Записки школьницы, стр. 63

3 января

Каникулы! Весёлые зимние каникулы!

Сколько приятных подарков они принесли мне, и как чудесно проходят в этом году дни и часы зимнего отдыха!

Самый большой подарок — Марго. Она выздоравливает, и все ребята занимаются с ней по очереди. Чтобы не отстала она от класса и с нами вместе могла полететь в Москву.

За время болезни Марго изменилась до неузнаваемости. Она очень удачно похудела, стала тоненькая, стройная, как балерина.

Болезнь, конечно, большое несчастье, но, болея, Марго освободилась, наконец, от многих глупостей. Перестала креститься, сняла крестик, а вчера призналась откровенно, что в бога верит уже чуть-чуть.

— Ну, а как с чертями стоит вопрос? — спросила я.

Марго вздохнула.

— Не знаю, — ответила она, помолчав немного. — Вообще-то, я в них не хотела бы верить, но не так это просто. Черти, по-моему, всё-таки есть. Так и смущают, так и соблазняют. Я, например, сколько раз давала слово не спорить с матерью о боге, а черти так и подталкивают мой язык, так и подталкивают. Каждый день теперь спорим и спорим. Ну хорошо ещё, что мама понимает, что это черти меня науськивают, а то бы нам нельзя было и жить вместе.

Ну, ничего, как-нибудь отучим Марго и от чертей, и от бога.

Мне очень нравится, что отношения Марго и Лийки тоже изменились, стали хорошими, товарищескими. Пыжик, Марго и Лийка объединились сейчас в Кукрыниксы. Они задумали классический труд о седьмом классе и каждый вечер собираются теперь у Пыжика, придумывают стихи, рисунки. Марго рисует, а Лийка и Пыжик пишут под рисунками стихи.

Что получится из классического труда — ещё неизвестно, но я довольна дружбой Кукрыниксов.

10 января

Десять дней собиралась записать, но так и не записала ни слова о неприятном происшествии, которое произошло со мною и Вовкой во время встречи Нового года на квартире у Вали.

И, сказать откровенно, не стала бы писать об этом и сейчас, но… разве я не дала себе слово записывать не только то, что мне нравится, но и то, что не понравится, возможно, никому из девочек.

Вот как это случилось.

Валя пригласила к себе на ёлку десять мальчиков и девочек из нашего класса. Кроме нас, была на ёлке её двоюродная сестра. Ужасная ломака и воображала. Она так была надушена, что Вовка шепнул мне:

— Она кого изображает? Парикмахерскую, что ли?

И вот эта ломака — Зина — всё время морщила губы, смотрела на всех свысока, принимала киносветские позы и раз пять ввернула в разговор, что ей уже четырнадцать лет и детские игры её мало интересуют. Но мы не обращали на неё внимания. Мы весело пели, танцевали, потом стали играть и показывать фокусы. Но, какую бы мы игру ни затеяли, Зина пожимала плечами и говорила, что это «ужасно глупая игра».

— Ну, давайте играть в умные игры! — предложила я.

Зина вскочила, захлопала в ладоши:

— Есть чудесная игра! Я научу вас! Только надо достать пустую бутылку.

— А можно флакон из-под одеколона? — спросила Валя.

— Безразлично! Неси флакон!

Валя принесла флакончик, и мы пошли в кабинет Ивана Герасимовича. Тут Зина велела всем сесть на пол и образовать круг. А когда все уселись, сказала:

— Игра очень простая, но интересная! Вот смотрите! Берёте флакончик в руки и запускаете его так, чтобы он вертелся. Он вертится, потом останавливается, и тут начинается самое интересное. На кого покажет горлышко, тот должен встать и поцеловать играющего. Понятно?

Мы переглянулись. Ведь среди нас были и мальчишки. Неужели их тоже придётся целовать? Но Зина уже начала вертеть флакончик. Мы невольно попятились назад, отодвинулись от флакончика подальше. Ну вдруг горлышко покажет на кого-нибудь из нас? Я, например, не могла бы ни за что поцеловать эту кривляку.

Горлышко показало на Бомбу. Он покраснел и стал спорить. Он доказывал, что горлышко остановилось между ним и Вовкой, но мальчишки закричали:

— Давай, давай! Нечего! Целуйся!

Как Бомба ни крутился, его заставили встать, и ему пришлось поцеловать Зину в нос.

Она поморщилась и сказала:

— А теперь ты крути!

Бомба крутанул флакончик изо всей силы. Горлышко показало на Вовку. Под общий хохот Вовка встал, сморщил нос, словно нюхал запах мудрости, и ткнулся носом в голову Бомбы.

— Фу, какая гадость! — помотал головою Бомба и начал тереть поцелованное место рукавом.

Флакончик стал вертеть Вовка, и, представляете, горлышко показало на меня.

Мальчишки закричали:

— Ага, ага, целуйся!

— Ещё новости! — сказала я, чувствуя, как горят мои щёки.

— Что значит новости? — рассердилась Зина. — Игра есть игра. Ты нарушаешь правила.

— Но мне, — сказала я, — не нравится такая игра!

— Тогда не надо было садиться! Вовка! — закричала Зина. — Видишь, стесняется! Целуй её сам!

Вовка стоял, растерянно поглядывая на всех, но мальчишки и девочки смеялись и кричали:

— Поцелуй её!

— Чего она задаётся! Целуй сам!

Вовка шагнул ко мне. Я закричала:

— Не смей! Я маме скажу!

Но ему было очень стыдно, что над ним смеются, и он, хихикая по-дурацки, схватил меня и поцеловал в щёку.

— Дурак! — сказала я. — Как не стыдно!

Не прощаясь ни с кем, я бросилась в переднюю, чтобы поскорее одеться и уйти домой. Следом за мною примчалась Валя и зашипела:

— Бессовестная какая! Оба бессовестные! — и расплакалась.

Так испортила кривляка Зинка и хороший вечер, и мою хорошую дружбу с Валей и Вовкой.

Я с ними больше не разговариваю.

12 января

Какой нахал!

Он пришёл всё-таки! Не ко мне, а к дяде Васе, и я слышала, как он хохочет у него в комнате. И это мне показалось особенно обидным. После того, что произошло между нами, он, по-моему, не должен смеяться. А он как ни в чём не бывало хохочет. Вот какой бесчувственный.

Потом я услышала, как Вовка стал собираться домой. Мне захотелось посмотреть, что будет он делать, когда увидит меня. Я побежала в переднюю, где висит телефон, приложила трубку к уху и стала дожидаться. (Ведь он должен пройти мимо меня.) Номера, конечно, я не набрала, а стала кричать в трубку «алло», «алло».

И вдруг вышел Вовка. Увидев меня, он покраснел, а я сказала в трубку:

— Да, это очень интересно! Ну, и что же дальше?

Я делала вид, будто слушаю, а Вовка стоял и краснел, и краснел, а потом сказал:

— Здорово!

Я кивнула головою и сказала в трубку:

— Вечером? Где буду вечером? На катке! С кем? Одна, конечно. У меня теперь нет друзей! Почему? Ну, это длинная история. Потом расскажу! Когда-нибудь. До свиданья!

Я повесила трубку, посмотрела на Вовку самым строгим взглядом.

— Чего тебе? — спросила я.

— Здорово! — пробормотал он. — Я сказал «здорово!»

— Ну, и что?

— Ну-у… поздоровался! Просто поздоровался!

Мы замолчали. Я ждала; что скажет он ещё, но так как Вовка молчал, я подумала: «А может быть, он уже раскаивается понемножку?»

— Чего же ты не идёшь домой? — спросила я.

— Я иду!

— Идёшь, а сам стоишь!

— Подумаешь, большое дело! Возьму да и пойду!

— Чего же ты ждёшь?

— Ничего не жду!

Не знаю, чем бы кончился этот разговор, но в эту минуту в коридор вошла моя мама. Она посмотрела на меня, на Вовку и засмеялась:

— А, зять пришёл! Ну, заходи, заходи! — и открыла дверь в комнату.

Ну, и что ж, пусть заходит в гости к маме, а я с ним всё равно не стану разговаривать. Ведь если бы он был моим настоящим другом, разве поцеловал бы он меня при всех ребятах? Мог бы сказать, в конце концов, что такая игра ему не нравится.

Мама посадила Вовку за стол, стала угощать чаем, расспрашивать об успехах. И, представьте, он расселся как ни в чём не бывало и даже начал улыбаться. Ну, этого уж я не могла видеть спокойно. Я наклонилась к нему и шепнула:

— Всё расскажу сейчас маме!

Ой, как он покраснел!