Карточные фокусы, стр. 24

Однако фокусности в этом приеме нет. Ну, тасовка и тасовка. Жонглирование, эксцентрика, а в чем же иллюзия? Где чудо?

Я прекрасно отдавал себе в этом отчет, и мне не осталось иного выхода, как придумать "фальшивую тасовку". При ее выполнении зрителям кажется, будто карты в колоде перемешиваются, а на самом деле колода остается в прежнем порядке. Плюс обязательная динамика. Хотя и не вполне обычная.

Рис 14.

1. Колода, повернутая крапом вверх, удерживается в правой руке, обращенной ладонью вниз и поднятой на уровень правого плеча, несколько правее его подушечки правых среднего и безымянного пальцев лежат на середине короткого дальнего ребра колоды, а подушечка правого большого пальца наложена на середину ближнего короткого ребра колоды; левая рука, повернутая ладонью в направлении "вверх – к зрителям", опущена несколько ниже уровня пояса, а пальцы ее расправлены для приема карт (рис.14а).

2. Правая кисть, удерживающая колоду, делает диагональный мах длиной 30—50 см перед туловищем в направлении левой руки; при этом подушечки правых среднего, безымянного и большого пальцев ослабляют давление на нижние части коротких ребер колоды, отчего в тот момент, когда правая рука мгновенно остановит свое движение на полпути, пачка нижних карт срывается с лицевой стороны колоды и мчится по воздуху в сторону левой руки (рис. 14б). Полет этой пачки и обусловливает запоминающуюся динамику.

3. Правая рука с находящейся в ней колодой карт возвращается в исходное положение, поднимаясь к правому плечу и располагаясь немного правее его; левая кисть, опущенная ниже пояса и развернутая в направлении "вверх – на зрителя", удерживает влетевшую в нее пачку карт (рис. 14в).

4. Повторяя пп. 1-3, фокусник набрасывает пачки карт, отделяющиеся от лицевой части колоды в правой руке, на крап карт, удерживаемых в левой руке – эти повторы происходят до тех пор, пока колода в правой руке не истощится, а правая рука не окажется пустой. Карты, удерживаемые в левой руке, собраны в колоду, которая находится в первоначальном порядке.

Мы рассмотрели три постулата. Те правила, соблюдение которых обеспечит карточным фокусам максимальную зрелищность. Но для чего она необходима, эта самая зрелищность? Стоит ли ломать копья, чтобы добиваться ее?

Все зависит от исходной позиции карточного фокусника.

Если он хочет всего лишь удивить зрителя, и не более того – ему совсем не обязательно заботиться о зрелищности. Никакая пространственная живопись, околдовывающая погруженный в нее трюк, при такой первоначальной установке даже не вспоминается. Единственное, на чем строится ожидаемый эффект, это собственно эксплуатируемый фокус. Без всякого пространственно-динамического аккомпанемента. Отсюда и результат – да, фокусник. Да, трюкач. Но не волшебник. И тем более – не маг.

Если же карточный мастер, идя на трюк, мечтает не только поразить зрителя рукотворным чудом, но и восхитить его ощущением мимолетного инобытия – тогда он обратится к зрелищности, даже сам того быть может, до конца не осознавая. И тогда разливающаяся в воздухе магия увлечет воображение зрителя, раскрепостив его фантазию, а пластичная динамика наполнит его мажорной радостью. Все это будет поддержано активной визуальностью, отчего зрелищность, насыщенная пространственным размахом, обрушится всей мощью на восприятие аудитории, разворачивая перед ней диалектику фантасмагорической мистификации.

Так что в конечном итоге выбор проистекает единственно от исполнителя. Решайте сами.

Часть 2

В ЛАБОРАТОРИИ ТРЮКОВОЙ АЛХИМИИ

Глава 1

КЛЮЧ НА ВСЕ ВРЕМЕНА

Когда меня спрашивают о самом таинственном фокуснике, существовавшем в истории мирового иллюзионизма, я всегда отвечаю – Шарлье!

Его иногда называют англичанином, потому что объявился он в Лондоне, тихо и неожиданно. Замкнутый, молчаливый старик с высохшей пергаментной кожей и прядью седых волос. Когда? Начиная с этого момента мнения ученых уже расходятся. «Около 1874 года», – указывают отечественные историки иллюзионизма А. Вадимов и М. Тривас. «Приблизительно в 1870 году», – отмечает немецкий исследователь искусства волшебства Йохен Цмек. Но какой смысл англичанину, желающему сохранить инкогнито, обосновываться в Лондоне?

Завязка предстоящей сенсации произошла на удивление буднично. Старик этот, с узким и длинным сумрачным лицом и внимательными усталыми глазами, почти никогда не улыбавшийся, поселился на окраине Лондона в маленькой дешевой мансарде и предложил окружающим называть себя Шарлье.

Имя с французским звучанием. А может быть, переделанное Чарли? Или Карл? Откуда он? И по сей день это остается загадкой. На что он жил? Гравировал монограммы на карманных часах и серебряных портсигарах – тем и зарабатывал на хлеб. Стало быть, происходил скорее всего из средне-зажиточных слоев. Видимо, имел художественное образование. Но на этом выводе ниточка догадок обрывается.

Совершенно неожиданно обнаружилось, что он – очень неплохой карточный фокусник. Шар-лье вернул одному из лондонских адвокатов хронометр с заказанной надписью, выполненной удивительно удачно, и обрадованный владелец пригласил Шарлье на праздник в честь женитьбы его сына – надпись на корпусе хронометра как раз и посвящалась молодому новобрачному. Во время празднества Шарлье вытащил колоду карт.

– Вы хотите сыграть прямо здесь, в зале? – спросил его, улыбаясь, адвокат.

– Если вы разрешите, я покажу несколько фокусов, – ответил Шарлье.

– Джентльмены, внимание, сейчас нас будут обманывать! – провозгласил хозяин. Шарлье продемонстрировал пять-шесть карточных чудес. Зрители вежливо поаплодировали, а когда начались танцы, к Шарлье подошел 30-летний мужчина.

– Я работаю в банке, – сказал он, – но чужими финансами занимаюсь в дневные часы. А вечерами систематизирую иллюзионные принципы. Ваши методы мне незнакомы. Я желал бы познакомиться поближе – тем более, что многие известные чародеи входят в круг моих приятелей. Вдруг я окажусь вам полезным?

Так о Шарлье узнали – сначала лондонские волшебники, а затем и континентальные кудесники. «Величайший мастер в карточных манипуляциях», – отзывался о нем профессор Гоффман (напомню – Анджело Льюис, 1839—1919 гг.). Побывав в каморке Шарлье, он был поражен непритязательностью жилища карточного искусника. Ему стало ясно – он встретился с фанатиком. Шарлье не только был абсолютно равнодушен к своему внешнему виду, жилью или еде, но еще и не признавал никакого иного иллюзионного реквизита, кроме колоды карт – ее он был готов вертеть в руках буквально сутками. «В других областях обширного искусства волшебства он совершенно не осведомлен, – писал удивленный Льюис. – Он даже не испытывает к ним, как я заметил, абсолютно никакого интереса; его влекут исключительно карты».