Дело о фальшивой картине, стр. 33

— Як сестре еду, по семейным делам, — ответила Анастасия Андреевна.

— Нам Павел Петрович об этом говорил, но мы ему не поверили. Вы нас извините, пожалуйста, — сказала Лешка, вставая.

— Я нисколько не обижена, а даже тронута тем, что вас так волнует судьба Сонечки и ее картин, — ответила Анастасия Андреевна. — И, пожалуйста, при случае передайте ей от меня огромный привет и пожелания скорейшего выздоровления. Как только вернусь, я сразу же ее навещу.

Потом она усадила ребят в такси, до дома брат с сестрой добрались без всяких приключений, и их никто не ругал. Валерия Михайловна, конечно, тут же прицепилась с расспросами о том, как живет известный искусствовед, и Ромка при рассказе старался не жестикулировать, чтобы мама не обратила внимания на его израненные руки, а также меньше двигаться, чтобы никто не заметил его хромоты. Никто ничего и не заметил.

— Ну, вот видишь, все и обошлось, — сказала Лешка, когда Валерия Михайловна, наконец, оставила их одних.

— Если не считать моих мучений и того, что мы так и не нашли преступницу. — Ромка оглядел свои многострадальные руки. — Лешк, ну и загадка, а? Наверное, Павел Петрович был прав: она проникла в галерею не днем, а утром, в то самое время, когда он куда-то посылал Игоря. И с этим уже ничего не поделать.

Всю ночь Ромка провел в кошмарах: ему снилось, что какой-то человек без лица вырывает у него "Красный круг" и издевательски хохочет, а он пытается его поймать, но хватает руками пустоту, а страшный человек бесследно от него ускользает.

Глава XV

ПОРТРЕТ В АЛЬБОМЕ

Ромка прихромал из школы позже сестры: после уроков у них был классный час. Поев, он улегся на Лешкин диван и вперился в потолок.

— Ну что, выставили вам оценки по алгебре? Что ты получил? — спросила Лешка.

Ромка молча поднял вверх красно-коричневую, в ссадинах и йоде ладонь, растопырив все пальцы.

— Пять? — не поверила Лешка. Ромка даже обиделся.

— Что ж тут такого? Я ж говорил тебе, что все сам решил, и Тамара Ивановна это видела. Списать при ней никто не мог, она по рядам ходила, ни разу не присела.

— А что ж тогда ты такой хмурый? Почему не радуешься?

— Плясать мне из-за этого, что ли? Сама знаешь, что меня сейчас волнует. Где вот теперь ту тетку искать?

Лешка развела руками.

— Ну что ж теперь поделать? Она нас всех перехитрила, и мы с тобой уже вчера это обсудили. Что ты такой упертый? Если бы была стопроцентная раскрываемость преступлений, то их бы никто и не совершал. Лучше вспомни, что скоро лето, каникулы, речка, солнышко…

— Речка, солнышко, — передразнил ее Ромка. — Это у тебя солнышко, а у меня экзамены. Эх, нет в жизни счастья. Арине, что ль, позвонить? — Ромка хотел было встать, потом передумал. — Принеси-ка мне, больному и хромому, трубку.

— Ладно.

Лешка пошла к телефону, но он затрезвонил сам, и это была как раз Арина.

— А мы тебе собирались звонить! — воскликнула девочка. — Ты не поедешь сегодня к своей Софье? Мы хотели тебя попросить, чтобы ты передала ей привет от Анастасии Андреевны. От той самой, что у Павла Петровича работает. Оказывается, она ее бывший педагог и много хорошего для нее сделала. Мы у нее вчера были в гостях, чай пили.

— А Сонечка просила поблагодарить вас за то, что убедили меня выставить в галерее не подлинник, а копию ее картины. Я, кстати, сейчас к ней в больницу еду. Хотите со мной? Часы приемные, и к ней уже всех пускают. Сами ей все приветы и передадите.

— Лично я очень хочу, — сказала Лешка и обернулась к брату: — А ты сможешь дойти? Арина нас в больницу с собой зовет, по пути заехать может.

— До тачки-то? Запросто. — Ромка довольно бодро вскочил с дивана. — Только благодарить нас не за что, ничего мы толком не сделали и злодейку не вычислили.

Знаменитая ныне художница, опираясь на подушки, чуть-чуть приподняла голову навстречу гостям. Возле нее стояла отключенная капельница и еще какие-то приборы, но Софья улыбалась, и Лешке очень понравилось ее открытое лицо с широко расставленными карими глазами, контрастирующими с густыми светлыми волосами.

Арина поставила в вазу большую пунцовую розу, выложила на тумбочку фрукты. Для Ромки нашелся стул, а Лешка с Ариной умудрились поместиться на краешке кровати.

— Это, как ты догадываешься, и есть мои друзья Рома и Оля, — представила Арина брата с сестрой своей подруге. — Они вчера у Анастасии Андреевны в гостях были. Я и сама не знала, что новая помощница Павла — та самая Старилова, твой любимый педагог.

— Она вам привет передает, а сама сегодня в Брест к родственникам уезжает, а как вернется, к вам придет, — вставил Ромка.

— Спасибо большое, — снова улыбнулась Софья. — Я ее очень люблю, она золотой человек и очень много для меня сделала.

— Они мне тоже всю дорогу об этом твердили, — сказала Арина и обратилась к Ромке: — Но как вы оказались у Анастасии Андреевны дома? И что у тебя с руками?

Ромка с Лешкой переглянулись.

— Чего уж тут скрывать! — прошептал Ромка. — Давай расскажем.

И они выложили подругам историю "разоблачения" Анастасии Андреевны, начав с того момента, как Ромка пришел к выводу, что новая помощница Павла Петровича и есть та самая элегантная самозванка, о которой им сообщила Оля, а толстой только притворяется. И как он разработал план прощупывания ее боков, и худо-бедно они его осуществили. Но поскольку при всех стараниях и ухищрениях добраться до ее бока им так и не удалось, то подозрение никуда не делось, а после подмены еще одной картины, наоборот, только усилилось. И как потом Ромка уговорил Олю съездить в галерею взглянуть на Анастасию Андреевну, а Лешка осталась на Арбате продавать картины, причем проделала она это просто отлично, заработав кучу денег. Но Ромке с Олей не повезло, так как помощницы Павла Петровича на месте не оказалось. Поэтому им с Лешкой пришлось ехать к ней домой, и вот там-то Ромка и умудрился упасть с балкона. Но своего они все-таки добились, Анастасию Андреевну ущипнули, и выяснилось, что никакая она не преступница и никаких картин не похищала. И мама их то же самое подтвердила. А еще они поняли, что тетка она, в общем-то, очень хорошая и добрая.

Арина хохотала от всей души, а Софье от смеха чуть не стало плохо. Она прижала к животу забинтованную руку и взмолилась:

— Хватит, ну пожалуйста, я больше не могу! Мне же больно смеяться.

Ромка нахмурился.

— И почему вам смешно, когда плакать надо? Ведь мы так и не нашли ту элегантную тетку, которая косит под Инну Николаевну. Может быть, все-таки это Игорь? Не сам, конечно, а с какой-нибудь своей подругой. Он один там в компьютерах сечет, и возможностей у него больше всех было.

Но Арина лишь махнула рукой.

— Чепуха, Игорь — хороший парень. А Софья сдвинула брови.

— Расскажите-ка мне поподробнее об этой неуловимой мошеннице.

— Да мы и сами ее только по Олиным рассказам себе представляем. Худая, элегантная, хорошо одетая, сильно накрашенная, пожилая, старая, то есть, с маленьким шрамом на лбу, — отчеканила Лешка. — Ну, и еще она художница.

— И с вами знакома, поскольку похоже на вас рисует, — подсказал Ромка и попросил: — Вспомните, пожалуйста, всех своих пожилых и элегантных знакомых.

— Со шрамом, пожилая, рисует… — Софья задумалась. — Под твое описание разве что Оксанина мать подходит, Татьяна Яковлевна. Но она не смогла бы незамеченной проникнуть в галерею.

— А где она живет? — насторожился Ромка.

— Этого я не знаю. Она некоторое время назад обменяла свою квартиру, и новый ее адрес мне неизвестен. Погодите-ка. Ариша, подай мне, пожалуйста, карандаш и бумагу.

Арина нашла в тумбочке большой альбом, открыла его и поднесла Софье. Художница, с трудом удерживая карандаш пальцами левой руки — правая у нее пока находилась без движения, — тем не менее умудрилась довольно быстро набросать портрет пожилой женщины с глубоко посаженными пронзительными глазами и гордо поднятой головой. Такая царственная осанка была разве что у Анны Ахматовой: Лешка не раз видела ее фотографии в маминых поэтических сборниках.