Алиенист, стр. 117

– Слишком старое. Оно здесь пролежало долго. И выглядит так, словно его даже покрыли чем-то вроде лака.

Я взглянул на Сару – она стояла, обхватив себя руками, и тяжело дышала. Дотронувшись до ее плеча, я спросил:

– Ты как?

Она коротко кивнула:

– Да. Все нормально.

Я повернулся к Маркусу:

– А вы?

– Вроде ничего. Будет лучше.

– Люциус… – Я поманил его рукой. – Кому-то придется проверить печку. Справитесь?

Он утвердительно потряс головой. Ничто сейчас не напоминало о беспокойстве, одолевавшем детектив-сержанта на улице, – сейчас Люциус прекрасно владел ситуацией.

– Будьте добры спичку, – сказал он мне. Я протянул коробок. Замерев, мы смотрели, как он приближается к закопченному куску железа, стоявшему у перегородки. Рядом валялось несколько поленьев, а на самой печи стояла жирная сковорода. На ней явно кто-то готовил. Люциус сделал глубокий вдох и потянул на себя печную дверцу. Когда он засунул внутрь руку с горящей спичкой, я закрыл глаза и успел досчитать до пятнадцати, прежде чем услышал лязг железа – Люциус закрыл дверцу.

– Ничего, – объявил он. – Капли жира, обгорелая картофелина – всё.

Я шумно выдохнул и похлопал Маркуса по плечу:

– Что вы можете сказать об этом? – спросил я, показывая на странную карту Манхэттена.

Маркус присмотрелся.

– Манхэттен, – быстро произнес он. Пару секунд помолчал и добавил: – Похоже на топографическую карту. – Он потрогал пальцем гвозди, которыми она была прибита к стене, затем осторожно выдернул один и отогнул угол. – Штукатурка не успела выцвести. Я бы сказал, что она висит здесь недавно.

Тем временем Люциус присоединился к нам, и мы встали тесным полукругом, стараясь не смотреть на стол со шкатулкой и банкой.

– Там больше ничего не было? – спросил я братьев.

– Это все, – ответил Маркус. – Ни одежды, ничего. Я бы решил, что он ушел.

– Ушел? – эхом откликнулась Сара. Маркус расстроенно кивнул:

– Как будто знал, что мы рядом. И совсем непохоже, чтобы он собирался вернуться.

– Но почему, – спросила Сара, – он не забрал с собой это… эти улики?

В ответ Маркус лишь покачал головой:

– Может, ему вообще не пришло в голову, что это улики. Может, спешил. А может…

– А может, – продолжил я, озвучив то, о чем мы подумали одновременно, – он хотел, чтобы мы это нашли.

Пока мы стояли и переваривали эту мысль, я заметил, что наш проводник, все это время простоявший у выхода, упорно тянет шею, стараясь понять, что находится в банке. Сделав шаг в сторону, я на всякий случай загородил ее телом. Люциус в этот момент произнес:

– Может быть, и так, но все равно придется установить наблюдение за этим местом, если он решит вернуться. Надо сообщить комиссару, чтобы выслал сюда людей, поскольку – я уже говорил – теперь мы можем это расценивать как дело о предумышленном убийстве.

– Вы действительно полагаете, что этих улик достаточно, чтобы привлечь его к суду? – тихо поинтересовалась Сара. – Я знаю, звучит ужасно, но эти глаза не обязательно принадлежат нашим жертвам.

– Разумеется, – ответил ей Люциус. – Но если у него нет чертовски убедительного объяснения, кому они принадлежат, любое жюри в этом городе приговорит его, не задумываясь, особенно после того, как мы посвятим присяжных во все обстоятельства.

– Ну хорошо, – сказал я. – Мы с Сарой отправимся на Малберри-стрит и попросим Рузвельта отрядить людей для круглосуточного наблюдения за этим домом. Вам, Люциус, вместе с братом придется остаться здесь, пока не прибудет смена. Какое у вас оружие?

Маркус просто помотал головой, но Люциус извлек тот же табельный револьвер, что я видел в Кэсл-Гарден.

– Прекрасно, – подытожил я. – Пока будете ждать, Маркус, подумайте над картой. И запомните одну вещь… – я перешел на шепот, – никаких блях. Пока не прибудет подкрепление. Совсем недавно сюда не совался ни один полицейский – слишком мало шансов у них было выйти отсюда живыми.

Братья кивнули, после чего мы с Сарой покинули их. Но у выхода путь нам преградил человек с дубинкой.

– А теперь, предположим, вы мне все-таки скажете, что у вас за дело тут такое? Никак вы все-таки из легавых?

– Это… дело частное, – ответил я. – Мои друзья останутся здесь дожидаться жильца. – Рука моя сама скользнула в карман и достала оттуда десятку. – А ты их не видел и не слышал.

– За десять дубов? – ответил человек, задумчиво кивая. – Да за десять дубов я маманино лицо забуду. – Он мерзко хихикнул. – Не то чтоб я его вообще помнил.

Мы торопливо покинули дом и, стараясь не делать резких движений, зашагали на север, потом свернули на запад, в надежде поймать на Бродвее трамвай, не вляпавшись в неприятности. Это была самая щекотливая часть нашей экспедиции, хотя я старался не показывать этого Саре: нас было всего двое, и одна из этих двоих была женщиной. В шестидесятых-семидесятых любая уважающая себя банда с Пяти Углов в два счета уложила бы меня на мостовую и воспользовалась бы Сарой как их душеньке угодно, не успели бы мы и на квартал отойти от Бакстер-стрит. Сейчас я надеялся лишь на то, что за прошедшие годы насилие в рассуждении основного времяпрепровождения местной публики сменилось пьянством и беспутством, и нам удастся проскользнуть незамеченными.

Примечательно, что нам это удалось. Без четверти десять мы уже двигались вверх по Бродвею, а несколькими минутами спустя наш трамвай пересек Хьюстон-стрит, и мы спрыгнули. Уже не волнуясь о том, заметят нас вдвоем или нет, мы открыто вошли в здание Управления и устремились наверх, в кабинет Теодора. Но его там не оказалось. Какой-то детектив сообщил нам, что Президент уехал домой ужинать, но скоро должен вернуться. Полчаса ожидания были настоящим безумием. В конце концов вернувшись, он сперва насторожился, увидев нас вместе, но, услышав последние новости, возликовал и принялся выкрикивать приказы; голос его разносился по всему второму этажу. И тут меня посетило очередное озарение, которым я поделился с Сарой, уводя ее на лестницу.

– Записка, – объяснял я, когда мы спускались к выходу. – Письмо к миссис Санторелли – если дело дойдет до очной ставки с Бичемом, наверняка оно поможет его сломить.

Саре идея понравилась, и, выйдя на Малберри-стрит, мы поймали кэб и направились в дом №808 по Бродвею. Я бы не сказал, что мы кипели от возбуждения, но в нас тихо билось осознание того, что сулит нам этот поворотный миг, а потому короткая поездка нам казалось бесконечной.

Войдя в здание, я так стремительно помчался к лифту, что не заметил брошенный кем-то в вестибюле джутовый мешок, пока не споткнулся об него. Склонившись, я заметил прикрепленный ярлык: «№808 Бродв. – 6-й этаж». Я посмотрел на Сару – она тоже пристально смотрела на мешок и на бирку.

– Ты же не заказывал продукты, правда, Джон? – спросила она, криво улыбаясь.

– Не смеши меня, – отозвался я. – Наверное, это что-то для Маркуса и Люциуса.

Еще несколько секунд я изучал мешок, после чего решительно принялся развязывать шпагат, которым была обмотана горловина. Тот был завязан каким-то на редкость сложным узлом, так что мне пришлось вытащить перочинный нож и просто вспороть мешок снизу доверху.

Оттуда, как мясная туша, с глухим стуком выпал Джозеф. На его теле не было никаких явных следов, однако, судя по бледности кожи, он совершенно точно был мертв.

ГЛАВА 42

Коронеру в морге Беллвью понадобилось более шести часов, чтобы определить причину смерти Джозефа: кто-то воткнул ему в основание черепа узкий нож, наподобие стилета, или вязальную спицу – так или иначе, орудие убийство проникло в мозг. Всю ночь я мерил шагами коридоры морга и курил одну за другой сигареты – это никак не помогло мне сделать никаких выводов; у меня мелькнула мысль о Вышибале Эллисоне и его тихом и действенном методе улаживать разногласия похожим оружием. Но даже в скорбном потрясении своем я не мог возложить ответственность на Эллисона: Джозеф не входил в число его подопечных, и даже если бы Вышибала точил на кого-то новый топор в связи с нашим следствием, такому смертельному ходу наверняка бы предшествовали выразительные угрозы. Так что если Бёрнс и Коннор не вынудили Эллисона помогать им (а эту возможность я даже рассматривать не стал в силу её полной невозможности), оставался только один вариант: Бичем. Каким-то образом ему удалось подобраться к мальчику, хоть я того и предостерегал.