Дядюшка-флейтист, стр. 9

НА НОВУЮ ЖИЗНЬ

События неожиданно изменились. Как-то вечером Марья Ивановна гадала на картах, Липа сидела рядом с ней и со скучающим видом смотрела на ее гадание, Наташа копошилась за диваном, Петр Васильевич работал в своей комнате.

В прихожей раздался громкий звонок. Марья Ивановна открыла дверь.

— Здесь живет коллежский регистратор Петров? — спросил вошедший.

— Да. Здесь. Он дома, — испуганно отвечала хозяйка!

— Вот им бумага! Пусть распишутся. Да на чаек бы, потому поздравляю их!

Марья Ивановна не помня себя от удивления бросилась в комнату мужа.

— Петр Васильевич, тебе бумага важная. Какой-то человек казенный принес. Поздравляет. На чай просит. Да ты распишись сначала. Господи, даже страшно! Что такое? Руки и ноги трясутся!

Получив гривенник, посыльный ушел.

Петр Васильевич вышел в гостиную и торжественно стал распечатывать конверт. Женщины смотрели на него, затаив дыхание. Очевидно, такие события бывали здесь редко.

— Читай скорее! — воскликнула Марья Ивановна.

— Папа, дайте посмотреть! — попросила Липа. Петр Васильевич стал читать молча, и лицо его просветлело.

— Да говори же! Что такое? Не мучь ты меня! — волновалась жена.

— Поздравляю! Наташа принята на казенный счет в Патриотический приют, — радостно произнес Петр Васильевич.

— Наконец-то! Слава тебе, Господи! — Марья Ивановна перекрестилась.

— Наташа, виновница сего торжества, иди-ка сюда! — весело позвал дядя.

Раскрасневшись, девочка вышла из-за дивана и смущенно приблизилась к своим родственникам.

— Понимаешь ты, цыпленок, тебя в приют, в ученье возьмут. Хорошее это дело! — Он погладил девочку по стриженой голове.

Наташа молчала.

— Ты рада?

— Рада! — тихо отвечала Наташа, не уразумев, чего от нее хотят.

— Вот тебе и благодарность от твоих милых родственничков, — кольнула мужа Марья Ивановна.

— Там уж, душа моя, шалить нельзя. Ау! Там строго. Не то, что дома…

Петр Васильевич пришел в отличное настроение духа и весело расхаживал по комнате.

— Еще не раз вспомнит и тетку и дядю. Только там нас оценит, — вставила укоризненно Липа.

— Нет, милочка, не жди. В наш век благодеяний не ценят, — отвечала ей, покачав головой, мать.

— А что, Петр Васильевич, ведь больше для Натальи не придется нам тратиться? Отправка ничего не будет стоить? — тревожно спросила Марья Ивановна.

— Конечно, нет. Там ей все казна даст. Прекрасные учреждения эти приюты: вырастят детей, выучат, людьми сделают.

— Слышь, Наталья? Ну, век-вечный должна ты за дядю Бога молить, должна ему ручки и ножки всю жизнь целовать.

Наташа стояла молчаливая, недоумевающая, опустив худенькие руки и склонив набок голову, грустно смотрела то на дядю, то на тетку.

— Сегодня понедельник, а в среду мы ее и отправим, — заметила Марья Ивановна.

Наташа отошла в сторону и села на стул. Ей хотелось бы, чтобы на кухне был дядя Коля: она бросилась бы туда и все ему рассказала бы, поделилась бы новостью. Он понял бы ее, сказал бы: «Наташечка» и еще что-нибудь ласковое. А теперь и не узнает-то он ничего в своем монастыре, и не увидятся они больше.

Наташа опечалилась.

— Наталья, иди пить чай. Садись тут у стола, — смилостивилась тетка.

— Попей дома напоследок чайку хорошенько. В приюте уж, ау, так баловать не станут, — весело говорил Петр Васильевич и хлопал Наташу по спине. Она видела, что ее родные очень были довольны происшедшим событием.

Накануне отъезда Наташи в приют Петр Васильевич, вернувшись со службы, с улыбкой отдал девочке небольшой сверток.

— Это тебе посылка, — сказал он.

— Что за посылка такая? — ревниво спросила Марья Ивановна, взяв из рук Наташи сверток.

— Это ей Коля прислал. Он что-то там набрал.

Марья Ивановна презрительно усмехнулась и отдала племяннице сверток, не развертывая.

— Какие нежности! Откуда он все это взял? Еще стащил, пожалуй.

— Мой брат никогда не был вором, — запальчиво возразил Петр Васильевич. — Очень нехорошо, Машенька, что ты так сказала. Наша семья честная.

Наташа слушала, затаив дыхание, прижав к себе сверток.

— Наташа, Коля велел сказать, что придет к тебе в приют и принесет тебе гостинцев, — сказал Петр Васильевич.

— Он скоро придет? — торопливо спросила девочка и вся оживилась, ее большие глаза заблестели радостью.

— Вот уж это совершенно лишнее! Впрочем, туда и не пустят такого оборванца, — заметила тетка.

— Коля теперь в монастыре живет. Работает. Слава Богу, не пьет, им все довольны, — возразил ей внушительно муж.

— Чудеса! Надолго ли! — сказала Марья Ивановна, пожав плечами.

Липа фыркнула.

— Чему ты смеешься? — спросил ее отец строго. — Ах, папа, право, и смешно, и досадно… Очень не идут эти чувствительные сцены к дядюшке-флейтисту. Представляется он, больше ничего.

— Тебе смешно то, чего ты не можешь понять. Подвига ты не можешь понять! Подвига! — с горечью проговорил Петр Васильевич, проходя в свою комнату. «Эх, ты, судьба, забила ты нас!» — послышался оттуда его тяжелый вздох.

Наташа развернула сверток и замерла от восхищения. Ведь никто никогда не думал о ней, не вспоминал, не баловал. А ребенок чуток к ласке и вниманию.

— Тетенька, Липочка, смотрите, смотрите что у меня! Какие вещи! Это все мои! — не могла удержать девочка своего восторга. Она перебирала коробочки, очевидно, нарочно сделанные для нее заботливыми руками, бумагу, перья, карандаш, игольник, коробочку леденцов, маленькую фарфоровую куколку и десятикопеечную монету.

— Убери ты всю эту дребедень! Ну куда ты повезешь такой хлам в приют? Твой дядюшка-монах ничего не смыслит, — воскликнула тетка.

Лицо Наташи опечалилось, она поспешно юркнула за диван и стала складывать свои драгоценности, со страхом посматривая на тетку.

— Липочка, хотите леденцов? — заискивающим голосом спросила девочка.

— Что с тобой? Твой почтенный дядюшка-флейтист в грязных руках держал, а я, воображаешь, стану есть! — Да, ведь леденчики в коробке, — заметила Наташа. — Отстань, Наталья, — ответила Липа и подошла к зеркалу.

В среду утром Наташу повели в приют. Без ласкового напутствия ушла девочка из дома; в руках она держала только сверточек, присланный дядей. Выходя из квартиры, Наташа невольно бросила прощальный взгляд на кухню, где за свою маленькую жизнь она провела лучшие часы, узнала добрые чувства и сердечную ласку.

Не заметила Наташа, что из-под ворот одного мрачного дома ее с любовью провожали затуманившиеся слезами глаза. Николай Васильевич нарочно тут поджидал девочку, думая кивнуть ей головой, если она его заметит. Он мысленно благословлял ее на новую жизнь и мечтал хотя чем-нибудь в будущем порадовать дорогое ему маленькое существо, мелькнувшее, как теплый солнечный луч, в его темном, безотрадном существовании. Исполнятся ли его обеты и желания — покажет время.