Затянутый узел. Этап второй. Принцип домино, стр. 37
— Мне приходилось слышать о нем, — сказал Журавлев. — ВЧК и ОГПУ посылали людей в Харбин и Шанхай, хотели его вычислить и уничтожить. Я могу дополнить его характеристику. Вся Приморская область в 18-м году после свержения советской власти делилась на части. Молодой ставленник Колчака атаман Уссурийского казачьего войска генерал-майор Калмыков держал в руках Хабаровск. Сорок тысяч штыков. Он даже атаману Семенову, назначенному главнокомандующим, отказался подчиняться. Калмыкова поддерживали японцы, выделяя ему большие средства. Человек-зверь. О нем даже белые офицеры-эмигранты не сказали ни одного доброго слова. Его друг и ровесник полковник Никольский не был начальником штаба, он значился как походный атаман. Зверствовали на пару. В 20-м году ситуация изменилась. В ночь с 12 на 13 февраля полковник Никольский взял из Хабаровского банка тридцать восемь пудов золота, и 13-го утром Калмыков, Никольский и еще шестьсот бойцов ушли из Хабаровска в Китай. Среди них были казаки, моряки Амурской речной флотилии, кадеты, добровольцы. О том, что атамана Калмыкова нашли и расстреляли, говорили многие. Доказательств нет. Наша разведка многое сделала, но добраться до атаманов так и не смогла, их судьба никому не известна. И если Никольский жив, то мы имеем дело с серьезным противником.
— Хватит страшилки рассказывать, Матвей Макарыч, — остановила его Лиза, — мы свое дело сделали, нам надо идти. Столько времени упущено!
— Куда путь держите? — спросил Малашкин.
— На северо-запад. Ищем самолет, потерпевший бедствие, — как на духу выложил правду Дейкин. — Глянь-ка на карту, капитан.
Гаврюха достал карту из-под шинели. Малашкин долго ее изучал и наконец сказал:
— Северо-запад — правильное направление, но неизведанное. Там самые глухие места, много ущелий и речек, по прямой не пройдешь. Берите курс на Белый яр. Идите вдоль реки, не ошибетесь. Деревушки на пути попадаться еще будут, народ в них тихий, но обходите стороной высокие частоколы, за ними живут старообрядцы. Эти чужаков не любят, стреляют из луков без предупреждения. Лучше с ними не связываться. Ну а дальше Белого яра никто не ходил, там уж сами думайте.
— На лошадях пройдем? — спросил князь.
— До яра дорога хорошая. Лошадей у нас теперь много, берите в запас, ну а мне надо возвращаться на рудник.
— Вы бы рацию поискали у бандитов, — предложил Чалый, — пригодится.
— Она там, где сейчас атаман Зеленый. Если у него есть связь с центром, он должен держать своих в курсе дела.
— Логично, — согласился Журавлев.
Малашкин скомандовал: «По коням!»
6.
Комендант особого лагеря «Оазис» знал подполковника Сорокина. Челданова, нового хозяина Колымы, он видел впервые, обычно вместо него приезжала жена, дама запоминающаяся и очень резкая. Сорокин, несмотря на страшный шрам на лице, был человеком мягким и рассудительным, Челданов больше походил на деревянного идола, его суровый вид внушал страх. Когда он смотрел в глаза, мороз пробегал по коже. Ощущение не из приятных. Даже погибший при невыясненных обстоятельствах Белограй не вызывал подобных чувств. Он попросту не замечал людей, а этот прожигал человека насквозь своим колючим взором.
— Кого из заключенных допрашивал генерал? — резко спросил Челданов.
— На допрос вызывались четырнадцать человек, товарищ полковник. Двенадцать из них были вывезены. Куда, мне не известно. Номер 1320 остался. Барак номер четыре. А так же номер 1410 из двенадцатого барака на месте.
Челданов заглянул в свою папку, где значились имена и фамилии заключенных. У коменданта таких списков не было, он ничего не знал о заключенных, кроме их номеров.
— Приведите зека из двенадцатого барака.
— Слушаюсь.
Челданов и Сорокин поднялись на второй этаж административного здания и заняли тот же кабинет, в котором вел допросы Белограй.
— Как он мог оставить свидетелей? — удивился Сорокин.
— Я послал за Капустиным. Большой ученый, биолог, профессор, судя по личному делу. Может, узнаем, почему Кузьмич его не взял. Со вторым, из четвертого барака, поговорим позже. Фрукт серьезный, без подхода не обойтись. Это командующий Квантунской армии. Белограй мог говорить с ним на равных, как он поведет себя с нами, не знаю.
— Ты, Харитон Петрович, без погон, не носишь. Белограй тоже не носил. Кто с ним будет разговаривать Ямаде неизвестно.
В дверь постучали, и вошел конвоир.
— Товарищ полковник, заключенный 1410 доставлен.
— Давай его сюда. И не ори на всю зону. Кто я такой, заключенным знать необязательно, обойдусь без твоих докладов.
— Есть без докладов.
В кабинет вошел молодой мужчина на костылях. Землистый цвет лица, впалые щеки, усталые, но живые глаза человека, не потерявшего интереса к жизни.
— Проходите и садитесь. Вы Капустин Иван Федорович?
— Совершенно верно.
— Доктор биологических наук?
— Был им когда-то. Наука на месте не стоит, за семь лет многое изменилось, сейчас студенты больше меня знают.
— Что с ногами?
— Гангрена. Лишился пальцев.
— По этой причине Белограй не отправил вас в экспедицию?
— Я не знаю, с кем разговаривал, но тот человек ставил важные задачи. Профессора Берг и Зарайский способны справиться с ними.
— Среди допрошенных были японцы. Вы в курсе?
— А как же без них. Координаты лаборатории известны только им.
— Берг и Зарайский отправились на поиски?
— Вам лучше знать. В один прекрасный день обоих увезли, и больше я их не видел.
— Речь шла об отряде 731?
— Не совсем так. Скорее, о конкурентах, которым удалось выстроить лабораторию на территории СССР, и которая, что не исключено, действует по сегодняшний день. Найдут ее или нет, вопрос неоднозначный. Японцы приносят клятву, похожую на особый ритуал, они не выдают своих секретов.
— И все же выдали?
— Только из личных побуждений. Лабораторией, о которой идет речь, руководил Сугато Зиякава, конкурент и личный враг Исии основателя отряда 731. Может быть, по этой причине они сдали его с потрохами. Но о своих тайнах будут молчать до смерти. Впрочем, тайн уже не осталось, отряд уничтожен, а его сотрудники попали в руки правосудия, какая-то часть к американцам, другие — в плен к русским.
— Сколько лет вы получили?
— Пять. Мой срок давно кончился.
— Мы подумаем, что можно для вас сделать.
— Спасибо за заботу. До «материка» я уже не дотяну, у меня и дома не осталось.
— Можете идти, Иван Федорович. Профессора увели. Появился комендант.
— Давайте сюда японца.
— Слушаюсь. Вам понадобится переводчик. Он не знает русского языка.
— Давай переводчика.
— Будет исполнено.
Комендант ретировался.
— Значит, Масоха повел экспедицию на поиски лаборатории? Сумасшедшая затея, они ничего не найдут.
— Мы с тобой об этом не узнаем, Никита. Одно мне понятно — Белограй освободил двух японцев, якобы рыбаков, за сведения о местонахождении лаборатории. Его обвели вокруг пальца.
— Надо телеграфировать на сторожевик об опасности.
— Ты говорил, Никита, что у тебя нет связи с Белограем.
— Я знаю частоту, но наше предупреждение может дойти, если только его захотят принять. Белограй взял на борт своего радиста, я не знаю их шифра. Отбивать морзянку прямым текстом опасно, ее прочтут все, кто будет настроен на ту же частоту.
— Задачка непростая. Надо собрать всех наших радистов, кто-то должен знать шифр.
— Они не скажут, Харитон Петрович. Более секретной службы на Колыме не существует. Эту практику еще Никишов ввел, все связисты подчинялись ему лично, каждая бумажка проходила через него. И это правильно. Ни одна сволочь не могла состряпать на него донос, оттого и продержался на троне почти десять лет. Белограй перехватил эстафету. Ни в одной части Советского Союза не говорят всего, о чем думают. Люди парализованы страхом, а у нас свобода слова, потому что заложить никто никого не может, Никишов даже телеграфные столбы выкорчевал с корнем.