ЗВЕЗДА КОЗОДОЯ, стр. 26

Один ребенок с волнистыми волосами, примерно возраста Нарао, от боли начал спотыкаться. Казалось, он вот-вот упадет. Наконец, он не выдержал и расплакался: — Больно! Мама!

Кошмарное существо, шагавшее рядом с ним, остановилось и посмотрело на него. Ребенок, пошатнулся и, подняв от страха руки, попытался убежать, но чудовище вдруг разинуло пася и взмахнуло плеткой. Ребенок беззвучно упал на землю и задергался от боли. Дети, шедшие следом, лишь молча обошли лежащего. Они не издали ни звука. А мальчик еще некоторое время корчился на земле, а затем, словно забыв о боли, шатаясь, снова встал в строй.

Итиро так и застыл на месте, будто остолбенел — ни назад, ни вперед. Вдруг Нарао открыл глаза и крикнул:

— Папа!

Одно из чудовищ в этот момент как раз проходило внизу под ними. Оно подняло вверх свои перекошенные кровавые глаза. У Итиро перехватило дыхание, а чудовище хлестнуло плеткой в воздухе.

— Эй, вы, там, наверху! Чего стоите! А ну-ка, спускайтесь сюда!

Итиро почувствовал, как эти глаза будто засасывают его. Он неуверенно сделал несколько шагов вперед, но затем опомнился, остановился и прижал к себе Нарао. Чудовище затрясло щеками, обнажило клыки и, издав какие-то странные звуки, похожие на собачий лай, полезло наверх. Оно схватило Итиро и Нарао и швырнуло в ряд к остальным детьми. Итиро с болью в сердце смотрел, как Нарао бредет перед ним, ступая босыми ногами по обжигающей болью земле. Итиро шагал вместе со всеми, время от времени окликая брата. Однако тот, казалось, забыл об Итиро. Он еле брел, изредка поднимая руки и покачиваясь из стороны в стороны. До Итиро только теперь дошло, что эти красномордые существа — черти. Он гадал, что же плохого могли совершить такие малые дети, как Нарао, чтобы заслужить такое ужасное наказание. В этот самый момент Нарао споткнулся о красный острый камень и упал. Плетка черта взлетела, словно намереваясь рассечь его надвое, Итиро повис на руке черта.

— Ударьте меня вместо него! Нарао ничего дурного не сделал!

Черт оторопело посмотрел на Итиро, несколько мгновений беззвучно шевелил губами, затем сверкнул клыками и прогремел:

— Он совершил свой проступок не в этой жизни. Пошел вперед!

Итиро стало холодно, все вокруг закружилось, в глазах потемнело. Мир окрасился в синий цвет. А затем все его тело покрылось ледяным потом.

Братьев погнали дальше. Они уже смирились, и идти стало легче. Израненные ноги и падающие дети воспринимались как дурной сон. Вдруг все вокруг заволокло туманом и потемнело, а потом спустился непроницаемый мрак. Лишь процессия детей, которых гнали черти, тускло светилась синеватым светом.

Постепенно глаза привыкли к темноте, и Итиро смог разглядеть множество черных существ, сидевших на широком поле. От них исходило еле заметное голубое свечение. Их тела покрывала густая, длинная черная шерсть, и лишь белоснежные руки светились во тьме. Одно из них вдруг решило пошевелиться, но тут же скорчилось в ужасающей муке, издав дикий вопль. Постепенно вопли его затихли, существо снова застыло на месте, словно ком грязи, потом легло на землю. Когда глаза Итиро еще сильнее привыкли к темноте, он понял, что шерсть, покрывающая эти существа, такая острая, что при малейшем движении они ранят сами себя.

Так они брели во тьме, пока не стало светлеть. Земля стала ярко красной.

Дети, шедшие впереди, вдруг громко заплакали и закричали. Процессия остановилась. Со всех сторон, словно град и гром, посыпались удары плетками, послышались крики рассерженных чертей. Нарао, идущий перед Итиро, закачался. Вся долина была усеяна острыми, похожими на осколки агата, камнями, которые как бритвы рассекали подошвы ног.

На чертях были железные сапоги. Всякий раз, когда сапог ступал на агат, камень с хрустом рассыпался. Вокруг Итиро то; и дело раздавались крики боли. Нарао тоже заплакал.

— Куда мы идем? За что нам такое? — спросил Нарао у девочки, шедшей рядом.

— Я не знаю. Больно. Больно. Мамочка! — Девочка затрясла головой и расплакалась.

— Молчать! Вы сами во всем виноваты! Куда вам еще идти?

За спиной вновь залаял и взмахнул плетью черт.

А трава на поле становилась все гуще и острее. Дети, шедшие впереди, то и дело падали и поднимались, от одних крин ков и взмахов плеток можно было лишиться чувств.

Вдруг Нарао, словно вспомнив о чем-то, вцепился в брата и заплакал.

— Вперед, — закричал черт. Плетка полоснула по руке Итиро, обнявшего Нарао.

Рука Итиро онемела, и безжизненно повисла. А Нарао не отцеплялся от Итиро, поэтому черт вновь замахнулся плеткой.

— Пощадите Нарао! Пощадите Нарао! — закричал Итиро со слезами.

— Вперед!

Вновь свистнула плетка, и Итиро, как мог, закрыл руками брата. И тут до него донеслись — как слабое дуновение, как благоуханный аромат — едва слышные слова: «Да пребудет с нами вечная жизнь». [43] В то же мгновение все вокруг переменилось, и Итиро тоже прошептал: «Да пребудет с нами вечная жизнь». Черт, шедший навстречу, вдруг остановился и с недоумением посмотрел на Итиро. Процессия остановилась. Крики и свист плеток вдруг стихли, воцарилось безмолвие. Оглядевшись, Итиро заметил, что на краю красного агатового поля вспыхнул желтый свет, из которого возник высокий красивый человек и направился к ним. Все почему-то вздохнули с облегчением.

Часть IV

Босоногие во свете

Ноги этого человека испускали белый свет. Он шел очень быстро, направляясь прямо к детям. Белоснежные пальцы ног сверкнули раз-другой — и вот он уже рядом с Итиро.

Свет, исходивший от незнакомца, был такой ослепительный, что Итиро не смог даже поднять глаз. Он был бос. Его ноги отливали белым глянцем и блестели, словно ракушки. Сверкающие пятки стояли на земле, но эти нежные босые ноги, наступая на раскаленные осколки агата, не покрывались ни ожогами, ни ранами. Даже колючки не ломались под их тяжестью.

— Не бойтесь ничего, — сказал человек детям с нежной-нежной улыбкой.

Его большие широко распахнутые глаза, подобные голубым лепесткам лотоса, смотрели на детей. И дети молитвенно сложили ладони.

— Не бойтесь ничего. Ваши грехи ничтожны рядом с силой Добродетели, переполняющей этот мир, — как ничтожны по сравнению с солнцем капли росы на колючках сорной травы. Вам нечего бояться.

Дети встали в круг, обступив чудесного человека со всех сторон. Даже страшные черти отошли назад, благоговейно сложив ладони и низко опустив головы.

Человек медленно обвел взглядом.

— У вас страшные раны. Но вы сами себя изранили. Это легко поправимо.

Человек большой белоснежной рукой провел по щеке Нарао. И Нарао, и Итиро почувствовали аромат магнолии, исходящий от его рук. Раны детей затянулись без следа.

Один из чертей внезапно расплакался и встал на колени. Затем он ударился головой об острую агатовую землю и легонько прикоснулся рукой к сверкающим ногам.

Человек мягко улыбнулся. Затем золотое свечение превратилось в круг над его головой. Он сказал:

— Земля здесь — острые ножи. О них вы поранили свои ноги. Но это вам только показалось. Посмотрите — земля совершенно ровная!

Дети не верили своим ушам, а чудесное существо слегка наклонилось и своей белоснежной рукой нарисовало на земле круг. Дети протерли глаза. Скорбная земля, которая только что щетинилась остриями красного агата и извергала языки темного пламени, превратилась в водную гладь, гладкую-гладкую, без единой волны, и покрылась прекрасным малахитовым узором. А на озере возникло множество красивых деревьев и домов, похожих на миражи, только гораздо более четкие. Эти, дома стояли далеко-далеко, но если присмотреться, можно было разглядеть высокие крыши, над которыми разливался сине-белый свет, флаги всех цветов радуги, сводчатые аркады с отливающими жемчужным блеском парапетами, переброшенные от одного здания к другому, высокие пагоды, украшенные множеством колокольчиков и плетеных решеток, [44] чьи островерхие крыши вздымались к самому небу. Над зданиями витала тишина, они беззвучно стремились ввысь, и их отражения четко отражались в водной глади.