Черный призрак, стр. 17

А проводник мне попался странный, на профессора непохожий, скорее на некую помесь сельского интеллигента с лесником-егерем, у которого каждое слово несет якобы подспудную мудрость веков, но если вдуматься — то чушь несусветная!

Какая скорбь?! Нормальные люди в Москве сейчас только спать ложатся после ночного клуба, и ночью они не скорбями своими занимались, а развлечениями, питьем да сексом.

Оно, конечно, в деревне ничего хорошего не имеется, тут даже телевизора нет.

Остается только вздыхать да рассказывать каждому встречному-поперечному, как трудна жизнь и каждый шаг добавляет тебе скорби. Тем более тут еще и зверья разного много, которое так и мечтает тебя сожрать.

Я обернулся: за пригорком уже исчезала людьми забытая в лесу деревушка — три маленьких избушки, одна изрядно покосилась. Отсюда не видно было следов когтей на бревнах, но я знал, что они там есть. У меня снова мурашки страха побежали по коже.

Что тут делаю? Зачем мне это? Неужели адреналина не хватало? Или все гораздо проще: пришла беда — открывай ворота? Одна она не ходит, всегда с подружками.

Перед нами высился лес, мрачный, высокий, нехоженый. Огромные сосны цепляли своими верхушками голубое небо с белыми облаками. Кряжистые кедры протягивали по сторонам свои мощные лапы. Высокая лесная трава, покрытая росой, оплетала ноги. А над всем этим желтел диск солнца, медленно поднимающийся над горизонтом.

Кажется, я сделал большую глупость, но отступать не хочется.

Привык любое дело доводить до конца. Пусть даже потом жалею об этом.

Не верил я во всяких монстров, даже на медведя смотрел как в цирке: конечно, замирал от страха, но как-то не по-настоящему, словно смотрел фильм ужасов — там тоже положено бояться, только всегда в глубине души знаешь, что это все нереальное, придуманное. Такое же ощущение у меня появилось, когда мы вошли глубже в лес, настолько все вокруг перестало походить на привычные городские пейзажи.

Лес начинался огромным папоротником, постепенно исчезающим и сменяющимся темно-зеленым мхом. Еще поражало обилие яркого света, слепящего глаза и напоминающего о том, что скоро станет жарко. Но солнце тут же спрятали широкие лапы высоких елей, темно-зеленые с коричневыми шишками, и стало прохладно.

Все вокруг было настолько ярко и красочно, что немного утомляло, поскольку чем-то напоминало картинную галерею. А если к этому добавить запах смолы, травы, сырой земли, цветов, красной, последней в этом году земляники — множество не связанных между собой оттенков, сплетающихся вместе в нечто тревожащее, напоминающее о чем-то давно забытом.

Даже дышалось как-то не так — хоть и вдыхал воздух полной грудью, но его почему-то не хватало, отчего сразу возникало желание прижаться к выхлопной трубе и снова почувствовать себя нормальным человеком. К сожалению, здесь не было столь любимой нами заводской гари и смога, царящего на широких улицах.

Легкий ветерок сначала освежал лицо, суша пот, но потом затерялся среди огромных коричневых и серых стволов…

И всего через сотню шагов как-то я и сам стал исчезать среди всего этого праздничного яркого великолепия, погружаться в нечто напоминающее транс, не признавая увиденное за реальность.

Ноги погружались во влажный от росы мох, проламывая прелые сучья, изредка скользя по твердой глинистой земле, с каждым шагом становилось все труднее удерживать равновесие. Несколько раз от падения спасался только тем, что хватался за кусты, а потом тряс рукой от боли, вытаскивая из ладони впившиеся шипы.

Сергей Сергеевич шел впереди, легко, свободно, по-моему совершенно не замечая, как здесь тяжело двигаться. Наверно, если каждый день ходить по такой почве, то привыкнешь, а мне это в новинку.

В этом лесу не хватало асфальта — твердого, нерушимого, с трещинами и родным запахом дорожной пыли и бензина…

Чем дальше мы заходили вглубь, тем становилось темнее, несмотря на то что день только начинался и солнце никуда не исчезло, просто его спрятала густая, словно сошедшая с ума растительная жизнь, переплетаясь между собой, создавая плотный полог, почти не пробиваемый для лучей светила.

Конечно, не джунгли, но местами нисколько не хуже. Такое же дикое буйство растительной жизни, красок и запахов. А внутри нарастает ощущение того, что что-то обязательно произойдет. Что-то плохое, что мне обязательно не понравится…

ГЛАВА 3

Постепенно во мне это предчувствие преобразовалось в ощущение страха, причем необъяснимого. Мне казалось, что до этого я никогда не бывал в таком жутком лесу, в котором даже кусты обычного орешника выглядели мрачно, словно нахохлившиеся огромные существа, готовые наброситься на любого, кто мимо них проходит. А деревья здесь росли настолько огромные, что их ствол впятером невозможно обхватить, кроны и листва которых терялись в невообразимой высоте.

На самом деле, лес как лес, просто что-то внутри меня делало его страшным… Или нет?

Здесь устроить всего один маленький леспромхоз, и все сразу станет другим: просеки тут же появятся, тропинки, дороги, электричество, и вполне можно жить…

— Скажите, — крикнул я в удаляющуюся спину. — А у вас тут лес не заготавливают? В смысле, может, просеки есть? А то идти по чащобе тяжело…

— Нет, здесь лес не рубят и, думаю, вряд ли когда-нибудь будут. — Профессор оглянулся и остановился. Я подошел к нему, тяжело дыша. С удивлением заметил, что на голове у моего проводника надета бейсболка — удобная кепка, тепло и на голову ничего не валится. А мне на голову уже насыпалось немало всякой трухи, падающей с веток, — сразу не догадался натянуть капюшон. — Места здесь опасные…

— Это почему не будут? Люди сейчас за деньги готовы лезть хоть к черту на рога, никого не напугаешь. А тут такие толстые стволы, за которые китайцы хорошо заплатят…

— Приезжали сюда, и не раз, различные люди, китайцы, кстати, тоже. Даже контрольные рубки назначали, а потом все отказывались, сворачивались и уезжали…

— Отчего так?

— Этот лес себя тронуть не даст, много в нем существ разных собралось, которые так просто свое жилье не отдадут. Одно слово — кордон.

— Не понимаю, о чем вы…

— Даже машины импортные привозили, которые лес сами пилят. Пригоняли «КрАЗы», приходили лесорубы с мотопилами, чтобы сучья обрубать, а через пару часов уезжали, побросав все оборудование. — Сергей Сергеевич остановился, поджидая меня. Кричать в спину и мне было довольно неприятно. Когда к нему подошел на пару шагов, он продолжил: — В десятке километров отсюда имеется целое кладбище техники, оставшееся от любителей даровых денег.

— А почему технику не забрали?

— Не смогли. Машинами люди управляют. Лес каждого проверяет: если у тебя дурные намерения, то близко к себе не подпустит. Лесорубы одно дерево свалят, а потом убегают с дикими криками и больше никогда не возвращаются. Страшно им.

— Мне почему-то тоже, хоть у меня и топора нет, — вздохнул я. В этом лесу все как-то было не так, посему людей я понимал. — Но все равно слабо верится, чтобы люди отступили.

Сергей Сергеевич недоверчиво хмыкнул и внимательно посмотрел на меня. Не знаю, что он хотел увидеть на моем лице, но явно увиденное ему не понравилось, вздохнул и как-то грустно продолжил:

— Конечно, пытались продолжать рубки. Что только не делали, даже какие-то особые шлемы выдумывали для защиты от Пси-излучения. Это термин не мой, а одного предпринимателя. А все равно итог был таким же: люди бежали, а техника оставалась, теперь ржавеет понапрасну, потому что лес забрать ее не дает.

— Сегодняшние богатые люди за свою собственность готовы половину населения страны в могилу отправить, да они бы сюда танки нагнали и все вытащили бы.

— Такое тоже было. Военные тут как-то хотели ракетные шахты ставить, но и они ушли, несмотря на приказ министра обороны. Всей силы нашей армии только и хватило на то, чтобы котлован выкопать, теперь там лесное озеро образовалось, а на берегах множество ржавеющей техники находится, в том числе и танков. Надеюсь, со временем все исчезнет. Лес довольно быстро уничтожает следы пребывания людей…