Сестры-соперницы, стр. 91

Грейс очень серьезно сказала мне:

— Наш Дикон будет жить. Он набирает вес… он интересуется тем, что вокруг. Но наша госпожа… Для нее настали плохие времена. Не знаю даже, сможем ли мы ее вытянуть. Слишком много чего у нас нет. Нет самого нужного. Я-то знала, что ей будет нелегко, но думала, это произойдет до прихода «круглоголовых».

Я твердо сказала:

— Мы должны ее выходить. Она будет жить, Грейс. Грейс посмотрела на меня тем же взглядом, которым иногда смотрела Анжелет, давая понять, что я восстаю против воли Божьей.

Но Анжелет, кажется, действительно стала приходить в себя. Она начала разговаривать.

— Я хочу, чтобы ты была со мной, Берсаба.

— Конечно, — ответила я, — мое место здесь.

— Все пошло не так, правда? Это тебе нужно было ехать в Лондон. Ты бы встретилась с ним и сделала бы его счастливым, верно?

— Он счастлив, — сказала я.

— Ты всегда гордилась тем, что никогда не лжешь. Ты всегда заявляла, что притворяться бесполезно. Не забывай об этом, Берсаба. Я рада, что это не ты хотела отравить меня. Я думала, это ты.

— Ты не должна была так думать.

— Да, но я так думала. Потому что я знала, что кто-то этого хочет. Мне бы следовало вспомнить свой первый случай. Я ведь думала, что это произошло из-за испуга. Они меня убедили. Но теперь-то я вспомнила: миссис Черри дала мне тогда какой-то настой. Должно быть, она добавила в него что-то, отчего у меня случился выкидыш. Она хорошо знает травы. Она любила того мальчика и была готова ради него на все. Она боялась, что если я рожу здорового ребенка, то он станет наследником, и решила бороться за своего внука всеми средствами.

— Не думай сейчас об этом. Это все в прошлом. У тебя есть ребенок. Он поправляется, Анжелет, и будет здоровеньким мальчиком — так говорит Грейс, а она в этих делах понимает.

— Но я хочу об этом думать. Я хочу, чтобы мы до конца поняли друг друга. Теперь мне все совершенно ясно. Бедная Магдален! Какой ужас она пережила, и случилось это в церкви, целых девять месяцев она скрывала все это от Ричарда.

— Лучше бы она все рассказала ему.

— Она не могла, Берсаба. Я ее понимаю. Она боялась его, боялась, что он от нее отвернется. Я понимаю. Я поступила бы точно так же. Ты сильная, уверенная в себе. Ты бы знала, что делать. Но я ее понимаю… А потом Магдален умерла, родив этого… это существо… которое было внуком миссис Черри, и она была готова на все ради него. Мы не должны слишком строго судить миссис Черри. Во всем виновата любовь, Берсаба. Не надо забывать об этом.

— Из-за этого она ставила под угрозу твою жизнь…

— Только ради внука. И я не думаю, что она намеревалась убить меня. Ей просто хотелось, чтобы у меня не было ребенка. Постарайся понять ее, Берсаба. Пожалуйста, постарайся.

— Анжел, — сказала я, — ты помнишь, мы говорили о том, как разные свойства натуры — хорошие и дурные — поделены между нами? Тебе достались все хорошие качества, а мне — все дурные.

— Это не правда. Ты гораздо больше меня заслуживаешь внимания. Так считал Ричард… и Люк… и дети тоже. Давай говорить откровенно. Я хочу, чтобы ты вышла замуж за Ричарда… если он останется в живых.

— Жена Ричарда поправится. Когда он вернется, она покажет ему их прелестного ребенка, Дикона, и тогда все пойдет по-другому. Не забывай о том, что все эти годы над ним висела мрачная тайна. Такого рода тайны часто ломают людские натуры.

— Как ты думаешь, он вернется?

— Эта дурацкая война не будет длиться вечно.

— А если победят «круглоголовые»?

— Все равно будет какой-то выход.

— Если он вернется…

— Когда он вернется, — твердо сказала я, — ты будешь встречать его здесь.

— В его доме, почти превратившемся в руины.

— Ты как-нибудь здесь проживешь. Это долго не протянется, а уж Ричард будет знать, что делать.

— А ты, Берсаба?

— Я давно все решила. Я отправлюсь домой. Заберу с собой детей — Арабеллу, Лукаса, и Феб вместе с ее Томасом. Мы поедем в Корнуолл, к нашей матери. Ты сомневаешься в том, что она нам обрадуется?

— Она будет в восторге, Берсаба.

— Я скажу ей, что ты осталась ждать своего мужа.

С этим она согласится.

— А когда он вернется…

— Я буду уже далеко. Как только ты выздоровеешь, я уеду. За тобой присмотрят Грейс и другие слуги. Ты дождешься его возвращения. Солдаты сюда больше не придут. Они уже оставили свою визитную карточку в этом чудесном доме. После их посещения он перестал быть чудесным, и это вполне должно их удовлетворить. А теперь полежи и отдохни, Анжелет. Я принесу тебе молока.

Она слабо улыбнулась.

— Тебе всегда нравилось приносить мне молоко.

— Мне и сейчас это нравится. У нас есть две прекрасные молочные коровы, которых наши круглоголовые приятели соизволили нам оставить. — Я нагнулась и поцеловала ее. — Ты должна поправиться, — сказала я, — и меня это очень радует.

— Это приказ? — спросила Анжелет.

— Конечно.

Через два дня ее состояние ухудшилось, и Грейс мрачно заметила, что у нее, кажется, началась лихорадка.

Я все время сидела около сестры. Она успокаивалась только тогда, когда я держала ее за руку.

— Как странно, Берсаба, — сказала она, — что остается только одна из нас.

— Нет, нет… Этого не будет.

— Это будет. Я-то знаю. Теперь я хотела бы серьезно поговорить с тобой, Берсаба. Позаботься о Диконе.

— Обещаю.

— Выйди замуж за Ричарда… если он вернется. Ты можешь сделать его счастливым. Мне это не удалось. Я недостаточно умна. Ты умела и развлечь его, и дать ему все остальное. Неужели ты думаешь, что я ничего не понимала? Мне кажется, я впервые заметила это, когда вы играли в библиотеке в шахматы. Он просто оживал рядом с тобой. Вы будете счастливы… Теперь ведь больше нет никаких тайн, правда же? Никаких призраков… привидений… никаких оживших секретов из прошлого. Теперь все наконец ясно… Пожалуйста, сделай все так, как я тебя прошу, Берсаба.

Я продолжала настаивать:

— Ты обязательно поправишься. Как же я смогу жить без тебя? Ведь нас всегда было двое…

— Знаешь, иногда лучше остаться одной. Я счастлива оттого, что мы сейчас вместе с тобой… и что мы понимаем друг друга. Я была такой глупой. Когда я узнала про вас с Ричардом, то решила, что ты хочешь убить меня. Вот за это я и заслуживаю смерти.

— Никогда в жизни не слышала подобных глупостей. Ричард любит тебя. Я уезжаю отсюда… Я собираюсь оставить тебя счастливой. У тебя теперь есть крохотный сыночек, а у меня — мои дети.

— У нас обеих дети от него, Берсаба. Видно, так и должно было случиться. Ну конечно, мы с тобой должны были полюбить одного и того же человека. Ведь мы — это единое целое. Я счастлива, Берсаба, что ты остаешься жить и что в моем уходе есть какой-то смысл.

Я пыталась спорить с сестрой, поскольку мне было невыносимо слушать ее. Я проклинала себя за все случившееся и находила мало утешения в том, что она не проклинает меня.

Я просидела возле нее всю ночь, а на рассвете она умерла.

Еще никогда в жизни мне не было так одиноко.

ЗА МОРЕ

Еще три месяца я оставалась в Фар-Фламстеде, пока не решила, что юный Ричард достаточно окреп для путешествия. И тогда я отправилась в Тристан Прайори, взяв своих детей, сына Анжелет и Феб с ее ребенком.

Путешествовать в такие времена опасно, но мы рассчитывали на то, что вряд ли та или иная сторона решится напасть на двух женщин с кучей детишек. Мы взяли для сопровождения двух пареньков с конюшни, которые были слишком молоды для того, чтобы служить в армии, и двинулись в дорогу.

Дорога заняла не одну неделю, так как нам не раз приходилось избирать кружной путь. Многих известных нам постоялых дворов больше не существовало. Иногда нам приходилось ночевать в разоренных и брошенных строениях, почти не защищавших от ночного холода. Но уже наступил май, погода стояла хорошая, чувствовалось дыхание весны, и даже настроение менялось, когда из камышей доносились трели дроздовых камышовок, крики чибисов и славок. Кусты боярышника были усеяны набухшими почками и распускающимися цветами, и, вдыхая их запах, я воспринимала все окружающее как обещание: наша жизнь еще будет украшена цветами.