Затянутый узел. Этап второй. Принцип домино, стр. 46

— Я о другом, Петя. Зеков привезли из пересылки. Мы поезд готовили с машинистом. Хороший был старик. Миронычем звали. Вот тогда мне Мироныч показал одного генерала в фуражке с красным околышем. Толкает в плечо: «Глянь-ка, Тереха, сам Улусов пожаловал». Я поинтересовался, кто ж он таков. А он отвечает: «Начальник краевого управления госбезопасности». И зачем такому большому начальнику следить за погрузкой зеков в эшелон? Охрану формировали из ВОХРа, чекистов среди них не было, сплошной молодняк. Дед Октябрины, царствие ему небесное, жаловался Миронычу: «Где они столько блатных набрали! Ни одного контрика или хозяйственника, сплошная уголовщина. Как тут с салагами такую кодлу удержать». Не удержали. Банда Зеленого уже поджидала нас в лесу. Так что ваш рассказ на правду смахивает, Матвей Макарыч.

В лагере появился Огонек. Парень волок за собой подбитую косулю.

— Гляньте! — воскликнула Варя. — Охотник вернулся. За что же ты ее, бедненькую? Такая хорошенькая, а ты ее убил.

— Хотел другую пристрелить, упустил.

— Отличное мясо, ты это зря, Варюха, — вмешался Шабанов.

— Ничего, вам сейчас медведя приволокут, месяц жрать будем. Я могу рассчитывать только на свои силы, — огрызнулся Огонек и ушел в палатку.

Из другой палатки вышел князь.

— Скажите, друзья, кто из вас верит в чудеса?

— Все, Афанасий Антоныч, — засмеялся Шабанов. — Одно то, что мы живы до сих пор, уже чудо.

— Я о другом. Мы живы по причине нашей общности и взаимопонимания. В единстве сила. Помните, отец Федор говорил: «Пока все вместе, до тех пор нам никто не страшен». Банду разбили. Не мы одни, конечно, но наш вклад неоценим.

— И ваш исторический опыт, Афанасий Антоныч. План генерала Раевского себя оправдал и через сто тридцать лет, — сказала обычно молчаливая Варя. — Рассказывайте о своем чуде.

— Его надо показывать. Гляньте на эту фотокарточку.

— И чего в ней особенного? — спросил Петр Кострулев. — Вы же нас фотографировали на фоне церкви перед походом.

— Так-то оно так. Посмотрите внимательно на церковь. Журавлев поправил разбитые очки и всмотрелся в снимок.

— Круглое окно на втором ярусе прямо над крыльцом. Я помню, там вдоль стены идет галерея, по ней можно подойти к этому окну. Вижу двоих. Два лица. Вроде мужчины.

— Монахи? — спросил Улдис.

— Я увеличил снимок. Изображение размазано, но различимо. Гляньте вы, Гаврила Афанасьич.

Пенжинский протянул фотографию Дейкину. Он внимательно всмотрелся:

— Быть такого не может…

К нему придвинулся Кострулев.

— Один косоглазый. Из эвенков, наверное.

— Японец, — уверенно произнес Дейкин. — Баловень судьбы. Генерал Белограй его лично опекал. Военнопленный генерал Квантунской армии Моцумото. Рядом с ним старший лейтенант Масоха, его многие из вас помнят, он с Лизой ездил по лагерям, где вас собирали. Ошибки быть не может, но когда мы улетали из Магадана, они оставались там, я это точно знаю.

— Их послали за нами следом. С какой целью? — удивился Улдис. — И как они могли знать, что мы зайдем в это мертвое село? Десантировались мы не в том квадрате, что отмечен на карте.

— Мистика… — прошептала Варя.

— Почему они к нам не вышли? Почему прятались? Странно, — пробормотал Дейкин.

— Наверное, не хотели услышать наши вопросы, — спокойно сказал Журавлев. — Мы видели только двоих, возможно, существуют и другие. Почему не предположить, что генерал направил не одну нашу группу, а несколько? Наши пути пересеклись случайно, увидев нас, они тоже удивились.

Дейкин оглянулся.

— Лизы нет? И слава богу. Ей ничего не говорите, она помешана на этом самолете, если узнает о конкурентах, забудьте о привалах и палатках.

— Я не очень хорошо знал Масоху, капитан, — задумчиво начал Журавлев, — но трезвый человек на его месте решил бы объединить обе экспедиции. Тем более что никто этого не сможет проконтролировать. Вполне логично — человек заботится о безопасности.

— Если он не захотел объединяться, значит, мы ему не нужны, — сделал вывод князь. — Самолет с золотом? Но Масоха может иметь другое задание.

— Задания исходят от Белограя, а не от кого другого. Что, кроме самолета, может интересовать хозяина Колымы за три тысячи верст от Магадана? — настаивал Дейкин. — Разработка месторождения золота? Сибирь ему не подчинена, и золота в этих местах никто не находил. Минералы, уголь, нефть, газ, никель — да, но не золото. Флора и фауна генерала не интересует.

— Интересует, — запротестовала Варя. — Я ему список лекарственных трав составила, он обещал организовать их заготовку, чтобы помочь больницам.

— И собирать их послал японского генерала за три тысячи верст от Колымы! — рассмеялся Кистень, толкнув локтем Дейкина.

К лагерю приближались Лиза и Родион Чалый. В руках девушки был букет полевых цветов, искрящиеся глаза излучали счастье. Такой ее никто никогда не видел. Объяснений не требовалось.

Дейкин быстро спрятал фотографии. Варя взяла Шабанова за руку и шепнула:

— Вот видишь!

3.

В тайге всякое может случиться, но чтобы ожила земля… Странные существа, покрытые зеленью и ветками, как лес, вставали на пути. Увидишь такие чудеса и в леших поверишь. Лошади поднялись на дыбы. Поручик схватился за карабин, но тут же выпустил его и повалился на спину. В его шее торчала взрезавшаяся в сонную артерию похожая на елочную игрушку стальная шестиконечная звезда с обоюдоострыми гранями.

Со всех сторон на всадников смотрели стволы винтовок. Проводник исчез. Полковник Никольский поднял руку:

— Стоп! Что вы хотите?

Один из группы, похожих на леших людей, выступил вперед, лицо его было испачкано краской.

— Бросьте оружие и слезайте с лошадей.

Атаман повернулся к сыновьям:

— Так. Делаем, как он говорит, сегодня не наш праздник. Карабины, шашки, револьверы полетели на землю.

— Кто он, отец?

— Надеюсь, мы это узнаем, если выживем.

— Похожи на китайцев.

— Не торопись с выводами, Павло.

Всадники спешились. Им связали руки за спиной, надели повязки на глаза, на шеи накинули петли и куда-то повели. Шли долго. Пленники спотыкались, падали, поднимались, вновь падали. Почва под ногами была мягкая, болотистая, потом стала твердой, гладкой, дальше начали встречаться камни. Дорога шла то вверх, то вниз и постоянно петляла. К концу пути они едва держались на ногах. Их остановили, когда ноги почувствовали необыкновенно ровную гладкую поверхность. Повязки скинули — в глаза ударил яркий свет. Постепенно зрение восстанавливалось. Атаман и его сыновья стояли на мраморном полу посредине круглого зала. Граненые стены из металла, скрепленного клепками, и если бы не яркое освещение и чистота, помещение можно было бы сравнить с корабельным трюмом. Откуда исходил свет, непонятно.

В высоком кресле, напоминающем трон с готической спинкой восседал мужчина азиатской внешности в сером френче и с улыбкой разглядывал гостей. Чисто выбритое бледное лицо, пронизывающий взгляд, тонкие как бумага губы. У граненых стен по всему кругу стояли низкие столики. За одним из них сидели два пожилых человека в таких же серых френчах и играли в шахматы. На стенах красовались многочисленные иероглифы.

— Зачем вы убили моих людей, атаман? — спросил по-русски без акцента тот, что восседал на троне.

— Ваши, не ваши — для меня все чужие. Не убью я, убьют меня. На земле живут по-волчьим законам.

Никольский заметно нервничал. Ему казалось, они попали на другую планету или ему снится страшный сон. В зале огромных размеров не оставили охраны, кроме двух стариков, играющих в шахматы, и человека, изображающего из себя Бога, никого не было. Но атаман не ждал угощений и приветственных речей, за время пути он успел настроить себя на худшее, а посему страха не испытывал. Страшился плена. Плен — это позор. Умереть в бою он не боялся.

— Как я догадываюсь, это ваши сыновья?

— Да. Петр и Павел. С кем имею честь разговаривать?