Ремейк первой любви, стр. 4

Глава 3,

в которой появляется Пахом, а девчонки решают проучить Гордейку

На следующий день, в воскресенье, Лена и Аня с утра были на конюшне, где один сюрприз ждал Лену, а второй – их обеих.

– Это она, я о ней говорила... Гордейка противная! – шепнула Аня Лене, когда мимо них в раздевалку по-хозяйски прошествовала незнакомая девчонка.

– Гордейка? – переспросила Лена.

– Фамилия ее – Гордеева. Она такая и есть: гордая слишком. Типа, она самая крутая наездница.

– А ты видела, как она ездит?

– Ну да...

– И что? Лучше нас?

– Лучше, хуже, – отмахнулась Аня, – дура она, и все! И не надо нам ее.

– А откуда она взялась?

– Из Москвы, говорит, приехала. Там при Тимирязевской академии занималась.

– А что ее к нам-то принесло?

– Не знаю. В их семье какие-то проблемы. А здесь у нее бабка.

Так они переговаривались, набирая в носилки опилки, лежавшие кучей за углом конюшни.

А потом случилось второе происшествие.

Только девчонки приготовились нести носилки, как услышали два звонких мальчишеских голоса. Один – Женьки, второй – незнакомый.

– Женька пришел... – сказала Лена, прислушиваясь.

– И не один! – обрадовалась Аня и, бросив носилки, побежала взглянуть.

Лена пошла следом.

Так и оказалось: пришел Рачук и притащил с собой приятеля. На крыльцо вышла Катя, и Женька спрашивал у нее, можно ли Олегу – парнишку звали Олегом – ходить на конюшню? Подружки встали поодаль с отсутствующим видом: мол, мы ничего, за опилками идем. А сами слушали и рассматривали новенького.

– Ты же был у нас в Лучевом? – спросила Катя, приглядываясь к Олегу.

– Да, я приезжал несколько раз к Женьке, заглядывал на конюшню, – откликнулся Олег.

– Ну приходи, помогай, – согласилась Катя. – Будет у нас одним мужичонкой больше, – и подмигнула девчонкам.

Лена сразу смутилась, а Аня решила представиться:

– Привет, Олег. Я – Аня. А это – Лена.

– Привет! – откликнулся Олег.

– Пойдем, Пахом, – толкнул его в бок Женька, – успеешь еще наобщаться.

И они вошли внутрь.

– Почему – Пахом? – удивилась Лена.

– Знаешь, а я его помню. Он был на конюшне в Лучевом. Его зовут Олег Пахомов. Потому, наверное, и Пахом.

– Вы видели, видели? – из конюшни вылетели Наташа с Яной.

– Эка невидаль! – повела плечом Аня. – Новый мальчик на конюшне.

– Будет кому тяжести таскать, – сказала практичная Наташа. – Почему это мы сами воду тягаем и овес?

– А он симпатичный, – выдала Яна.

– Маленькая еще – на парней заглядываться! – отрезала Аня. – Топай за опилками.

В этот день все было как вчера: Ирина Ивановна с Сергеем поехали приучать Великую Удаль и Забаву к экипажу, а остальные, во главе с Катей, выехали верхами зарабатывать деньги на площадь Кирова. Катя снова стояла со своей любимой Ласковой, а рядом вертелась Гордейка, которой дали Хрустальную – Хрусю.

Хрустальная была самой сумасшедшей лошадью на конюшне. Все дело было в том, что в ее жилах текла кровь чистокровной верховой породы. Такие лошади – самые быстрые, они могут развивать скорость свыше 60 километров в час. Выведенные в Англии, они считаются наряду с чистокровными арабскими лошадьми элитой конного царства.

Но элитная кровь в жилах имеет и свои недостатки. Что требуется для победы в скачке? Не только сила и резвость, но и само стремление к этой победе. Чистокровные лошади терпеть не могут хвост другого коня перед собой, ведь все остальные непарнокопытные для них – соперники, которых во что бы то ни стало надо обогнать. Именно так считала и Хруся. На ней можно было ездить исключительно во главе кавалькады. И только шагом или рысью. На галопе у нее начисто отключались мозги, и лошадь припускала вперед со всей дури. Как выражался Сергей, «тормоза у нее отсутствуют напрочь». Поэтому девчонкам редко давали ездить на Хрустальной. А тут вдруг на ней выехала катать не Катя, не Сергей, а какая-то Гордейка! Девчонки чувствовали себя посрамленными.

– А ты видела, видела, как Хруся чуть было ее не сбросила, когда мы проспект Мира пересекали? – злорадствовала Аня.

– Нет... может, тебе показалось? – удивилась Лена.

– Ничего мне не показалось! Хруся, между прочим, больше других лошадей машин боится. Остальные-то все уже попривыкли. Мы же, когда их сюда перевезли, каждый день по городу катались – приучали лошадей к движению. А Хрусю брали редко, потому что Катя любит на своей Ласковой кататься, а Сергей – на Атоме, а нам ее не дают.

– Знаешь, мой Пилти, – так Лена обычно называла своего Полигона, – тоже машин боится о-го-го как! Он и в Лучевом от каждой шарахался, ты же помнишь, а если навстречу шел трактор.... А здесь он троллейбусов до смерти боится. Так что я особенно-то по сторонам и не смотрю, когда еду.

– А я тебе говорю, сбросит Хруся эту Гордейку! И не так уж она хорошо ездит!

– Что ты так против человека ополчилась? Может, она добрая, общительная. Сама представь: человек попал в незнакомый коллектив, где все давно друг друга знают.

– А зачем она сразу Олегу стала глазки строить? – не успокаивалась Аня. – Это наши мальчики, и нечего на них рот разевать!

Лена хотела было ответить, но тут подошли люди и поинтересовались, сколько стоит прокатиться. Выбрали Диалога, и Ане пришлось идти по кругу. Лена осталась стоять одна.

Из-за того, что Диалог был жеребцом, Ане всегда приходилось вставать на площади отдельно от прочих, чтобы он не реагировал на кобыл. А Лена специально брала для выезда Полигона, а не Кармелитку, чтобы составлять ей компанию. Ведь жеребцы обычно спокойно реагируют на меринов.

И теперь они стояли и катали по противоположной стороне площади. Лена печально посмотрела на тот край. Гордейка по-прежнему стояла с Катей, рядом терлись Наташа и Яна со своими верными Загадкой и Параболой. Парни стояли отдельно. Женька со своей Эгиной и Пахом, который только что подошел к нему: до этого его Кармелитку арендовали на полчаса прогулки по ближайшему парку.

Вообще, конечно, не имело смысла выставлять столько лошадей на одну площадь, потому что желающих прокатиться было не так уж много. Скорее «начальство» ставило целью просто поприучать лошадей работать в городе, пока реклама не сделает свое дело и не появятся желающие учиться верховой езде.

Вернулась Аня.

– Эх, ну почему мне с Дилей нельзя подходить к кобылам! – простонала она, косясь на другой конец площади. – Я бы лучше с мальчиками рядом постояла! И что Наташка теряется?

Наташа между тем залезла на свою Параболу, подъехала поближе к Лене с Аней и стала делать приглашающие жесты.

– Поезжай, это она тебя зовет, – сказала Аня. – Не меня же на Диалоге.

Лена, заинтересовавшись, села в седло и подъехала.

– Катя разрешила прокатиться – поехали в парк! – позвала Наташа и уже в парке выдала: – А Гордейка-то наша не зря полдня с Катей рядом стояла и хихикала. Представляешь, Катя ей обещала ключи оставлять, чтобы она по утрам приходила кормить лошадей. И обещала платить за это. То есть Гордейка теперь для нас – начальство! А ей лет-то – как нам!

– Да? – огорчилась Лена. – Какой кошмар!

На конюшне всегда существовала негласная иерархическая лестница, причем места на ней распределялись не столько по возрасту, сколько по времени прихода на конюшню: кто раньше пришел, тот и главнее. И Лену вполне устраивало ее положение. Еще в Лучевом они с Аней считались старшими девочками, которые в отсутствие Кати с Сергеем могли всем распоряжаться. Потом шли Наташа с Женькой и старшие девочки из поселковых. Женька, правда, начал ходить на конюшню раньше, чем Лена с Аней, но, бывало, пропадал на месяц, на два или приходил только кататься, а не кормить и отбивать денники. Поэтому в целях перевоспитания его и «понизили». Потом значились Яна, Гном и Обормоткина. А уж следом – все остальные.

В городе иерархия сохранилась: старшие – Аня с Леной, потом Наташа с Женькой и самая младшая – Яна. И Гордейка должна была занять место за ней, то есть стать девочкой на побегушках вместо Яны. А тут вот как все повернулось! Теперь и не Лена с Аней старшие, выходит, они должны слушаться эту новенькую!