Вселенские Соборы, стр. 66

При столь тяжелом споре двух богословских направлений по существу смысл и оправдание созванного императорской властью для утишения волнений вселенского собора был бы только в том, чтобы свести противников лицом к лицу в живом и плодотворном обмене мнениями и убеждениями в обстановке ответственной и благолепной. Но как раз этого Ефесский собор 431 г. и не сделал. Он даже не приступил к обсуждению вопроса, a лишь торопился его ликвидировать внешним пресечением, забыв недавние долгие изживания арианских споров. В этом противоорганическом приглушении болезни, отомстившей за себя тотчас же неизбежными рецидивами, повинны и светские, и церковные силы, лично Феодосий II и св. Кирилл.

Хотя до приезда в Ефес на самый собор антиохийские епископы очень мало знали о генеральном плане Кирилла подавить Нестория и антиохийцев авторитетом Рима, но все же по-своему сделали ряд шагов для устранения тех богословских соблазнов, которые породил Несторий с его антиохийскими собратьями, явившись в столицу.

Получив от Кирилла осведомление о римских соборных постановлениях, Иоанн Антиохийский был на высоте благоразумия и писал Несторию от своего имени и от имени сирских епископов (среди которых был и блаж. Феодорит), чтобы Несторий оставил свою оппозицию термину «Богородица». Чтобы внял письму папы во имя единства церкви, стоившего таких усилий и мук для св. епископов, и в частности для «нашего друга, великого Акакия». Акакию было уже 110 лет. Он уже в епископстве прожил более 50 лет. B свое время он был на стороне Феофила Александрийского при осуждении Иоанна Златоуста. На этом основании Кирилл и писал ему теперь, привлекая на свою сторону. Но Акакий разгадал намерения племянника Феофила и ответил ему весьма отрезвляющим образом. И Несторий откликнулся положительно на братское обращение к нему антиохийцев, принимая термин «Богородица» и возлагая все на решение собора. Несторий при этом послал Иоанну свою новую проповедь, в которой он одобрял имя «Богородица», лишь бы не соединялось с ним ни арианского, ни аполлинарианского смысла.

Таким образом, и благоразумие Иоанна, и уступчивость Нестория открывали дорогу к успокоению. Но анафематизмы Кирилла подымали спор вновь. Эти 12 анафематизмов буквально взрывали всю позицию антиохийцев и из скромно-защитительной обратили ее в возмущенно-наступательную.

Вот примеры богословского языка этих анафематизмов (Hefele-Leclercq. Histoire des Conciles, t. II, 1, p. 269):

Если кто не исповедует, что Еммануил есть воистину Бог и посему Святая Дева есть Богородица, ибо она плотски родила ставшего плотью Логос от Бога Отца, да будет анафема.

Если кто не исповедует, что Логос Бога-Отца соединен с плотью по ипостаси, что таким образом Он есть Единый Христосс собственной плотью, a именно Он же самый вместе и Бог и человек, да будет анафема.

Кто в Едином Христе разделяет ипостаси после соединения, сочетая их единым соприкосновением по достоинству, т.е. по самостоятельности и полновластности, и тем более не сводя их к физическому единству, да будет анафема.

Все тактически смягчающие шаги антиохийцев и Нестория были не в силах перевесить принципиального возмущения их всем богословием Кирилла. Для антиохийцев 12 анафематизмов звучали как аполлинарианство. Несторий издал против них свои 12 контранафематизмов и заявил, что на него – Нестория – возведены ложные обвинения.

Многим могло казаться, что повторяется картина прошлого века: опять союзная Риму Александрия, во имя православия, восстает на еретический Константинополь и Антиохию. Но все-таки авторитет Кирилла для современников не мог идти ни в какое сравнение с исторически уже установившимся авторитетом св. Афанасия.

Открытие III-го Вселенского Ефесского собора 431 г.

Имперская сакра была послана не всем епископам, a только митрополитам и приглашала их явиться «с немногими епископами». Но, как мы уже сказали, невзирая на это, Кирилл взял с собой чуть не весь состав египетского епископата – 50 епископов. Да еще привез с собой множество клириков и монахов, a среди последних и их местную знаменитость, коптского монаха по имени Шнуди, почти столетнего возраста. Все это «войско», посаженное на многочисленную эскадру, плыло под командой своего вождя в приподнятом настроении для сокрушения врага – еретика Нестория.

Пред самой Пятидесятницей египетская эскадра прибыла в Ефес. Там уже был Несторий, тоже в окружении своих людей. Все это походило на обстановку войны перед решающим сражением. Собравшиеся египтяне, чуя свою силу большинства, шумели против Нестория, но не искали поводов видеться с ним и говорить лично. «Низы» – александрийские матросы – уже заводили ссоры с людьми Нестория. Мемнон заранее закрыл все свои церкви для несторианской стороны. Толпа была на стороне реальной силы. Внешний порядок был поручен императором комиту (по-нашему, графу) Кандидиану, командиру «лейб-гвардии». Но Феодосий II, взявшись за созыв собора, не сделал того, что лежало на его ответственности. B своем указе не дал директив а) ни о составе собора, б) ни о председателе его, в) ни о предмете его суждений, г) ни о постановлениях римского собора. Казалось, что Феодосий II смотрел на задачи собора глазами Нестория. Но это никак не выражено в указе. Приглашение на собор адресовалось митрополитам с неопределенным указанием прибыть «с немногими» епископами. В качестве исключения в Африку было послано приглашение блаж. Августину, но он скончался. Фактически, как мы видели, каждый старейший вождь стянул «епископского войска» сколько хотел. Поэтому когда 22 июня в ожидании не прибывших еще антиохийцев епископы заспорили – открывать ли собор, то 150 епископов (с 16 митрополитами) высказались за открытие, a 68 (с 21 митрополитом) – против. Считая по митрополитам, веских противников торопливости было большинство. Но, как увидим, кто-то хотел сделать и сделал наоборот.

Препятствием к открытию собора было не только запоздание антиохийцев, но еще более опоздание папских легатов, подразумевавшихся председателями по праву первенства чести.

Несторий был искренно убежден, что раз созван вселенский собор, то, конечно, постановления римского и александрийского соборов не имеют решающей силы и рассмотрение всего начнется снова.

? назначенному сроку открытия собора (7 июня) не прибыли не только папские легаты, но и все антиохийцы, задержавшиеся и с отъездом из Антиохии, и в самом сухопутном путешествии. Все это соблазнило Кирилла Александрийского использовать свое создавшееся большинство и открыть соборные заседания. Он рассчитывал наверняка получить потом согласие легатов на принятые постановления, поскольку до императорского созыва собора Кирилл уже обладал неограниченными полномочиями от папы. На антиохийцев же он хотел своим соборным предрешением произвести веское давление, во всяком случае, ослабить их влияние на конечный результат собора. Кириллу хотелось поскорее, демонстративно соборным большинством одобрить и провозгласить свои 12 анафематизмов. Приближение антиохийцев к Ефесу, можно сказать, переполнило меру долготерпения Кирилла. Он решил использовать факт их отсутствия не без доли лукавства. Дело в том, что, приближаясь к Ефесу, антиохийцы прислали курьеров, прося подождать их, но имели неосторожность сделать оговорку, что уж если, паче чаяния, они не прибудут в намечаемый теперь срок, то, конечно, не смеют задерживать открытие собора. Кирилл, однако, решил поступать по методу своего дяди Феофила в деле Златоуста. Приезд антиохийцев открыл бы богословские прения по существу. A на этом пути победа ставилась под сомнение. Самый факт собора аннулировал полномочия Кирилла, данные ему папой Целестином. Теперь ехали на собор другие легаты. Кирилл решил до прибытия легатов выступить с прежними своими полномочиями и в этом качестве взять на себя роль председателя открывающегося собора и пригласить 21 июня всех наличных его участников на торжественное и вместе деловое заседание собора, назначенное на завтра же, т.е. 22 июня. Протест 68 епископов несториевой стороны не остановил Кирилла. За ним пошло 160 епископов. Местный хозяин – Ефесский епископ Мемнон, конечно, не без умысла назначил открытие заседаний собора в церкви Девы Марии. Церковная история не знает другого, более раннего факта, свидетельствующего о начавшемся церковном культе Богородицы. Это был тонкий, но веский удар, наносимый пред церковной массой Несторию как «нечестивцу». (Римско-католические монахи в самом начале XX в. нашли в развалинах Ефеса остатки очень древнего дома и на его основании воздвигли благолепную капеллу в память пребывания здесь Пресвятой Богородицы y старого апостола Иоанна.) A Несторий по своей нечуткости нетактично продолжал топить себя и здесь «болтовней». Вероятно, намеренно для толпы распускались слухи o том, как Несторий окарикатуривал мнения своих богословских противников. Нельзя же, говорил он, выражаться: «трехмесячный Бог», «Бог питался млеком» и т.п. Так Несторий сам собирал горячие угли на свою голову.