Преступники и преступления. Женщины-убийцы. Воровки. Налетчицы, стр. 48
РАЗДЕЛ VII
ЗОНА
СИЗОкрылые ГОЛУБКИ
СКВОЗЬ РЕШЕТКУ
ТЯНУТ ГУБКИ
Грязные бомжики и кокетливые куколки, респектабельные дамы и вызывающего вида подростки, а всего несколько сот разновозрастных и разномастных женщин провели прошедшее лето в следственном изоляторе Донецка.
Оговоримся сразу — для дам здесь условия терпимые: очередь на нары занимать не надо, по желанию можно получить консультацию психолога и гинеколога, а при необходимости — лечение в местной больнице. Инспектор по социальной работе поможет решить семейные проблемы, наладить контакт с родными и адаптироваться с новыми соседками в камере. Не случайно время от времени обитательницы СИЗО шлют в Киев благодарственные письма в адрес администрации учреждения. Особенно те, кто имеет возможность сравнивать.
Воспитатель детского сада из Днепропетровска Ирина Онищук, зарубившая топором пожилого сторожа, набивавшегося девушке в любовники, прежде чем попасть транзитом в Донецк, посидела в Днепропетровском СИЗО. Нескольких месяцев хватило, чтобы заболеть чесоткой, фурункулезом и язвенным грибком, с которыми несчастная тщетно пыталась бороться с помощью стрептоцида. В Донецке девушку в первый же день показали врачу, и после нескольких процедур болезни пошли на попятную. Помогли Ирине решить и другую проблему. Едва она очутилась в камере, ее приперла к стенке здоровенная бабища бальзаковского возраста и декамероновских страстей по кличке Вафля, которая заявила, что давно мечтала о таком, как Ира, узкобедром любовнике. Ночью девушка убедилась, что Вафля не шутила, и только вмешательство инспектора Татьяны Владимировны избавило ее от очередной драмы.
В новой камере Ирина сама нашла себе подружку. Они тоже ложатся спать вместе, но это совсем другое. Нежная дружба парами — обычное явление в такого рода женских резервациях. Потребность в любви и ласке, заложенная в женщину природой, здесь вырастает в десятки раз, стремясь компенсировать и страх, и унижения, и грядущую неизвестность.
Женские камеры — магнит, не дающий покоя мужскому населению СИЗО ни днем, ни ночью. Не удивительно, что зажигательные любовные романы вспыхивают здесь стремительно и шумно, как новогодние бенгальские свечи. Существуют разные способы обмена интимными записками. Самый простой — «конями». С простыней обрывается кромка, к ней пришиваются записки, и тонкая материя, минуя решетки, протягивается из камеры в камеру. Содержание писем не блещет разнообразием, но неизменно согревает затворникам души. Вот образец эпистолярного дамского жанра: «Если есть среди вас, мальчонки, симпатичный и нежный котик, который любит, чтоб его гладили, целовали и обожали, пусть напишет чернявой голубке, которая нe прочь, чтоб ее проглотили».
«Котик», безусловно, находится. И тогда следующее послание приобретает конкретные предложения: «Котя, пришли курехи или чаю». Избранник, как правило, держит марку и находит способ отправить «бандероль». Увидеть же в лицо свою голубку удается не каждому. Но даже если она явно переоценила свою привлекательность, описывая собственный портрет, СИЗОнный Ромео не бывает в обиде: в тюрьме любая женщина кажется красавицей.
В ожидании суда, а потом в ожидании этапа женщина проводит в изоляторе от месяца до полугода. Но есть и такие, что застревают на долгие годы. Это «легкостатейщицы», отбывающие положенный срок в хозобслуге. В сравнении с транзитницами они пользуются определенной свободой: могут ходить по этапу, смотреть телевизор в комнате отдыха, самостоятельно готовить себе на кухне. И… мимолетом общаться с мужчинами. Хрупкая доярочка Таня Глущенко, убившая мужа-тирана, шесть лет работала в тюремной больнице. За это время влюбчивая женщина трижды вступала с зеками в брак, правда, супружеская близость не заходила дальше одноразового касания рук во время регистрации. Зато сколько очередной роман стимулировал грез и надежд!
Судьбы женщин из хозобслуги — это яркая иллюстрация печальной поговорки «От сумы и от тюрьмы не зарекайся». Вот история 62-летней бухгалтерши Нины Семеновны, всю жизнь безупречно проработавшей на заводе. Соседский озорник из пьющей семьи выбил стекло в её спальне, хозяйка в сердцах швырнула в прореху пудреницей и… угодила подростку в глаз. Глаз вытек, а пенсионерке дали шесть лет.
Другая старушка заступилась за дочь и так поддала пьяному зятю, что тот врезался виском в косяк и, должно быть, в отместку испустил дух. А волоокая цыганка со скромным именем Русалка мотает срок за супруга, известного сбытчика наркотиков. Неверный женился заново, исчерпав свою благодарность несколькими передачками с копченой колбасой.
ПЕТУХ КОБЛУ НЕ ТОВАРИЩ
Самый тяжелый контингент в СИЗО — наркоманки. То у них ломка, то депрессия, то попытки суицида.
Самый легкий — мошенницы. Вот уж милейшие женщины, коммуникабельные, оптимистичные и непотопляемые. Они и здесь умеют приспособиться: то на картах гадают товаркам, то сны расшифровывают, то стишки на заказ сочиняют. Дочери лейтенанта Шмидта редко с кем-нибудь конфликтуют и пользуются всеобщим доверием. Лера Сиротина сидит в СИЗО уже третий год. На воле у нее семья — муж-шахтер и двое детей. О своем «бизнесе» она рассказывает с веселой непосредственностью:
— Я дурила лишь тех, кто этого хотел. Еду, к примеру, в автобусе, напротив — мужичок разговорчивый. А что это вы в сумке везете? — спрашивает. У меня там порошок, но я ляпаю первое попавшееся: сахар. Завезли на работу, дескать, по бросовой цене, теперь не знают, куда девать. Ой, суетится мужичок, а мне не достанете? Ну почему же нет — отвечаю, — только деньги вперед. И он, представьте, тут же отстегивает карбованцы.
Дурила Лера народ, «продавая» и мебель, и квартиры, и машины. Но жалеет сейчас об одном: что работала по мелочам. А сколько по-настоящему богатеньких буратин смогли бы стать ее клиентами!
Кстати, и тут, в СИЗО, она не потеряла форму. Один рецидивист, тронутый ее любовными стишками, уходя по этапу, оставил Лере кожаную куртку. И, заботливая жена, она передала ее мужу-шахтеру. Boт такие СИЗО-крылые.
Все самое великое в этой жизни и все самое чудовищное женщина делает во имя любви. Даже вконец деградировавшие алкашки, ворующие маленьких девочек для своих опустившихся любовников, даже жестокие и коварные волчицы, орудующие в бандах в роли невинных живцов, а потом убивающие жертву с не меньшим, чем мужчины, сладострастием, даже грязные потаскушки, привыкшие к побоям и замученные вензаболеваниями, готовы горы свернуть или кинуться в омут ада, если их поманит мужчина. Разумеется, не любовь в высшем ее проявлении движет этими отступницами, а неудовлетворенная потребность в ней. Алчные и завистливые мстят более удачным, компенсируя женскую несостоятельность жестокой силой и независимостью. Воровки и мошенницы стяжают с единственной целью: прихорошиться, стать более привлекательными. Даже скроенные топором мужеподобные бандитки, орудующие ножом и удавкой наравне с мужиками, удовлетворяют, по большому счету, не свою ненасытную алчность или врожденный садизм, а подсознательно выслуживаются перед самцом. Не удивительно, что в изоляции, где отпадает необходимость завоевывать мужчину, в самых заблудших вдруг просыпаются женские качества, на присутствие которых раньше не было и намека.
Женские колонии блещут чистотой и милым уютом. Бараки украшены вышитыми салфетками и полотенцами, на которых улыбаются котики, пестреют цветочки и стрелы, как шампура, пронизывают одинокие сердца. В одежде бабоньки тоже соревнуются в выпендреже. Тут вам и мини-юбки с разрезами (пошитые из старья), и кофточки с замысловатым декольте, и эротическое белье, и вязаные бантики па голове. А уж о косметике и говорить не приходится. Так, как красятся в зоне, постеснялись бы мазаться даже дешевые проститутки. Женское «я», изолированное от мужчины, бунтует, бьется в истерике, ищет любого выхода, как перебродившее вино. И в результате находит. Молодые женщины в зонах редко существуют без пары. Вдвоем легче противостоять местным суровым нравам, кормиться, да и просто не осатанеть в замкнутом пространстве, где концентрация злой энергии так высока, что в любой момент грозит взрывом. Женские пары бывают двух категорий — лесбийские (где подружки равны и занимаются любовью, чтобы скрасить одиночество и облегчить томленье молодой плоти), и супружеские (где одна из дам выступает в роли мужчины). Зоновского «мужика», которого здесь называют «кобел» (в противовес «козлам», оставшимся на воле), узнать легко. У него короткая стрижка, ленивая, вразвалочку, походка, грубый голос, мужские манеры. Среди зечек — это первые люди.