Войку, сын Тудора, стр. 90

Бучацкий с отвращением бросил кинжал в траву и припечатал его тяжелым сапогом. Затем, улегшись на землю, показал Чербулу на место рядом с собой. Бучацкий подпер кудрявую голову пудовыми кулаками и надолго задумался.

— Слушай меня, малыш, — сказал он наконец не терпящим возражений голосом. — Род наш славен и богат, я довольно от всего на свете вкусил — любовных и бранных утех. На что еще гожусь в мои тридцать три года? Разве на то, чтобы продлить свой род? И к этому я давно готов.

Бучацкий вздохнул в полной покорности себе.

— Но эту женщину, хотя в твоих глазах она, наверно, прекрасна, не хочу, — продолжал рыцарь. — Сказать по чести, чересчур уж тоща, — я подсмотрел вчера на причале, когда наши дамы купались в речке…

Теперь уж Войку вспыхнул, вскочил на ноги; глаза молодого витязя метали молнии.

— Садись, садись. — Пан Велимир с затаенной усмешкой наблюдал за взъерошившимся юношей. — Ведь она мне нареченная невеста, так что — молчи. И тоща, и ликом черна, — добавил он безжалостно.

— Пане рыцарь, — молвил побледневший Войку, — в моей жизни ты волен. Ее же — не тронь, она мне — жена.

— Бури на море не остудили тебя, — усмехнулся Бучацкий. — Не кипи; нам ли с тобой считаться обидами в этот час? Эта женщина мне не по нраву, тебя же, за что — не ведаю, люблю, — закончил он. — Вот какой узелок завязался у нас, Войку. И распутать его можешь ты один.

— Как? — с надеждой спросил Чербул.

— Ты должен эту девушку украсть, — был ответ. — У кого невесту умыкнут до свадьбы, тем более до помолвки, тот вроде и не рогоносец, так что честь моя худо-бедно не пострадает. Тебя же в иных краях ждет с нею счастье и любовь. Ты должен бежать.

— А куда?

— Туда, куда испокон веков бегут молдаване, если с князем своим не поладят или что-нибудь как ты, натворят, — с усмешкой сказал Велимир. — В Семиградскую землю, в вольный город Брашов. Там у меня есть друзья, которые тебе помогут. Да и Михай Фанци, наш с тобой товарищ по оружию, в тех краях — важный человек, устроит вас и даст приют.

Войку понимал, что получил дельный совет. Вольный воин волен в пору мира оставить службу своему государю, чтобы уйти к другому. Меж Венгрией же и Молдовой не первый год были дружба и мир.

— В пору юности, — с усмешкой молвил Бучацкий, — я не думал сам за себя. За меня, как воевода за ратника, думал мой детородный. — Славный рыцарь непринужденным кивком дал понять, кто именно был ему тогда воеводой и сюзереном. — Теперь приходится думать мне, порою — не только за себя одного, — не без удовлетворения завершил Бучацкий. — Как видишь, я неплохо разрешил это недоразумение, и теперь мы по-прежнему друзья.

Польский рыцарь великодушно раскрыл объятия. А его невольный обидчик дал себя троекратно облобызать.

— Пахнет, однако, вкусным, — потянул носом Велимир в ту сторону, где воины готовили на костре еду. — Слышу грозный глас своей утробы; пора обедать. Так ты все понял?

— Да, пане рыцарь, — кивнул Войку. — Так и придется, верно, поступить.

— Зови меня пане-брате, как добрый шляхтич — шляхтича, как зовет меня твой отец. — И пойдем.

В тот же вечер, таясь от света привального костра, к Войку прокралась Гертруда. Приложив палец к губам, феодоритка поманила его за собой, к большому дубу, росшему на склоне холма. Из-за дерева на грудь сотнику бросилась Роксана. Княжна дрожала словно в лихорадке, губы ее были горячими и сухими.

— Увези меня! — проговорила она. — Увези скорее! Если приму от него кольцо — не смогу уже уйти…

С трудом успокоив возлюбленную, Войку отправился к Володимеру.

— Пан Велимир прав, Влад, — сказал он. — Но как могу я в такое время оставить свое место в войске? Война ломится в ворота нашей земли, турки готовы выступить.

— Земля Бырсы [49] хоть и за горами, да близко, — положил руку на его плечо побратим-москвитин. — Вернуться всегда успеешь. На сей же день для тебя, истинно, не вижу иного пути. Только по прямому шляху, по Тигечскому кодру на Бырлад, на Тротуш и Ойтуз ехать не надо, — добавил Влад, хорошо знавший уже страну. — За вами наверняка будет погоня. Сделайте лучше круг через север, мимо Сучавы. Ближе к огню — теплее, — завершил он русской поговоркой.

47

В глухой час следующей ночи, собравшись втайне, восьмеро всадников свернули с великого сучавского шляха на боковую дорогу, в обход столицы. Впереди ехал Войку и старый войник Изар, знавший семиградские места еще по набегам, которые совершал на них Штефан-воевода, чтобы поймать свергнутого им Петру Арона, убийцу своего отца. За ними следовали обе женщины. Замыкали небольшой отряд четверо бойцов из стяга Тудора Боура, особо преданных своему капитану.

Утром кончилась золотистая степь; перед путниками встала стена тигечских лесов, за которыми ждали их другие, не менее дремучие: сучавские, путненские, бистрицкие.

И стала разворачиваться перед ними живая сказка молдавских кодр, в сравнении с крымским лесом — великаном рядом с карликами. Стоявшие на Молдове с начала времен дремучие кодры встречали их звучавшими с каждого дерева птичьими хорами. Путникам слышался тихий смех русалок за кустарниками по краям солнечных полян, уханье леших во мраке молчаливых чащоб, плесканье водяных в затерянных в дебрях темных озерах. Густые бороды хмеля, дикого винограда, поросшие сами от древности лишайниками и мхами, свисали с лесных гигантов обок тайных троп, как изодранные в битвах великаньи плащи; поваленные бурями полусгнившие стволы вставали перед ними, словно могучие змеи-горынычи в чешуе влажной зелени, готовые к прыжку.

Ехали молча, чутко вслушиваясь в темные дали леса, торопя коней. Велимир Бучацкий и Влад, возглавив обязательную погоню, должны были увести ее в другую сторону; но нельзя было знать, не снарядит ли, узнав о побеге, князь Штефан другие отряды для поиска по всей стране. Воины держали наготове оружие. Феодоритка Гертруда, сбросив с русых волос узорное покрывало, с любопытством рассматривала новые для нее, дивные края. Неробкие звери старых кодр — косули, рыси, волки — мелькали; гигантские зубры, как черные привидения, бесшумно пересекали дорогу впереди. Роксана замкнулась, ушла в себя, одной лишь слабой улыбкой отвечая Чербулу, когда тот придерживал скакуна, чтобы с заботой взглянуть ей в глаза.

— Это и есть леса, которые зовутся у вас кодрами? — спросила наконец княжна, когда Войку оказался рядом с ней.

— Да, Сана, — кивнул сотник.

— Ты часто в них бывал? Охотился?

— В здешних дебрях я бывал до сих пор только дважды, — ответил Чербул, — когда ехал на битву и возвращался с нее. Зимний лес невиданно хорош. Летний же кодр передо мной — в первый раз, как и перед тобой. Дивное место, не правда ли?

— В Мавро-Кастроне женщины говорили: в этих чащах живет царь оленей, — сказала княжна. — Во лбу у него камень-алмаз, большой-пребольшой, и из камня того — ясный свет идет. Это правда?

— Не ведаю, — улыбнулся Чербул, — много в наших кодрах чудного. Будь то правдой, по мне, царь оленей давно вышел бы из тайных своих чертогов нам навстречу, чтобы поглядеть на тебя.

— Нужна я такому великому государю! — чуть усмехнулась Роксана. — Еще говорили мне, в ваших кодрах живет много чертей.

— Это лешие, Сана, — поправил Войку. — Лешие — не черти.

— А кто же еще? — удивилась княжна. — Если у них рога, да козлиные копыта, да хвосты?

— Черти злые, — возразил Чербул. — Их забота — за душами христиан охотиться. А лешие — добрые, если их не сердить и кодров не разорять. Черти строят людям козни, лешие — только шутят да проказят. Людям они не вредят, порой даже помогают.

Роксана нахмурилась, призадумалась, следя за быстрой игрой света и тени в вышине, в зеленых кронах лесных великанов.

— Все дело в том, чьи ж они? — сказала она строго. — Из райского воинства или адского? Кому служат — господу богу или врагу его, Сатане?

Войку вопрос застал врасплох. Действительно, чьи ж они, сонмы игривых, веселых духов, населявших леса, луга и воды, водившихся в домах и лачугах, в овинах и заброшенных дворцах?

вернуться

49

Область, столицей которой был Брашов, одна из земель Семиградья.