Валет червей, стр. 28

— Софи, — тихо произнесла я.

Но она лишь отмахнулась, и тихо, как привидение, скользнула к двери.

В дверях она остановилась.

— Помни обо мне, — сказала она, глядя мне прямо в глаза. — Всякий раз, когда он будет с тобой, помни обо мне. А я буду думать о тебе. Я никогда не забуду о том, что ты сделала со мной.

Дверь закрылась за ней. Я смотрела на фату и думала: я тоже никогда не забуду этого. Она всегда будет появляться передо мной, словно призрак.

Когда я буду в этом платье, когда я буду в этой фате, я буду вспоминать ее, стоящую здесь, возле моей кровати, обвиняющую меня, проклинающую меня.

Это было несправедливо. Если бы она захотела, она могла бы выйти за него замуж. Сумев убедить себя в том, что на самом деле он вовсе не хочет на ней жениться, она, безусловно, как я теперь понимала, ощущала себя глубоко оскорбленной, и раны в ее сердце были не менее глубокими, чем те, что обезобразили ее лицо.

Она со злостью говорила об этом цветке. Теперь я живо вспомнила день, когда Шарль купил его. Я забыла о нем. Он должен где-то здесь валяться, где-то среди моих вещей. Но чей же пион видела Софи? Какой-то гостьи Шарля? Эти цветы не были редкостью. Их продавали по всему Парижу, а Шарля вполне могла навестить какая-нибудь женщина.

Я не смогла бы объяснить этого Софи. Ей никогда не понять таких мужчин, как Шарль. Бедная Софи! Она сказала, что не забудет меня. Я могла бы ответить ей тем же. Меня всегда будет преследовать призрак этой трогательной фигурки в моем подвенечном платье и фате.

ВОЗВРАЩЕНИЕ ЛИЗЕТТЫ

Стояла весна 1775 года, прошло четыре года с тех пор, как я вышла замуж за Шарля. Я совсем не напоминала ту девушку, что прибыла в Турвиль на свое бракосочетание. Под руководством Шарля я быстро повзрослела; он научил меня тому, как следует уживаться с жизнью, и в целом я была благодарна ему за это.

Наш брак следовало бы назвать удачным. Между нами существовало совершенно явное физическое влечение, и как оказалось, я в не меньшей степени, чем он, получала удовлетворение от физической близости.

В течение первых месяцев нашего брака мы оба не могли думать ни о чем другом, кроме страстного влечения, которое вызывали друг в друге. Шарль признал, что я, как он цинично выражался, «подходящий партнер по будуару». Это означало, что я принадлежу к тем женщинам, которые не стыдятся своих желаний и способны достигать таких высот страсти, к которым устремлялся и он, так что оба партнера могли получать удовольствие от физической близости.

Сначала я много думала о Софи и утешала себя тем, что она, наверняка, никогда не смогла бы стать достойной спутницей Шарля. Он был знатоком в вопросах любви — хотя, возможно, это следовало назвать похотью, — и женщин. Как-то раз он сказал мне, что может с первого взгляда определить, имеет ли женщина — по его определению — любовный потенциал.

— Как только я увидел тебя склоняющейся над хрустальным шаром, я сразу понял, что в тебе это качество чрезвычайно развито, — сообщил он мне.

Любила ли я его? А что такое любовь? Не раз спрашивала я себя. Была ли между нами та же любовь, что между моими родителями? Нет, ничего подобного. Они пребывали в некоем идеальном состоянии, К которому, возможно, люди приходят, когда становятся старше и мудрей, когда их уже не ошеломляет страстное желание. Что это, должно быть, за великолепные отношения! Нет, конечно, между мной и Шарлем не существовало ничего подобного.

В течение первых месяцев, когда мы, казалось, были друг для друга всем, мое сердце готово было выпрыгнуть из груди от радости при его появлении, а когда нам приходилось расставаться, я всегда ощущала разочарование; во время долгих вечеров, когда вся семья собиралась в длинной гостиной замка Турвиль, мне всегда не терпелось поскорее удалиться и остаться с ним наедине.

В ту пору мне и в голову не приходило задуматься над тем, долго ли продлится это состояние безумной страсти. Я предполагала, что мои родители когда-то, давным-давно, тоже ощущали нечто подобное, и именно тогда я и была зачата. Потом они расстались на долгие годы и встретились вновь уже зрелыми людьми, имея за плечами огромный опыт, не позволявший затмить их суждения страстному желанию. Только таким образом они и сумели достичь своих совершенных взаимоотношений. Шарль, безусловно, был великолепным любовником. Я могла быть уверенной в том, что он не симулирует свои страстные чувства ко мне. Я ни на секунду не сомневалась в их искренности. И все-таки где-то в глубине сознания я понимала, что это не может длиться вечно… во всяком случае не может оставаться на такой, захватывающей дух высоте. Но будет ли то, что у нас останется, достаточно сильным, чтобы на нем построить такую любовь, которую я видела у своих родителей и которой я несколько завидовала?

Само семейство Турвилей было не очень интересным. Отец Шарля был инвалидом; его мать была мягкой женщиной, обожавшей свою семью. Кроме того, у него была сестра Амелия, которая вскоре должна была выйти замуж.

Их семья считалась богатой, хотя и не такой, как мой отец. Они откровенно радовались альянсу наших семейств. Конечно, они предпочли бы Софи, однако этот альянс был для них настолько желательным, что согласились принять незаконнорожденную дочь. Тем более, за мной давали приданое, которое предназначалось для Софи.

Если бы не Шарль, жизнь в Турвиле показалась бы мне очень скучной.

Вот так я и жила в этом возбужденном состоянии, пока не забеременела, и случилось это примерно через восемь месяцев после нашей свадьбы.

Все в Турвиле были обрадованы этим известием, а когда оно дошло до Обинье, там тоже пришли в восторг. В первые три месяца я чувствовала себя отвратительно, а потом, когда мои формы начали округляться, была уже не в состоянии предаваться прежним ночным забавам с Шарлем. Я решила, что он нашел себе любовницу, так как не принадлежал к мужчинам, которые способны хоть в чем-то себе отказать. Будучи же воспитанным в известных традициях, он, безусловно, считал это совершенно естественным.

Как ни странно, предстоящее материнство изменило и меня. Теперь меня интересовал лишь ребенок, и этого для меня было вполне достаточно.

Шарль был преданным мужем, довольным тем, что я так быстро доказала свою способность к деторождению, и не проявлял никакого недовольства по поводу того, что я перестала допускать его в свою постель.

Из Обинье прибыла моя мать, чтобы присутствовать при родах, и, к огромной радости всех окружающих, я родила здоровенького мальчика.

Мы назвали его Шарлем, но вскоре между собой стали называть Шарло, и с того момента, как я услышала его первый крик, он стал самым важным в моей жизни.

Эти месяцы были одними из самых счастливых для меня. Я прекрасно помню, как сидела в своей постели, держала на руках младенца, а меня постоянно посещали люди, восхищались ребенком и поздравляли.

Шарль любил разгуливать по комнате, держа ребенка на руках.

— Умница, умница Лотти, — говорил он, целуя меня.

Мой отец приехал полюбоваться на внука. Он поднял ребенка на вытянутых руках и стал разглядывать его с такой гордостью, что я рассмеялась.

— Я вижу, ты им доволен, — сказала я. Он бережно уложил ребенка в колыбельку и присел на край моей кровати.

— Дорогая Лотти, — с гордостью произнес он, — счастливым был день, когда я впервые увидел тебя, и теперь именно ты подарила мне первого внука, — он взял мою руку и поцеловал ее. — Твоя мать так горда тобой… так же, как и я.

Я ответила:

— Вы переоцениваете меня. Это нельзя назвать великим достижением. В данный момент во всем мире тысячи женщин занимаются тем же самым.

— Некоторые неспособны к этому, — вздохнул он. Я понимала, что он имеет в виду Армана и Марию-Луизу. Его очень огорчало то, что их брак оставался бездетным.

После рождения сына мои взаимоотношения с мужем изменились. Он больше не был многоопытным учителем, а я уже не была благодарной ученицей. Я просто повзрослела.