Из неопубликованного, стр. 19
– Ты живая? – спросил Бунькин.
Ирина не отвечала.
– Раз не разговаривает, значит живая!
Юра тоскливо обвел глазами ободранную, обосранную щенками квартиру, лежащую трупом жену, глянул на жуткое отражение в зеркале и, перекрестившись, пошел к речке.
Юра вылил в консервную банку пакет молока, скормил Жулику шоколодку, поцеловал и швырнул в воду.
Бунькин упал лицом в песок, чувствуя себя убийцей. Через минуту что-то ткнулось в голову. Мокрый Жулик, отряхиваясь, сыпал песком в глаза.
Бунькин прижал щенка к груди, поцеловал и, зажмурившись, швырнул в реку подальше.
На этот раз силенок Жулику не хватило. Поняв крохотным мозгом, что это не игра, он взвыл детским голосом, что означало одно – «помогите!». Сработал инстинкт.
Не раздумывая Юра бросился в воду и вытащил полуживого щенка. Тот икал, закатывал глазки, цепко хватая Юру лапками, не веря, что спаситель хотел утопить.
Бунькин плакал скупыми слезами, Жулик слизывал горячим язычком слезы с небритой щеки.
И тут послышался жалостный вой. В воде барахталась чужая собака, взывая о помощи. И опять в Бунькине сработал чудом не угасший инстинкт, он полетел в воду за вторым псом. Это был кокер-спаниель, судя по дорогому ошейнику, из хорошей семьи.
В это же самое время Ира, лежавшая дома пластом, вдруг вскочила. Долгожданная тишина резанула слух. Она оглядела пустую без щенков комнату и зарыдала.
– Он утопил Жулика! Зверь!
Тут распахнулась дверь, вошел мокрый Юра. Ира с ходу влепила мужу пощечину:
«Убийца!» Бунькин отшатнулся, щенки грохнулись на пол.
Ира схватила Жулика и расцеловала.
– А это кто?
Юра прочитал на ошейнике «Арамис» и получил вторую пощечину.
– Псарню устраиваешь!
Юра выругался:
– Топишь – плохо, спасаешь – еще хуже! Пятерых кормили, а тут всего два!
Посчитай выгоду!
Вечером, похлебав из одной миски, уселись все четверо у телевизора.
Дикторша читала по бумаге: «Передаем объявления. Пропал кокер-спаниель по кличке Арамис. Просьба вернуть за вознаграждение. Телефон 365-47-21».
Бунькин умудрился, подпрыгнув, схватить карандаш, чмокнуть в щеку жену и при этом записать телефон на обоях.
Юра набрал номер, откашлялся: «Вы потеряли собаку по имени Арамис? Хотите получить за вознаграждение? А сколько… Сколько я хочу? – Бунькин задохнулся.
Откуда он знал, сколько он хочет? – Три… тысячи… долларов!» В трубке вздохнули. Юра хотел выпалить: «В смысле три тысячи рублей!», но мужской голос произнес: «Совсем оборзели. В девять у метро «Маяковская»!
Через час Юра ворвался в дом:
– Ирка! Три тысячи долларов за одну собаку! Бизнес есть бизнес!
И Бунькины отправились в круиз вокруг себя! Наелись, напились, приоделись всласть! Ира перестала дергаться, похорошела. Они ходили взявшись за руки и без причины смеялись. Прохожие говорили с завистью: «Гляньте! Рэкетир с проституткой!» Но в понедельник около часу дня доллары кончились.
Два дня Юра молча курил оставшиеся дорогие сигареты. На третий день оделся и ушел с мешком.
Вернулся за полночь еле живой и вывалил из мешка двух псов. Они без устали лаяли, кидались на дверь.
– У кого ты их взял? – испугалась Ира.
– Завтра по телевизору узнаем, у кого.
Но по телевизору накиких объявлений о пропаже собак не было. И на следующий вечер. И всю неделю.
За это время Бунькин приволок еще пять собак. Итого в доме их было восемь, с хозяевами – десять. От лая Ира оглохла. Плюс к тому всех надо было кормить и выгуливать.
– Скоты, – психовал Бунькин. – Пропала любимая собака, а им хоть бы хны! Не люди – звери!
У Иры опять начал дергаться левый глаз. Юра чувствовал, она скоро сляжет, скорей всего, навсегда. Он всячески избегал в разговоре резких выражений типа: бизнес, выгода, прибыль, деньги… Сам кормил и выводил псов на улицу. Соседи шушукались: «Без спроса собачью гостиницу устроили!» В воскресенье вечером в дверь позвонили. Озверевший Бунькин матерясь про себя, распахнул дверь.
Дама в роскошной шубе с таксой в руках улыбнулась: «Мне сказали, у вас гостиница для собак! Я на неделю еду в Париж. Возьмите Лизоньку, только учтите, ест мясо парное, спит под одеялом и с соской. Пятьсот долларов хватит?» Юра кивнул, вернее, у него чуть не отвалилась башка.
– Завтра зайдет подруга, жена дипломата, у них сенбернар. На две недели.
Собака сложная, так что заплатит дороже. До свидания!
Бунькин уставился на доллары, как эскимос на Коран. Собаки сбились в кучу вокруг таксы и сплетничали.
Юра очнулся и кинулся трясти полуживую супругу:
– Что я говорил! Собачий бизнес – это настояший бизнес! Оказывается, все рассчитал правильно! Открываем гостиницу «Собачья радость Бунькиных»! Псина не человек, за нее никаких денег не жалко!
Собаки дружно задрали хвосты, судя по всему, предложение было принято единогласно.
Средство от тараканов
Торговец орет:
– Лучшее средство от тараканов! Голландский порошек «Индекстайм»!
Уничтожает тараканов и прочую нечисть в радиусе двадцати метров! К утру горы трупов! Если у вас нет тараканов, купите «Индекстайм» и у вас никогда их не будет!» – Скажите, на самом деле надежное средство?
– Надежно, как смерть! За три дня сорок пять покупателей – и ни один с претензиями больше не появлялся!
Одиночество
Старый одинокий волк, прокашлявшись, завыл на Луну. Дотого жалостно прозвучало, что сам волк уронил слезу и она, жгучая, продырявила снег. От одиночества завыл он пуще прежнего, сердце сжалось. Чем тоскливее выл, тем сильнее болела душа. А чем больше страдала душа, тем тоскливее выл. До того довылся, бедняга, встал в горле ком, ни туда, ни сюда. Не вздохнуть и не взвыть, хотя хочется.
И тут вдали чей-то вой. Рванул старый на звук.
Что вы думаете? Сидит на поляне молодой, еще толком не стреляный волк и воет себе на Луну. Причем воет, сопляк, неверно, зато от чистого сердца. Хотел старый волк проучить наглеца, да заслушался. У молодого одинокого волка тоже, видать, накипело. Душу старому растревожил, он подсел к молодому и взвыл о своем. До чего слаженно получилось, вы не поверите! Старый волк взял низко басом, молодой взвился тенором. Жаль, вы не слышали. Словно два Паганини на Луну воют.
В морозной ночи далеко звук разносится. Тут еще один одинокий волк подоспел. За ним следом еще. И еще…
К полуночи на поляне до сотни одиноких волков собралось, кругом сели и без дирижера, но строго в гармонии завели волчью песнь.
Представляете: один волк на Луну воет – мурашки по коже обеспечены, а тут почти сто! Перемножьте мурашки – жуткая цифра получится! А волки дуреют, завывают по-черному, в полную пасть. Симфония «Вой минор»!
Хотя в душе всем обидно, если по-честному. Казалось каждому: одинок я, как никто, и вой мой единственный, неповторимый. Оттого и одинок, что второго такого на земле не сыскать, чем, тоскуя, гордился. И тут на тебе – сто штук и вой у всех практически одинаковый. Ощущение, будто ограбили, индивидуальность средь бела дня сперли. А с другой стороны, одному разве воется так, как в хорошей компании?!
Почему мужики в одиночку напиваются в хлам, а как за столом сойдутся, сразу петь и заслушаешься!
Когда воешь один, лишь тоска навевается, жалеешь себя, жалеешь, пока не возненавидишь себя окончательно. Тьфу!
К тому же в одиночку свои неприятности – в лучшем случае довоешься до размера беды. Каждому хочется разделить свое горе, а чтобы хватило на всех, тут нужна катастрофа! Тем более все скулят о своем и ты уже там не поместишься. Вот отчего повсеместно воют, воют, а облегчения нету.
Предположим, один ты в дерьме. Конечно обидно, но мелко. Ну а как все вокруг в том же самом?! Согласитесь, уже трагедия, другой жанр. Когда все в дерьме, оно сплачивает и возвышает. Ощущение сопричастности.
Короче, волки выли не переставая, отводя душу свою и наводя ужас на окружающих.