В огне страсти, стр. 31

Одного… Он привык к этому, даже предпочитал, но быть одному какое-то время не то же самое, что жить в одиночестве долгие годы. Снова увидев Джинни, он вспомнил, в чем разница.

Дункан добился всего, чего хотел, и даже больше, но вот какой ценой… После Джинни он никогда больше не хотел жениться, не хотел иметь семью и твердо верил, что в его жизни нет места домашним радостям. И ни разу не встретил женщину, которая заставила бы его передумать.

В груди внезапно заболело, но эта боль не имела никакого отношения к его ране. Дункан тяжело дышал и гадал, какой могла бы стать его жизнь, сложись все по-другому. Не окажись они с любимой по разные стороны баррикад.

Глава 11

Утро пришло и ушло, и только тогда Дункан пошевелился с тяжелой после сна головой. Если бы не боль в животе и не потребность облегчиться, он мог бы проспать весь день.

Он чувствовал себя ужасно.

Если и существует удачное место для выстрела, пуля Джинни нашла именно его, миновав смертельные участки. И все-таки она причинила ущерба больше, чем первое время казалось.

Правда, не настолько, чтобы приковать его к постели. Нужно отыскать Коналла и Лейфа и велеть им осмотреться, оценить обстановку, раз уж они оказались здесь. Его людям, иностранцам, никакая опасность не угрожает, а вот Дункан знал, что ему нужно быть осторожным. Всегда существует вероятность, что его кто-нибудь узнает.

Ему нельзя оставаться здесь даже лишний день, но он понимал, что глупо уезжать вот так, не осмотревшись. Совсем немного, и он поправится достаточно, чтобы продолжить путь.

Дункан медленно встал – он здорово ослабел от потери крови. Ему пришлось ухватиться за кроватную спинку, чтобы не упасть. Слабость раздражала его, но Дункану пришлось затратить немало усилий, пока он умывался и приводил себя в порядок с помощью воды в тазике и салфеток.

Он потер подбородок. Двухдневная щетина уже чесалась, и он хотел позвать служанку, чтобы та принесла ему бритву и мыло, как вдруг почувствовал странное щекотание в затылке.

За ним наблюдают.

Дункан замер и полуобернулся, почти уверенный, что это Джинни. Но никого не увидел.

– Кто здесь?

Тишина.

Дункан окинул взглядом комнату, отмечая подробности, которые ускользнули от него вчера. Шкаф слева от двери, окно напротив кровати, стол, стул и маленькая кровать. Сундук для одежды, мяч из свиного мочевого пузыря в углу, Изогнутая палка для игры с мячом, деревянный меч, ракушки, нанизанные на бечевку, и несколько книг.

Детская комната.

Сердце его замерло, когда Дункан услышал шорох из-за двери.

– Можешь выходить, – сказал он. – Я знаю, что ты здесь.

Напрягшись каждым мускулом, собравшись с силами, Дункан ждал, но ничто не могло подготовить его к тому, что он увидел. К потрясению, постигшему его при виде маленькой девочки, шагнувшей из своего укрытия за дверью. Красивой малышки с темно-рыжими волосами, личиком, как у феи, изящными алыми губками и огромными глазами.

Она была очаровательна. Миниатюрная копия своей матери, за исключением голубых глаз и россыпи веснушек вокруг носа. Значит, у Джинни есть ребенок.

– Как тебя зовут? – спросил он, поняв, что нужно что-то сказать.

Девочка закусила губу, и Дункан ощутил, как в груди его что-то растопилось.

– Элен, – ответила девочка. – Элен Гордон, – уже храбрее добавила она. – Но все называют меня Элла. – Она наморщила носик, шаря глазами поверх головы Дункана. – Ты очень высокий. Выше, чем мой папа – а он был самым высоким мужчиной в Шотландском нагорье, – похвасталась она с изрядной долей детской гордости. – Ты задеваешь головой за балки, когда ходишь?

– Теперь уже меньше, – признался Дункан, растерявшись от внезапного поворота беседы. – Я научился пригибаться. – Тут он строго посмотрел на девочку, сообразив, что она просто уводит разговор в сторону. – А почему ты за мной шпионила, мистрис Элен?

Она выпрямилась, оскорбившись из-за такого предположения.

– Я не шпионила. Мне просто интересно. – Очевидно, между этими понятиями имеется какая-то разница. – А что, моя мама тебя правда застрелила? – Ее маленькие бровки сошлись на переносице. – Должно быть, ты очень плохой человек.

Дункан продолжал невозмутимо на нее смотреть. Невзирая на боль в животе, ему хотелось расхохотаться.

– Да как тебе сказать? – Кажется, девочка его не поняла. – Зависит от того, на чьей ты стороне, – постарался упростить он. – Но вообще-то это был несчастный случай.

«Я надеюсь…»

Похоже, девочку он не убедил.

– Я хотела посмотреть, правда ли ты такой большой и страшный, как говорят.

Губы Дункана дернулись:

– И что же? Она нахмурилась:

– Я еще не решила. – Она внимательно посмотрела на него. – А почему на тебе нет рубашки?

– Она порвалась.

– У тебя полно шрамов. Но глаза у тебя синие. – Дункан с трудом поспевал за скачками ее мыслей, но похоже, это было очко в его пользу. – Мне не нравятся бороды, – продолжала девочка. – Они колючие.

Дункан потер подбородок.

– Пожалуй, ты права. Она кивнула:

– Бет сказала, что ты очень красивый. – Все-таки она еще ничего не решила. – Мой папа был самым красивым мужчиной в мире, и бороды у него никогда не было. – При упоминании о ее отце Дункана обдало холодом. Следовало прогнать девочку, но тут она подняла на него глаза, и что-то в его душе шевельнулось. – Он умер.

Девочка сказала это будничным тоном, но при этом с вызовом вздернула подбородок, и Дункан увидел в ее глазах печаль.

– Мне жаль, дитя, – произнес он, несмотря на свое решение держаться от нее подальше.

Девочка кивнула, принимая его соболезнования не по годам серьезно. Тут его словно молнией ударило. Она, конечно, еще маленькая, но…

– Сколько тебе лет, Элен? – спросил Дункан, не в силах вздохнуть.

– Почти восемь. Я родилась в день летнего солнцестояния.

Губы Дункана опять дернулись в усмешке. Почти. Если учесть, что еще и октябрь не закончился.

– Мой брат… – Дункан замер, сжав кулаки с такой силой, что пальцы побелели, – говорит, что я коротышка, а это неправда. Я просто petite. Так говорил мой папа, и еще он сказал, что это большая разница. Ведь правда? – Дункан кивнул. Голова у него кружилась от известия, что у девочки есть брат. Впрочем, Элла ничего не заметила. – Petite – это французское слово, – пояснила она. – Означает «маленькая и изящная».

Очевидно, она хотела произвести на него впечатление, и Дункан решил не разочаровывать ее.

– Я понял, малышка, – кивнул он.

Элла уселась на сундук, стоявший у подножия кровати, видимо, решив, что он ей ничем не угрожает.

– Дугал просто завидует. Я переплыла через реку Ди в шесть лет и три четверти, а он только в семь и четверть.

– Это большое достижение. А сколько лет твоему брату? Дункан вел себя просто нелепо, но в его груди все сжалось, пока он дожидался ответа.

– Ему как раз исполнилось девять на Михайлов день. Двадцать девятого сентября. Дункан быстро отсчитывал месяцы назад. Должно быть, она зачала в январе. Он покинул Шотландию в августе – почти на пять месяцев раньше.

Обруч, сжимавший грудь, чуть ослаб. Дункан не знал, испытывает ли он облегчение или разочарование. Его так захватил собственный гнев, что он вообще не подумал о том, что Джинни может забеременеть. Но оба ребенка слишком малы, чтобы быть от него.

Элла даже не заметила, что дядя отвлекся, совсем наоборот – почувствовав отзывчивого слушателя, она сияла, а ее очаровательное личико оживилось еще сильнее. Она болтала о целой куче всяких вещей, которые умеют делать девочки, но в которых не разбираются их старшие братья. Похоже, таких вещей было множество.

Вспомнив, что точно так же вела себя ее мать, Дункан поступил так, как поступил бы на его месте любой мудрый мужчина. Он лег на кровать, устроился поудобнее и приготовился слушать долго.

Джинни запретила себе первым делом бежать с утра проведывать Дункана. Вместо этого она занялась своими делами: проверила счета вместе с управляющим и обсудила дневное меню с поваром, словно мужчина, бросивший ее десять лет назад и разбивший сердце на мелкие кусочки, не вернулся внезапно, угрожая сломать ей жизнь.