Из книги «Шанс», стр. 17
Надеюсь на вашу порядочность!
— А в темноте больше надеяться не на что!
— У меня есть спички. Посветить? Все сразу станет ясно.
— Не будем портить эту чудную ночь.
Выродок
— А сколько стоит эта шапка?
— Сто пятьдесят.
— А в том магазине такая же триста пятьдесят.
— Не торгуйтесь. Эта последняя.
— Но почему в том магазине дороже, чем у вас? Шапка хуже? Или мех другой?
— На ярлыке написано сто пятьдесят, и я не продам и на рубль дороже!
— Ничего не понимаю. Вроде нормальная меховая шапка, а стоит дешевле. Из кого она? Чей мех?
— Государственный.
— Понимаю. Зверя самого как зовут?
— Вам-то что? Нравится — берите! Надоели! «Почему дешевле, какой зверь?» Выродок!
— Кто?
— Шапка из меха выродка. Понятно?
— Ах это выродок… так вот он какой! То-то я вижу знакомое что-то… а в жизни на кого похож?
— На выродка и похож. Говорят, вроде помесь выдры с диким кабаном.
— Вот это да! Так он, собственно, что… хрюкает или плавает?
— Плывет и хрюкает. Копыта, плавники, клыки, крылья, рога, хвост. Такого куда ни кинь — выживет! Ну что вы! Выродковые шапки на экспорт идут.
— А что ж они такого зверя сами не могут вывести?
— Нет. Для выродка нужны определенные условия. Они только у нас.
— А им слабо создать условия получше?
— А ему надо, чтоб похуже. В хороших условиях выродок не размножается, гибнет.
А когда все плохо, он только сил набирается, мех густеет.
— Героический зверь.
— А вы думали? В поисках корма по горам лазит, ныряет, по болоту на брюхе сколько хош проползает. Пищи нет, так он камень грызть может, нефть усваивает, при этом мочится чистым бензином!
— Ай да ученые! Кого вывели!
— А вы думали! Вот здесь все написано: пуленепробиваемый, противоударный.
— В смысле бьешь, а ему хоть бы что?
— А что ему сделается? Вот идете вы в этой шапке, дали вам по башке, — вас нет, а шапке хоть бы что! Выродок!
— А мордашка симпатичная?
— Когда поест, — да. Зато приручается быстро. Из рук ест.
— Что ест?
— А что дадут. Прямо из рук. Ну, а как все съест, за руку принимается. Я ж говорю, ручной зверек!
— А отчего волос жесткий и не гнется совсем?
— У него все время мех дыбом.
— Почему дыбом?
— Жизнь у него такая!
— А размножается как?
— Размножается делением.
— И что он делит?
— Что есть, то и делит. Найдут корку или кость и делят, рвут друг друга на части!
— Нет, я спросил, как они размножаются?
— Господи! Я ж вам говорю: делением! При дележке они друг дружку рвут и их больше становится. Как у ящерицы. Ей хвост оторвешь, у нее новый вырастает. И у выродка. Хвост оторвут, а через полчаса хвост до целого выродка вырастает. И так любой орган.
— Ничего себе! То есть, чем меньше того, чего делить, тем их больше становится?!
— Ну да! Я ж говорю: ценный зверек! Берете шапку? Последняя! Вон народ уже косится. Начнут делить, — разорвут.
— Можно примерю? Ну как?
— Натяните поглубже. Чего она над головой зависает?
— Да волосы чертовы, как не укладываю, все время дыбом! Жизнь, сами знаете…
Хоть бы что!
Почему я так выгляжу? Потому что легко переношу невзгоды. Научился переносить…
Помню первую в жизни неприятность. Родные за меня тогда страшно беспокоились. А я только нижнюю губу прикусил!
Помню потом годик: беда за бедой, удар за ударом, — но я только зубы стиснул покрепче!
И снова неудачи! Казалось бы все! Предел! А я челюсти сжал вставные и ни звука!
И тут опять! Кругом плохо! И просвета не видно! Другой бы в петлю, а я сдавил спокойненько десны и шизу! Шизу, как ни ф шом ни фыфало!
Волки и овцы
— Все собрались?
— Вроде все, — сказал пегий волк, задвигая засов на воротах овчарни.
— Ну, что ж, кворум есть! — сказал вожак и облизнулся присутствующим. — Товарищи! Волки и овцы! Давайте наконец поговорим откровенно, как говорится, положа лапу на сердце! Надо признать, долгие годы осуществлялась неверная практика. Говорили, что, мол, волки сыты и овцы целы! А было ли так на самом деле? Нет, товарищи! Драли овец у всех на глазах! Однако никто из овец не нашел в себе мужества честно сказать: «Доколе?!» Увы, все молчали! Да, в приличном обществе во время еды не разговаривают! Если ешь ты. Но когда едят тебя, высказываться можно. И нужно! Пора назвать вещи своими именами. Думаю, выражу общее мнение, если скажу: «Не могут волки быть сыты, пока овцы целы!» Это очковтирательство, простите за прямоту!
Ну, что притихли? Нечего сказать, уважаемые овечки? А волки почему молчат?
Ягнятами прикидываются? Учтите, пока не обсудим наболевшие проблемы, никто отсюда живым не уйдет! Так что прошу поактивнее.
Старый баран заблеял: «Можно мне?» — Пожалуйста! — сказал вожак. — Поприветствуем товарища! Только говорить начистоту! Критикуйте, не взирая на лица. Я отвернусь, чтоб не смущать.
— Товарищи! — заблеял старый баран, — как только что правильно заметил уважаемый волк, — сейчас не те времена! Даже не уверен, времена ли? Сколько можно есть друг друга? О каком увеличении поголовья может идти речь, когда рождаемость одних за счет загрызаемости других?!
— По-моему, это резонно! — сказал вожак. — Отлично сказано! Что ж вы раньше не мычали, не телились?!
— Так раньше нас ели молча, не предлагая высказатъся, — старый баран вздохнул.
— Слава богу, все это в прошлом, — сказал вожак. — Что там за крик?
— Овцу задрали, — сказал кто-то.
— Кто задрал?! Я спрашиваю: кто посмел задрать овцу во время собрания?
— Ну, я задрал. Нечаянно, — сказал одноглазый волк. — Она первая начала. Я защищался.
— Все слышали? — вожак одобрительно кивнул головой. — Волк нашел в себе мужество сказать «Это сделал я!» Вот пример самокритики! Поняли овцы, как надо теперь себя вести? Если кто-либо из вас нечаянно кого-то загрыз или задрал, — не надо замалчивать! Выйди и честно скажи! Увидите, вам сразу станет легче!
Одноглазый, тебе стало легче?
— Намного! — одноглазый икнул.
— Поймите вы! — сказал вожак. — Только так, называя вещи своими именами, мы пойдем бок о бок вперед, при этом честно глядя друг другу в глаза! А сейчас сделаем небольшой перерыв. Желающие могут перекусить. Прямо тут. После перерыва обсудим положение с бараниной. Пусть она поделится своими соображениями…
Время летних отпусков
Летит гусь, а сверху на него ястреб заходит и кричит:
— Куда, жирненький, путь держим?!
— Да вот холодать стало, пора, значит, в эту… в Индонезию…
— И что вас всех в Индонезию тянет?! Пятый гусь, и все в Индонезию! Ну что вы там в этой Индонезии не видели?! — хрипел ястреб, пикируя сверху на гуся.
— Да, — подумал гусь. — Ну, а что, собственно, я в этой Индонезии не видел?
Да, похоже, и не увижу в этом сезоне… Индонезию! Ястреб прав. Ему сверху виднее…
Беда
Старый паук лежал в гамаке паутины. Бедняга не спал пятые сутки. Его мучили чудовищные мигрени, от малейшего сотрясения паутины в мозгу вспыхивал красный огонь. Наконец, паутина застыла неподвижно, словно повисла над вечностью. И голова, слава богу, начала проходить.
Вдруг зажужжало в правом углу, паутина качнулась, и в мозгу паука начался пожар.
— Проклятье! Убью! — паук со стоном разлепил правый глаз, тот что ближе к источнику шума. В нескольких сантиметрах в паутине билась молодая здоровая муха. Боль в голове стала невыносимой.
— Не тряси! — прошептал паук. — Умоляю, мерзавка, не двигайся! Распутаю, отпущу, только не тряси! — Паук заковылял сверху вниз, туда, где запуталась муха.
Увидев огромного паука, муха забилась в истерике:
— Убивают! На помощь!
Молния ударила в мозг паука, голова раскололась: