмарку почти дюжину жеребцов и кобыл – уроженцев оазисов Аравийского полуострова. Адашева и Павла привлекали хадбаны, самые сильные из арабских лошадей. У князя уже стоял в конюшне великолепный экземпляр по кличке Алтан-Шейх, а сегодня удалось приобрести для него парочку подружек.

Адашев решил остаться до конца ярмарки, потому что в суматохе первых дней не успел насладиться чудесным зрелищем, которое представляло собой это огромное собрание великолепных животных, созданных не только для того, чтобы приносить человеку пользу, но и радовать его душу и сердце.

Все пространство поляны, края которой терялись в дымке у дальнего леса, заполняли временные деревянные сооружения: конюшни, навесы, загоны... Здесь царила смесь запахов лошадиного пота, мочи, сырой травы и раскисшей глины. Неумолчное ржание лошадей, их испуганное всхрапывание при виде настырных зевак, крики барышников, визг дамочек, занявших временные же беседки. Все вместе рождало чувство, от которого так странно щемило сердце, волновалась и замирала душа... Ему трудно найти объяснение, столь оно неустойчиво, эфемерно и исчезает слишком быстро, почти так же, как и возникает...

Коробейники и цыгане, вездесущая ребятня и неповоротливые купцы в суконных поддевках продолжали испытывать терпение приятелей: как будто сговорясь, они лезли под копыта их лошадей. Павел, прокладывавший дорогу сквозь эту разноцветную толпу, даже охрип, проклиная беспечность пешей братии.

До обеда они успели полюбоваться на английских чистокровных красавиц – рыжих, караковых и гнедых, но сейчас уже второй раз за этот день возвращались к загону с ахалтекинцами, или аргамаками, как называл своих скакунов хозяин – огромного роста татарин, утверждавший, что привез их из оазиса Ахал-Теке, где каждую лошадь вскормил отборным зерном и выпоил верблюжьим молоком. Около этого загона толкалось особенно много любопытных, но покупателей было маловато: аргамаки стоили дорого.

Купец не уставал нахваливать выносливость и резвость своих питомцев, на редкость стройных и красивых, рыжей, буланой, гнедой с золотистым отливом масти... Изящный изгиб высокой шеи, точеная небольшая голова, упругие мышцы перекатываются под тонкой кожей – даже в загоне аргамак устремлен вперед, навстречу ветру, навстречу свободе!

Иногда кони высоко задирали головы, словно силились поверх ограждения рассмотреть далекий горизонт. Ноздри их слегка подрагивали, будто вдыхали незабытый еще воздух горных пастбищ, аромат нагретых солнцем трав. Они нервно переступали тонкими ногами, и Кириллу казалось, что еще мгновение, и лошади взметнутся ввысь, распластаются в прыжке над оградой, над людской толпой и исчезнут в заветных, таинственных далях, где им так легко дышалось, где они бегали жеребятами и были счастливы...

Адашев отправился на ярмарку с единственной целью: купить нескольких чистокровных арабских кобыл, но почему его так растревожил и разволновал вид гордых ахалтекинцев, объяснений не находил.

В этот раз народ вокруг загона отсутствовал, и, подъехав ближе, друзья поняли причину. Все лошади были проданы, причем совсем недавно. Умиротворенный татарин в окружении приказчиков стоял в конце загона, и по его довольной улыбке легко угадывалось, что купец не остался внакладе, сделки совершены удачные и теперь он с легким сердцем будет готовиться к следующей ярмарке.