Итальянский секретарь, стр. 24

Девушка покраснела при этих словах Холмса, и только собралась открыть рот, чтобы выразить согласие…

Как тут сверху донеслись звуки: обутый в сапоги человек медленно, нерешительно шел по деревянному полу. Неторопливо (под воздействием обстановки я бы сказал – меланхолически) сделав несколько шагов, он остановился; еще несколько шагов – и опять остановка; интервалы были неравномерные, и нельзя было сказать, что передвижения составляют какую-то осмысленную картину. Вдобавок, как будто мало было этих шагов, к ним скоро присоединился голос: человеческий, точнее – мужской; он медленно, медленно и мрачно выводил мелодию – чем-то знакомую и в то же время бесконечно чуждую.

Мисс Маккензи мгновенно прикрыла рот рукой, и ее новообретенный румянец почти так же быстро уступил место бледности.

– Это он! – отчаянно прошептала девушка.

– Он? – спросил Холмс, разглядывая панели потолка. – Сэдлер?

– Нет! – прорыдала Элисон. – Он! – Она взглянула на нас, каждой чертой своего лица выражая ужас. – Тот бедняга, которого убили тут, много лет назад! Он до сих пор тут бродит, неужто не ясно? – Она опять посмотрела на потолок. – Итальянский джентльмен, это его дух, и он пришел отомстить…

Глава IX

Полночные визиты и гости-полуночники

Я быстро сунул руку в карман, где хранился «наладонный защитник» Шинвелла Джонсона и дюжина патронов, бережно завернутых в носовой платок. Движение было чисто инстинктивным – в конце концов, пистолет не поможет против привидений, – но все же успокоило меня.

– Итальянский джентльмен? – прошептал я. – Холмс, неужели она действительно хочет сказать, что…

– Именно, – ответил Холмс, вслушиваясь в шаги и голос наверху. – Давид Риццио.

– Да! – выдохнула мисс Маккензи. – Значит, он его по правде вызвал!

– Так Сэдлер рассказал вам эту легенду? – спросил Холмс.

– И показал! – ответила девушка. – Это не легенда, мистер Холмс! Я сама видела лужу крови, которая никогда не высыхает!

Я повернулся к Холмсу:

– Боже милостивый, это еще что за…

– Да, Хэкетт мне и об этом тоже рассказал, Ватсон. И показал вот это. – Холмс достал из кармана грубо напечатанную брошюру, на обложке которой было написано:

ТАЙНЫ ВСЕХ ТЕМНЫХ И МРАЧНЫХ ЗАКОУЛКОВ ЭДИНБУРГА – РАСКРЫТЫ!

На нескольких страницах описывались разные места, где лица, готовые расстаться с неназванной (но, по всей вероятности, немалой) суммой денег, а также отважиться на ночную прогулку, могли получить «ВЕСТИ ИЗ ПОТУСТОРОННЕГО МИРА!» Судя по всему, гвоздем программы был визит в королевский дворец Холируд-Хаус, где желающие могли обозреть место «самого ужасного убийства за всю историю Шотландии, столь ужасного, что убитый каждую ночь посещает место, где он испустил дух, и возобновляет лужу пролитой им крови, ища ничего не подозревающего шотландца (или шотландку!), на ком он мог бы выместить свою ярость; ведь эта нация так жестоко обошлась с ним и не отомстила за его смерть!»

Я несколько минут изучал этот документ – совершенно бессмысленный, но весьма, надо сказать, эффектный.

– Но… где можно получить такую брошюрку? Кто проводит эти экскурсии? Конечно, это должен быть человек, работающий в замке. Но если Ее Величество узнает…

– Если Ее Величество узнает, то, скорее всего, уволит всех слуг во дворце и наберет новых, – ответил Холмс. – Ведь она не сможет больше доверять ни одному. Разве они могли не знать, что происходило, что происходит – не однажды или дважды, но почти каждую ночь?

– Да, – сказала мисс Маккензи. – Верно, сэр, и как раз потому ни одна живая душа не осмеливалась заикнуться, хотя вы правильно сказали – кто здесь работает, все знали про это знают.

– И все знают, кто устраивает эти незаконные визиты? – спросил я.

Девушка быстро покачала головой:

– Каждого из нас предупреждают, чтоб не любопытствовал. И все слушаются, потому как никто не хочет лишиться места. – Она боязливо глянула на нас. – И никто не хочет, чтоб призрак за ним явился! Я слушалась этого правила, пока… если бы я только знала! Но он все превратил в игру, сэр, опять обманул меня. Он сказал, что покажет мне, и что если я буду с ним, со мной ничего не случится! Но теперь я вижу…

– Что тем он держал вас в своей власти, – продолжил Холмс. – Он обещал показать вам то самое место, где никогда не высыхает лужа крови, представил это как приключение, поняв ваш характер, а потом сказал, что если вы когда-нибудь его предадите…

Бедняжка при этих словах так задрожала от страха, что я бросился к ней и обнял за плечи, а она прошептала:

– Да! Если я выдам, что знаю, за мной явится итальянский джентльмен! И вот он явился! Но я не предавала его, мистер Холмс, клянусь своей жизнью, не предавала! Тогда почему? Почему этот несчастный неупокоенный дух является меня мучить…

Девушка была близка к истерике, но тут раздался новый звук, и она онемела от страха: с верхнего этажа донесся голос. Голос был мужской и говорил с акцентом:

– Синьорина… синьорина… час уже близок

Мисс Маккензи, которая теперь едва могла дышать, не то что говорить, боязливо цеплялась за лацкан моего сюртука и прижималась ко мне.

– Не бойтесь, – шепнул я, плотнее обнимая ее плечи. – Дух это или человек – клянусь, он не причинит вам вреда.

Я поглядел на Холмса, ожидая, что он присоединится к моей клятве – но, к удивлению своему, увидел, что мой друг улыбается. Не в первый и не в последний раз меня ставило в тупик непостижимое веселье, которое вызывала у Холмса тема общения с потусторонним миром. Холмс догадался, что я не разделяю его чувства, быстро подошел к большому камину и указал мне на трубу; и тогда я понял, что? он хотел сказать. Призрачный голос опять принялся напевать тот же переменчивый мотив, одновременно знакомый и неизвестный, и я понял, что звук вовсе не порождается в пространстве вокруг нас, а просто доносится через трубу и усиливается, резонируя в огромной полости камина.

– Это воистину жестокая шутка, – сказал я и опять полез в карман за «наладонным защитником», – и он за нее заплатит, клянусь Богом!

Я посмотрел вверх и уже собирался было выкрикнуть самую жестокую угрозу, какую только мог придумать, но Холмс быстро прошептал:

– Нет, Ватсон! Час еще не пробил! Этот человек считает себя умнее других, но, как часто бывает, он в конце концов окажется в дураках!

Холмс прислушивался к напеву и, похоже, дожидался чего-то; он знал, что шаги возобновятся, и ждал, пока они пройдут над нами и скроются в том направлении, где на нашем этаже расположена передняя; и лишь когда они совсем затихли вдали, направляясь к новой части дворца, Холмс опять заговорил:

– Даже странно, что бестелесное создание так звучно шагает – а мелодия-то!

– А что с мелодией? – спросил я, предлагая мисс Маккензи выпить еще виски.

– Вы ее не узнали?

– Она как-то подходила к голосу – в ней было что-то итальянское, – и по временам мне казалось, что узнаю. Но так и не узнал.

– Что-то итальянское? – многозначительно ответил Холмс. – Ватсон, ваше невежество в области музыки по временам внушает мне отчаяние. Впрочем, не будем отвлекаться. Я знаю, что нам делать, но нельзя терять ни минуты!

Я убедил мисс Маккензи выпустить мой лацкан и опять сесть на кровать. Как утопающий за соломинку, девушка цеплялась за серебряную рюмочку с виски, которую я ей дал, и хоть я видел, что она почти пьяна, я налил ей еще чуть-чуть.

– Мисс Маккензи, – обратился к ней Холмс. – Быть может, этот человек, Вилл Сэдлер, бывает в пабе – какой же это паб, их ведь так много в Эдинбурге?

– «Дудка… Дудка и барабан», – наконец выдохнула она. – На Джонстон-террас, возле замка.

– Значит, это паб для солдат? – спросил Холмс.

– Да, – ответила девушка. – Для гарнизонных, он с ними почти со всеми приятель, он ведь там работает.