Переписка трех подруг, стр. 2

III

Моя дорогая, хорошая Наташечка! Так стало мне скучно и пусто, когда ты уехала из института. До сих пор я не могу найти себе места, и ничто меня не радовало до получения от тебя письма. Большое, большое спасибо за него. Много раз я его перечитала: так интересно было узнать, как ты живешь дома — в деревне, что делаешь и кого видишь. Признаюсь тебе откровенно, что я даже тебе позавидовала, и когда легла спать, то долго не могла уснуть, лежала и плакала. У меня нет ни таких добрых папы и мамочки, как твои, ни дома, ни родных; я ни разу не выезжала никуда из института и ничего не видела на свете. Иногда так размечтаешься, что обо всем позабудешь. Так горячо-горячо желаешь, чтобы был кто-нибудь родной, близкий, чтобы кто-нибудь меня особенно любил и заботился и думал обо мне. Не обижайся, Наташечка, я знаю, что ты меня любишь, но это все-таки не то. Ты — такая счастлива и меня не поймешь. Ты мне советовала без тебя подружиться с Маней Турусовой. Она мне очень нравится, но я не хочу с ней дружиться, потому что все подумают, что я дружусь с ней из-за гостинцев. К ней постоянно ездят родные и так много ей всего возят, а у меня, ты знаешь, никогда ничего нет и угощать ее нечем. Я не хочу, чтобы и она думала, что подъезжаю к ней из-за гостинцев, как Адя Иванова.

Ты спрашиваешь, что у нас нового. Решительно ничего. Почти все разъехались. Из нашего класса осталось только пятеро: Маня Турусова, Адя Иванова, Катя Савина, Женя Мейер и я. Катя Савина все такая же жадная, как и была: целыми днями что-нибудь жует и очень располнела; Женя Мейер и летом постоянно учится; Адя Иванова со всеми ссорится, всем надоедает и подлизывается только к тем, у кого есть гостинцы. А я скучаю, скучаю и скучаю. Тем более что и наша милая добрая мадам Фрей свободна и уехала на целый месяц в отпуск. Время проводим мы очень однообразно: встаем в 7 часов, целое утро или шьем передники, или вяжем чулки. В это время нам читают. Затем до 12 часов гуляем по парам. После обеда занимаемся или французским, или немецким. Вечером нам позволяют поочередно играть в крокет или бегать на гигантских шагах.

Больше писать нечего. Пиши мне больше. Ты ведь дома, а нашу жизнь ты знаешь хорошо. Целую тебя бессчетное число раз.

IV

Милая Дезичка, я надеюсь, что теперь вы уже на даче, и ты напишешь мне обо всем интересное письмо. Мы же с Лизой до сих пор не можем нарадоваться, что мы дома, и не видим, как летят дни. Сначала мы садили в саду цветы, затем досаживали в огороде некоторые овощи. У нас всех есть свои гряды, где посеяно всякой всячины, и мы очень гордимся ими; кроме того, приходится присматривать и за братниными грядками.

С первого июня мы «вступили в должности», как шутя говорит папа. Я тебе, кажется, рассказывала, что папа и мамочка находят, что институт мало знакомит нас с жизнью. Поэтому летом мы должны учиться стряпать, шить на машинке, хозяйничать, присматривать за домом и за братьями. Мы дежурим поочередно на кухне и в комнатах. Хотя не скажу, чтобы было приятно возиться за стряпней в кухне, особенно в жаркое время, но я бываю очень довольна когда папа, мама или гости похвалят мою стряпню, а главное, всего дороже, когда наша радость-мамочка говорит: «Приехали мои милые помощницы, теперь я вздохну свободнее; слава Богу, что дочки выросли, да какие заботливые, славные, теперь мне живется легче». Кроме того, мамочка учит нас шить на машинке и кроить самое простое белье и платья. Это очень интересно:- шить на машинке, и мы с сестрой немало наработаем за лето, особенно для братьев. По вечерам мы или ходим с папой гулять, или бегаем с братьями, играем в палочку-воровку, или отправляемся в гости к соседям. В трех верстах от нас большое и богатое имение «Михайловка», и мы очень любим там бывать. Михайловы такие добрые и простые. У них так много гостит всегда молодежи, огромный дом, отличный фруктовый сад, большая библиотека и всякие развлечения. Но все-таки ни с чем не сравню нашу маленькую и небогатую «Хижинку». Мне всего лучше бывает дома, и никаких людей мы не можем так горячо любить, как папу и мамочку, и никакое самое красивое имение, как нашу родную «Хижинку».

Сегодня я спросила за обедом маму, какие наряды она нам нашила на лето? Мамочка рассмеялась, а папа ответил: «Из сермяги да из рогожи». По правде сказать, мне решительно все равно, что надеть, лишь бы быть дома. На лето нам сшили все простые ситцевые юбки и блузочки. А по праздникам и в гости мы надеваем наши малороссийские костюмы, которые мы вышивали зимой в институте. Шляпки мама нам купила у «тирольца», что-то очень дешево, кажется, по 40 копеек за штуку. Они с большими полями и очень удобные от солнца. Ведь наши папа и мама не могут нам делать дорогих платьев, потому что они совсем небогатые. Да к тому же в деревне все одеваются просто.

Сегодня у нас был «тиролец». Мы все были ужасно рады; как только увидели, что он едет, стали кричать и прыгать. Ты, наверно, Дезичка, не знаешь, что такое «тиролец»? Это — коробейник, который носит на себе или возит на лошади разные товары. В деревне очень любят, когда приезжает «тиролец», и все сбегаются смотреть, когда он начнет распаковывать свои короба и раскладывать товары. Так бы, кажется, у него все и закупила. Сегодня мамочка разорилась немало: накупила пуговиц, коленкору, ниток, иголок, затем мне и Лизе по розовой ленте в косу и по голубому ситцевому платку на голову; братьям она подарила по соломенной шляпе. Папочка купил мне и Лизе бумаги и конвертов и сказал, смеясь: «Это для вашей обширной корреспонденции». Андрюше он купил удочку с крючками, а Павлуше — деревянную чашечку с совочком. Затем мы «тирольца» накормили обедом, напоили чаем, и он остался очень доволен.

Сообщу тебе еще большую радость; третьего дня у нас две курицы вывели цыплят: одна — десять, другая — тринадцать. Такие душки, мы не можем на них налюбоваться! А вчера случилось большое несчастье: пришла к нам на двор Варюшка с Шурой, стала бегать по дровам, поленница развалилась, и она уронила Шуру. Он страшно кричал. Мы все, особенно мамочка, очень испугались. Мамочка долго возилась с ним, примачивала ему голову и сделала даже ванну; она очень боялась, чтобы он не остался горбатый. Вскоре к нам прибежала Марья, мать Варюшки, она стала драть ее за волосы и бить за Шуру. Но мы все вступились и отняли Варюшку, а мамочка даже рассердилась на Марью. Бедненькая Варюшка, такая крошка, за ней самой еще нужно няньку, и она должна целыми днями носить толстого Шурку. Ужасно жаль ее! Мамочка велела ей чаще приходить к нам, сажать Шуру в саду в песок, и Павлушина няня будет за ним присматривать. Я опять написала тебе большое письмо. Пиши мне скорее. Целую тебя крепко миллион раз.