Марью пишет сочинение (рассказы эстонских писателей), стр. 10

— Подумал, ну и умора! — ответил я насмешливо.

— Так-так… — Кусти замигал, глазами. — А в душе у тебя когда-нибудь прежде появлялось желание помочь людям?

— Появляться не появлялось, а исчезало не раз, это уж точно! — ответил я уже с раздражением.

— Так, — вновь произнёс Кусти. — Значит, вот как… С детских лет ты ощущал потребность помогать товарищам?

— Ощущал, конечно. Я всегда проглатывал конфеты соседских мальчишек, все до единой!

Кусти хотел ещё что-то спросить, но я уже дал тягу.

На следующее утро, когда я пришёл в школу, мне сразу бросилась в глаза толпа ребят перед стенгазетой. Я с любопытством протиснулся вперёд. И что же я увидел?!

Чуть ли не половину стенгазеты занимала одна-единственная заметка. Над нею огромными — в палец толщиной — буквами красовался заголовок:

Не помню, побледнел я или покраснел. Знаю только, что какая-то странная волна прошла по моему лицу. Ведь Ааду Кару — это я и есть!

Под заголовком помещался большой рисунок. На рисунке был изображён какой-то парень с головой, похожей на грушу. На шее у него был повязан красный галстук — со скатерть величиной, не меньше. Напротив мальчика возвышалась женщина, она была похожа на стог сена. Правая рука пионера пожимала руку стогу сена, а левая салютовала. Между мальчиком и женщиной стояла кошёлка, из кошёлки, как снаряды, торчали батоны — штук десять.

Изо рта стога сена выплывали слова: «Благодарю тебя от имени всех пенсионеров нашего города! Ты — настоящий пионер, ты достоин этого почётного звания!»

Изо рта мальчика с грушевидной головой выходили такие слова: «Я, пионер Ааду Кару, заверяю вас, что я всегда готов!»

Я мгновенно ощутил в себе готовность кое к чему. Если бы Кусти оказался в поле моего зрения, ему бы не поздоровилось. Но его не было видно, и я стал читать заметку.

В заметке было написано, что Ааду Кару с самого раннего детства, даже когда был ещё дошкольником, помогал ребятам со своей улицы, и вся улица ласково называла его «наш Аадунька». И до сих пор Ааду Кару считает день напрасно прожитым, если ему не удалось кому-нибудь помочь, кого-нибудь спасти или отправить на «скорой помощи» в больницу. Дальше описывалось, как Ааду Кару увидел упавшую женщину, как он душераздирающе закричал, самоотверженно — прямо по скользкому льду — кинулся на помощь и протянул женщине свою мужественную руку пионера.

Я незаметно выбрался из толпы ребят и шмыгнул в свой класс. Одноклассники смотрели на меня так, словно я — новенький ученик, а я не знал, куда глаза деть.

После уроков состоялся сбор-молния нашего пионерского отряда. Председатель отряда всё хлопал меня по плечу и всё повторял, что я — честь и гордость пионеров нашего класса и что я — первый из них стал знаменитым на всю школу. На этом сборе меня выбрали командиром тимуровской команды. Выбрали единогласно и молниеносно, потому что все спешили.

— Но… но! — пытался я что-нибудь сказать, но одноклассники — вжиг! вжиг! — проносились мимо меня и исчезали за дверьми. Только у председателя совета отряда нашлась лишняя секунда, чтобы на бегу поздравить меня:

— Да здравствует командир тимуровцев!

— А где они, тимуровцы? — заорал я ему вслед.

Председатель просунул голову из-за двери обратно в класс и крикнул:

— Это обязанность командира — создать, организовать, сплотить! Пока!

На следующий день после уроков был сбор совета пионерской дружины. Председатель совета дружины называл меня честью и гордостью пионеров, говорил о том, что кому много дано, с того много и спросится, и всё в том же духе, а под конец внёс предложение доверить мне достойное меня дело. Рядом с председателем гордо сидел Кусти, вид у него был такой, словно он изобрёл человека.

Меня избрали председателем школьного клуба добрых дел. Единогласно и молниеносно, потому что члены совета дружины спешили домой.

— Но… но… — снова попытался я возразить. У председателя совета дружины тоже нашлось время для того, чтобы сказать мне на бегу:

— Клуб надо организовать, это забота председателя. Приступай! Чтобы раз-два-три — и готово!

На третий день мне единогласно и молниеносно поручили создать кружок санитаров.

На четвёртый день меня единогласно и молниеносно направили в школу актива при Доме пионеров.

На пятый — послали в библиотеку реставрировать книги.

На шестой — меня, как активиста, выдвинули в члены городского штаба пионеров.

Седьмой день был выходным. На восьмой и девятый я прогулял уроки — от страха, как бы меня не выбрали куда-нибудь ещё. На десятый день я прокрался в школу. Огромная заметка обо мне из «Кустиной газеты» исчезла, на меня до конца занятий никто и внимания не обратил.

Зато на одиннадцатый день разразилась гроза. На первой переменке у меня спросили, где клуб добрых дел? На второй — поинтересовались, как дела с кружком санитаров. На третьей потребовали отчёта, почему до сих пор не работают тимуровцы. На четвёртой выругали за то, что я пропускаю занятия в школе актива. На пятой переменке ничего больше не спрашивали. Но после уроков совет дружины влепил мне выговор за то, что я по вечерам успеваю только реставрировать книги в библиотеке, а на всё остальное у меня не остаётся времени.

Решение приняли единогласно и молниеносно, члены совета дружины спешили по домам.

Я грустно вышел из школьных ворот на улицу. На тротуаре блестел так и не посыпанный песком лёд. По тротуару шла старушка. Когда старушка поравнялась со мною, она поскользнулась и упала. Из кошёлки выскочили батоны и помчались по льду вдоль улицы, словно вырвавшиеся на свободу лыжи. Я помог старушке подняться и положил её батоны назад в кошёлку:

В это время мимо нас молча прошёл Кусти. Кажется, он даже не заметил, что произошло. Ну конечно, — ведь из меня уже сделали сенсацию и активиста.

У меня вдруг зачесались кулаки, и я кинулся следом за Кусти. Надо же было поблагодарить его за выговор, который я получил.

Вайке Вяльяотс

Шар

«Этого не может быть!» — воскликнете вы. И я тоже так думала. Но в один прекрасный день я рассказала эту историю знакомому школьнику, такому же, как вы, он почесал затылок — между прочим, волосы этого школьника давненько не видели ножниц парикмахера! — и пробормотал: «Кто его знает…» Тут-то я и решила записать эту историю — она перед вами.

Жил однажды маленький кругленький мальчик с круглым лицом, круглыми, словно у совы, глазами и круглым ртом. В общем, вы уже всё поняли: он весь был круглый. Потому-то его и прозвали Шар. Мальчик не обижался, он был добрый и понимал шутки. И когда его одноклассники приглашали друг друга погонять шар, мальчику и в голову не приходило пугаться, он знал, что на языке школьников это означает игру в футбол. Мальчик только улыбался и преспокойно отправлял в свой круглый рот очередную круглую булочку, которую его маленькая круглая мама давала ему с собою в школу.

Отметки у Шара тоже были круглые. О нет — не ноли, а сплошь пятёрки! Ноли чаще всего выглядят тощими, они похожи на кильки после метания икры, зато как приятны глазу упитанные пузатенькие пятёрки! Ну да вы это и сами знаете.

Так и жил бы Шар безмятежно в своём спокойном округлом мире, если бы не уроки физкультуры.

Учитель по физкультуре был длинным и худым, и фамилия у него была как по заказу — Варрас [2]. Он поспевал всюду. Только что суетился на спортивной площадке, а через мгновение он уже делает кому-нибудь замечание за озорство в коридоре.

У Варраса была заветная мечта — завоевать спортивную славу. «В наши дни без спорта и муха со стены не упадёт», — любил он повторять. И учитель физкультуры не жалел своих сил, он хлопотал и организовывал, составлял спортивные команды и снова их распускал, если они обманывали его ожидания и не показывали высокого спортивного класса немедленно.