Куртизанка, стр. 24

Озноб пробирал ее до костей, тело сотрясалось в конвульсиях, даже зубы стучали. Габриэль поднялась с пола и, спотыкаясь, побрела по комнате, пока не наткнулась на свой халат. Она с трудом натянула его на голое тело, туго завернувшись в шелковые складки, но дрожь не унималась.

Ее взгляд упал на предмет, оставленный на скамье у окна. Лунный свет, проникавший через оконное стекло, мерцал по всей длине стального клинка, того самого, который Габриэль уронила во внутреннем дворе. Шпага Реми!

Видно, шпагу принесла Бетт, но, вернувшись наверх, сразу же бросилась убирать осколки пузырьков и забыла предупредить Габриэль. Девушка шаткой походкой пересекла комнату и схватила шпагу. Ее пальцы так судорожно впились в рукоятку, словно это было бесценное сокровище и ничего дороже у нее в жизни не осталось.

Она отчаянно сжимала шпагу в надежде снова почувствовать уверенность, которую раньше давал ей этот стальной клинок Реми. Но теперь Реми ненавидел и презирал ее. «Настало время, и он наконец разглядел во мне марочную женщину», – подумала Габриэль, не желая унимать слезы, которые заливали лицо. Разглядел все позорные пятна, оставленные на ее душе Дантоном. Она сама во всем виновата.

Габриэль вспомнила, как сидела на грубом дощатом полу, прижимая порванный лиф платья к покрытой синяками груди. Она с болью и с недоумением смотрела на Дантона.

– Как… как вы могли сотворить такое со мной, Этьен? Я думала, вы человек чести.

– Я и остаюсь человеком чести, – буркнул он в ответ и, избегая ее взгляда, стал подтягивать свои короткие штаны. – Вы сами, сударыня, вынудили меня. Опутали своими чарами, и я не устоял, не сумел вам сопротивляться.

Именно тогда Габриэль осознала страшную правду о себе. Да, ее сноровистые пальцы умели обращаться с кисточками и красками, но она обладала колдовским даром совсем иного свойства. Воспользовавшись этим даром, она легко ввергала мужчину в пучину страсти, похоти, доводила до самых отвратительных действий.

И в тот же миг Габриэль почувствовала, как та ее часть, которая видела красоту в каждом листочке, каждой былинке, которая вдыхала жизнь в единорогов или зажигала волшебные огни в глазах маленькой девочки на холсте… та ее часть поникла и умерла.

Горячие слезы затуманили зрение. Девушка отчаянно заморгала и подняла голову. В оконном стекле отражалась женщина, сжимающая рукоятку шпаги. Безумный взгляд, влажные от пота волосы, беспорядочно рассыпанные по плечам, губы, сжатые в горькой старушечьей гримасе. Какая она безобразная! Интересно, почему Реми не увидел этого раньше. Утирая слезы, она посмотрела на шпагу, которую прижала к боку. Как ей поступить с ней?

Можно выяснить, где остановился Реми, и вернуть клинок ему, но что-то внутри нее восставало против этой мысли. Нет, черт побери, почему она должна возвращать ему шпагу? Реми наверняка не тратил впустую время и уже добыл себе другое оружие, а Габриэль эта шпага еще может здорово пригодиться. Учитывая, как Реми угрожал ей…

Она подняла лезвие острием вверх и рассмеялась над собой. Габриэль Шене собирается скрестить шпаги с могучим Бичом! Но этот смех сквозь слезы не облегчил тяжелую боль ее сердца.

Молодая женщина давно осознала, что им с Реми больше не быть друзьями, но никогда даже в самых жутких кошмарах она не предполагала, что жизнь сделает их лютыми врагами. «Но разве могло быть иначе?» – упрекнула себя Габриэль. После того как она так по-глупому заявила о своем намерении соблазнить Наварру и задержать его в Париже? Короля, которого Реми считал своим долгом спасти? Бог свидетель, ничто и никогда не вставало между Николя Реми и его долгом.

Девушка опустила шпагу и поставила ее в угол. «Ничто и никогда не встанет между Габриэль Шене и ее притязаниями», – подумала она, выпрямив плечи. И, как бы отчаянно Реми ни стремился помешать ей, Габриэль покорит короля Наварры. Разве сам великий Нострадамус не предсказал ее судьбу?

Она забралась с ногами на скамью у окна, и крепко обхватив колени, стала смотреть в окно. Небо, еще недавно затянутое дымкой тумана, теперь прояснилось, и звезды казалось, указывали путь к будущему Габриэль.

Она слишком хорошо знала, что ее мать сказала бы по этому поводу. Евангелина Шене скептически относилась к предсказаниям Нострадамуса, даже когда провидец был жив. Матушка не питала особого доверия к астрологии.

– Твоя судьба вовсе не написана на каких-то далеких звездах, моя дорогая доченька, – однажды сказала ей матушка. – Твоя судьба целиком зависит от твоего выбора.

Габриэль сделала свой выбор в тот далекий день, когда оставила Реми одиноко стоять на берегу реки. Даже раньше, отметила она печально, когда позволила Этьену взять ее за руку и отвести в тот сарай.

Стоило Габриэль принять темное волшебство внутри себя, как она научилась пользоваться своей красотой и обаянием, превратила свое тело в оружие, способ поймать в ловушку любого мужчину, даже короля.

Никогда больше не позволит она себе слабость и беспомощность, как в тот день, когда потеряла невинность.

Габриэль станет сильной и могущественной, совсем как Темная Королева. По крайней мере в будущем. Но, глядя на это огромное холодное небо, простиравшееся перед ней в настоящем, Габриэль чувствовала себя беззащитной и одинокой.

Она ужасно тосковала по чьим-то сильным рукам, которые заключили бы ее в объятия, успокоили, прижали к себе.

Но те руки никогда не станут руками Реми. Он никогда не захочет больше прикоснуться к ней.

Габриэль вдруг почувствовала, как ей недостает Арианны. Порой старшая сестра доводила Габриэль до безумия своими попытками по-матерински опекать, учить и защищать сестер. Но сейчас девушка ничего не хотела гак сильно, как вернуться на остров Фэр, уткнуться в колени старшей сестры и выплакать ей свое горе, ощутить, как Арианн гладит ее по голове.

«Но Арианн презирает меня ничуть не меньше, чем Реми», – уныло подумала Габриэль. Хозяйка острова Фэр, обладавшая волшебным даром целительства, мудрая, нежная и добрая Арианн принадлежала к тем женщинам, которые вдохновляли мужчин на любовь, а не внушали им похотливые мысли. Мужчины уважали и поклонялись Арианн и на самом острове, и за его пределами, она вызывала восхищение у других Дочерей Земли, а ее муж: граф Ренар, просто обожал ее.

Габриэль тяжело вздохнула и уткнулась подбородком в колени. Никогда, ни при каких обстоятельствах Арианн не сумеет понять ее. Старшая сестра была само совершенство и безупречность и вела такую же безупречную жизнь.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Замок Тремазан расположился на гребне холма, словно полководец, с непроницаемым выражением лица обозревающий долину, лежащую у его ног. Зубчатые стены с башенками и амбразурами придавали ему вид мрачной и неприступной крепости. Но спальня, расположенная на самом верху главной башни, больше напоминала комнату в зажиточном сельском доме. Беленные известью стены были столь же непритязательны, как и натертый воском деревянный пол, местами прикрытый плетеными ковриками. Ласковый теплый ветерок нежно обдувал горячие тела двух возлюбленных в сбившихся простынях. Жюстис Довилль, граф де Ренар, нависал над своей обнаженной супругой. Каштановые волосы Арианн Довилль, графини де Ренар, рассыпались по подушке, она прикрывала свои серые глаза и слегка постанывала каждый раз, когда муж обнимал ее, очерчивая пылкими поцелуями изгиб ее шеи. Граф был внушительной персоной во всех отношениях. Высокого роста, крепкого телосложения, без капли жира – одни только крепкие кости и железные мускулы. Многим храбрецам приходилось испытывать испуг от одного взгляда на лицо этого великана с глубоко посаженными зелеными глазами, резко очерченными скулами и перебитым носом, особенно если граф приходил в ярость. Но сейчас, когда Ренар зависал над своей женой, изо всех сил стараясь не раздавить ее своей массивной фигурой, его резкие черты смягчались от любви и нежности.

– Моя дорогая, – прохрипел он.