Принцесса Грамматика или Потомки древнего глагола, стр. 34
— Вы слышите, фон Этик: от А до Я, — сказал Синт. — Кажется, вас узнали.
— Ну почему это меня? Разве только меня?
А Возничий между тем продолжал:
— Ну, наконец-то мы вернулись на Землю, — шепнул Морф фон Этику. — А я уж думал, нам и ночевать в небесах.
Возничий сошел с воза и сказал:
— Все, что я говорил до сих пор, это стихи. А теперь позвольте перейти на прозу.
Нет, он еще не кончил. Он кончил только стихотворную, так сказать, официальную часть, подготовленную для этого случая в созвездии Пегаса. А теперь ему хочется сказать несколько слов от себя. Прозой. Когда он говорит от себя, он всегда говорит прозой, потому что стихами всего не выскажешь.
— Сам я, как вы уже, наверно, догадались, Возничий из созвездия Возничего, а этот малый — мой конь, из созвездия Малого Коня…
Малый Конь заржал, представляясь новым знакомым.
— А вот это наша Вселенная, — продолжал Возничий. — Вон, видите огоньки? Это созвездие Стрельца. Однажды я этого Стрельца подвозил. Вот была история! Рассказать? Только предупреждаю: без всяких стихов. Стихи — это по части Пегаса.
Малый Конь заржал, высмеивая Пегаса. А Возничий рассказывал:
— Иду это я, значит, точнее, еду на своем возке, смотрю: он стоит на дороге. И руку поднял: мол, подвези. На плече у него щит из созвездия Щита, за поясом стрела из созвездия Стрелы, а у ног гончие псы из созвездия Гончих Псов дорогу нюхают. «Хочу, — говорит Стрелец, — освободить деву из созвездия Девы от дракона из созвездия Дракона». Ну, думаю, это дело хорошее. Подвез его, куда он просил, а на обратном пути вижу — стоит волопас из созвездия Волопаса и плачет горькими слезами. Точно вам говорю, без стихов. Оказывается, этот Стрелец из созвездия Стрельца подстрелил тельца из созвездия Тельца, которого пас волопас из созвездия Волопаса. А я его еще подвозил… Выходит, что я и сам принял в этом участие. Хотя сам-то я не стрелец, я возничий, но у нас во Вселенной все так связано… Вот, пожалуйста: звезда Ми Голубя вылетела из созвездия Голубя и панически несется со скоростью сто километров в секунду. Возможно, из-за этого самого Стрельца. Если так будет продолжаться, мы останемся без созвездий. Это я вам точно говорю, без стихов.
Малый Копь заржал, солидаризуясь с хозяином.
Чем-то этот Возничий был похож на Мазурия. Может, он тоже не существовал, а все несуществующие похожи друг на друга.
— А как вы нас узнали? — спросил Синт.
— Кто ж вас не узнает? Сразу видно: люди серьезные, грамотные. Да и разговоры такие: что писать с черточкой, что без черточки — как же тут не узнать? Мне поручено встретить вас как гостей, но я от себя так думаю: гость — человек посторонний, сегодня он есть, завтра нет, а нам все-таки жить в нашей Вселенной. Вот я и решил поговорить с вами начистоту, без стихов: может, напишете о нашем бедственном положении? Можно с черточкой, можно без черточки, но только так, чтоб о нас прочитали.
Ох, как он был похож на Мазурия! А может, это и был Мазурий? Ведь для них, несуществующих, все равно где не существовать: в Периодической таблице или где-то в созвездии Возничего.
— Напишем, — сказал Синт. — Непременно напишем.
— Вот и хорошо, вот и спасибо. В таком случае разрешите подвезти. — Он усадил их в свой возок. — Чувствуйте себя как дома, во Вселенной у нас нет гостей, все, как говорится, дома… — Он причмокнул губами и сказал ласково: — Но, Малый!
Малый Конь заржал, сигнализируя хозяину: вас понял, перехожу на галоп.
Они въезжали во Вселенную… Звезды становились крупнее и ярче, планеты бежали по своим орбитам так быстро, как секундная стрелка часов. Тут же было и созвездие Часов: во Вселенной дорожили временем.
Они въезжали в бесконечность, в ту самую бесконечность, о которой мечтала Восьмерка, конечная величина, в непостижимую, пугающую и манящую бесконечность…
— Но, Малый! — крикнул Возничий и еще что-то тихонько сказал. Кажется, это было знакомое: «Ать-два, бравой!»
Память о птице Моа
ПОЧЕМУ НЕБЫЛИЦЫ БЕЗ «НЕ» НЕ УПОТРЕБЛЯЮТСЯ
В те сказочные времена, когда все слова свободно треблялись без «не», жили в одной стране просвещенные люди — вежды. Король у них был Годяй, большой человеколюб, а королева — Ряха, аккуратистка в высшей степени.
Вежды глубоко навидели своего короля Годяя. Да и как было не навидеть короля, когда во всем королевстве сплошная разбериха, постоянные взгоды, поладки и урядицы, когда все хорошее может употребляться без «не» и поэтому не становится плохим, а остается хорошим?
Собрал однажды король своих доумков, то есть мудрецов, и сказал им:
— Почтенные доумки, благодарю вас за службу, которую вы сослужили мне и королеве Ряхе. Ваша служба была сплошным потребством, именно здесь, в совете доумков, я услышал такие лености, такие сусветные суразицы, что, хоть и сам я человек вежественный, но и я поражался вашему уму. Что же касается королевы Ряхи, то она не раз восхищалась вашей уклюжестью, вашей укоснительностью в соблюдении государственной аккуратности и чистоты.
— Ваше величество, — сказали доумки, — мы просто удачники, что у нас король такой честивец, а королева такая складеха и что подданные такие вежи и навистники, каких свет не видал. Вы, ваше величество, всегда вызывали в нас чувство годования, и мы доумевали, что вы стали нашим королем.
— Я знал, что вы меня долюбливаете, — скромно сказал Годяй. — Мне всегда были вдомек ваши радивость и домыслив в решении сложных вопросов, и, при вашей поддержке, я бы и дальше сидел на троне, как прикаянный, если б не то, что я уже не так домогаю, как прежде, бывало, домогал.
— Вы домогаете, ваше величество, — запротестовали доумки. — Вы еще такой казистый, взрачный, приглядный! Мы никого не сможем взлюбить так, как взлюбили вас.
— Да, — смягчился король, — я пока еще домогаю, но последнее время стал множечко утомим. Появилась во мне какая-то укротимость, я бы даже сказал: уёмность. Удержимость вместо былой одержимости. Устрашимость. Усыпность. И вообще — жизнь уже не кажется мне такой стерпимой, как прежде.
— Вам бы, ваше величество, частицу «не»! — сказал доумок, слывший среди своих большим дотепой. — Вместо того, чтоб восторженно восклицать: «Ну что за видаль!» — пожимали бы плечами: «Эка невидаль!» Вместо того, чтоб ласково похлопывать по плечу: «Будь ты ладен!» — махали б безучастно рукой: «Будь ты неладен!» И вся недолга… То есть, я хотел сказать, что если раньше у вас, ваше величество, была вся долга, то теперь, с частицей «не», было б совсем другое.