Поцелуй под дождем, стр. 19
– Откуда я знаю? Я же не нарочно вас рассорила! Слушай, а может, она завтра уже все забудет, а?
– Ты Дашку не знаешь. Она ужас какая злопамятная!
– Ну и зачем тебе такая злючка?
– Вообще-то, она не злая… хорошая она… Просто все у нас как-то непросто получается, а тут еще ты встряла… Зовут-то тебя как? – Парень повнимательнее вгляделся в лицо Нитребиной.
– Ларисой. А тебя?
– Антоном.
– Как Чехова?
– Ага. Как твоя нога? Болит?
– Не очень. Кожу, наверно, слегка содрала. Тут лед под снегом.
– Хочешь, немного провожу, а то везде лед? Все равно домой идти неохота. Расстроился я… Держись за меня.
– А вдруг Дашка увидит?
– Не увидит. У нее смена в девять часов кончается. Я потом за ней зайду. Как думаешь, может, она меня простит?
– Я думаю, простит. Ты же в самом деле ни в чем не виноват.
– Вообще-то я ей наговорил всякой ерунды от злости.
– Ну ты же, наверно, попросишь прощения?
– Попытаюсь…
И они медленно пошли по улице, болтая о всякой всячине. Лариса узнала, что Антону двадцать лет, что он не так давно закончил училище и поступил механиком-оператором на конвейерную линию по упаковке макарон. Она никогда еще не беседовала с молодым человеком на столько лет старше себя, и ей было интересно окунуться в другую, неизвестную ей жизнь. Она оживилась и заинтересованно задавала ему вопрос за вопросом. Антон весело отвечал, бережно держа ее под локоть, чтобы она ненароком опять не упала.
– А ты вроде ничего, – сказал Антон, – веселая и симпатичная!
Лариса улыбнулась. Она как раз хотела в свою очередь похвалить молодого человека и сказать, что Дашка обязательно его простит, и… наткнулась взглядом на Разумовского – он шел навстречу и с презрением глядел на их с Антоном сомкнутые руки.
– Ну вот… – огорченно произнесла Лариса, когда Андрей был уже далеко. – Ты, Антон, отомщен на все сто!
Глава 13
Андрей
Андрей писал на кухне очередной реферат для подготовительных курсов и злился. Эти девчонки совершенно выбили его из рабочей колеи. Нет, так больше продолжаться не может! Девушки – это все-таки потом! Сейчас главное – написать реферат по НЭПу. За стенкой, в бывшей его комнате, шуршит бумагами Наташа. Тоже готовится к занятиям на подготовительных курсах. Битых два часа шуршит, а вот ему ничего в голову не лезет! Три листа уже испортил. Говорил же отцу, что надо купить компьютер, а то живем, как пещерные люди!
А этот Романенко – настоящий питекантроп. Чего Наталья в нем нашла? Прямо летает по дому! Счастливая, как… Андрей так и не смог придумать сравнение. И ведь в кого влюбилась… В Никитку, кретина и плейбоя! Андрей чувствовал себя оскорбленным. Вот если бы она увлеклась каким-нибудь умным, серьезным человеком, разве он сказал бы хоть слово? Да никогда! Пожертвовал бы собой – что делать, насильно мил не будешь. Но Романенко… Конечно, он красавец, ничего не скажешь. Как в кино. Все девчонки по нему с ума сходят, даже Лариса…
Андрей вздохнул. Где-то в районе желудка опять стало холодно. Вообще-то, глядя сейчас на Нитребину, и не подумаешь, что она недавно говорила ему о своей любви. Проходит мимо, даже не смотрит, а у него все тело мурашками покрывается. Гордая, высокомерная… Андрею временами кажется, что ему приснилось ее объяснение в любви. А если и не приснилось, то было не более, чем игрой. Наверняка это она Никитке назло. Думала, что Андрей сразу растечется вокруг нее, как желе, гулять позовет, а она станет вместе с ним перед Романенко дефилировать, чтобы тот ревновал. Не выйдет! Вся ее игра шита белыми нитками.
Да-а-а, подложил ей Никитка свинью… Школа неделю гудела о том, что Романенко бросил Нитребину. А ей – как с гуся вода. Подумаешь, Романенко бросил! Да у нее таких Романенко, как грязи! Вполне возможно, что общественное мнение сильно ошибается на ее счет. Скорее всего, это она его бросила. Андрей же видел Нитребину с каким-то парнем под ручку! Конечно, тот не такой красавчик, как Никитка, но тоже ничего. Похоже, старше Ларисы. А как она улыбалась! И парень был доволен, за локоток ее держал… Конечно, Лариска красивая… Да, очень красивая. Может быть, даже красивей, чем раньше. Что-то в ней неуловимо изменилось, и Андрей никак не мог понять, что. На литературе они с Карповой садятся за первый стол у стены, и Андрей уже несколько раз ловил себя на том, что не может оторвать взгляда от точеного профиля Нитребиной. И ведь ни разу не повернула головы! Ни разу! Бесчувственная кукла!
Андрей скривился. Да что же это такое? Опять он думает о какой-то ерунде. Совершенно невозможно заниматься! Пожалуй, надо пойти прогуляться.
Андрей выскочил из квартиры и удивился, увидев на подоконнике лестничной площадки Романенко.
– Что ты тут делаешь? Наталью ждешь? – спросил он Никиту. – А она вроде никуда не собирается, свой английский зубрит.
Никита бросил взгляд на часы и ответил:
– Да мы минут через сорок договорились встретиться.
– Чего ж тогда рано заявился?
– Так… Что-то дома не сидится.
Андрей хмыкнул. Интересно, почему он не испытывает к Романенко каких-нибудь злобных чувств? Вроде даже подрались из-за Наташи. Теперь она всюду ходит с Никитой, а он, Андрей, почему-то не умирает от ревности. Ничего не понять в этой жизни!
– Ну, бывай! – махнул он рукой Никите и двинулся к лифту, крикнув ему на ходу: – Не приходите поздно, а то мать волнуется.
– Подожди, – остановил Андрея Романенко, – дело есть.
– Ну? – развернулся к нему Разумовский.
Никита молчал и испытывающе оглядывал Андрея.
– Ну? – повторил тот. – Чего молчишь?
– Думаю, сможешь ли понять…
– Ха, ну и сказал! Да где ж нам вас, таких сложных, понять.
– Идиот! Я о Ларисе…
– Какое мне до нее дело? – взвился Андрей.
– Я же говорю – идиот! Любит она тебя. Очень.
Андрей почувствовал толчок где-то под сердцем, потом у него перехватило горло.
– Ага… щас… – проговорил он таким мерзким фальцетом, что самому стало противно. – Между прочим, она сама мне об этом сказала, да только верится с трудом. Актриса погорелого театра!
– Сказала? – изумился Романенко и даже спрыгнул с подоконника. – Лариса сама сказала? И ты говоришь об этом так…
– Как?
– Так, что хочется тебе в морду дать!
– За что? За то, что твоя Нитребина от ревности к тебе решила со мной поиграть?
– Слушай, Разумовский! – Никита приблизился к Андрею. – Она только хотела меня полюбить, но не смогла… не сумела… Понимаешь, ты? Не за чем ей ревновать!
– Я тебе не верю. – Андрей нервно заходил по площадке. – Во-первых, я ее видел в обнимку с каким-то парнем. Хотя… это, конечно, ее личное дело. А во-вторых, что гораздо важнее, она Наталью хотела извести… каким-то жутким колдовством с куклами, иголками… Наверняка для того, чтобы она с тобой не встречалась.
– Ну ты и тормоз! Да если она и хотела это сделать, то только из-за тебя. И честно говоря, я совершенно не понимаю, что она в тебе нашла.
Они так громко разговаривали, что открылась дверь квартиры Разумовских, и из нее высунулась беловолосая головка Наташи.
– Я так и знала, что это вы, – сердито сказала она. – Чего вы опять ссоритесь? Почему ты, Никита, так рано пришел?
– В общем, я тебе все сказал, – заключил Романенко и посмотрел в глаза Андрею, – а ты уж поступай, как знаешь. Только смотри… как бы поздно не было! Она ведь гордая…
Через неделю в школу вернулся Макароныч. Когда он вошел в 9-й «Б», его встретила напряженная тишина. Макс Осипенко виновато опустил глаза. Андрею тоже было не по себе, а потому он поспешил склониться над очередным рефератом, которым как раз и собирался плотно заняться на ОБЖ.
Преподаватель положил журнал на стол и повернулся к классу.
– Ребята! Пока я болел, я долго думал, – начал он серьезно, четко выговаривая слова, – и наконец понял, почему вы не любите мой предмет, ОБЖ. Не только потому, что я не слишком талантливый педагог, а еще и потому, что не понимаете нужности этого предмета. Да что там! – Он махнул рукой. – Не вы одни. Поспрашивайте родителей. На многих производствах проводят занятия по гражданской обороне. Догадываетесь, чем там занимаются слушатели? Уж точно – спят, вяжут, решают кроссворды и читают детективы. Поэтому случается, что, когда приходит беда, люди оказываются к ней абсолютно неготовыми и – гибнут. Я вам расскажу… Вот в 1986 году в Спитаке было землетрясение. Я там служил тогда, все своими глазами видел. Кстати, я к тому времени уже много чего видел. Но так страшно, как там, когда под ногами дыбилась земля, мне никогда не было. Ни до, ни после.