Войку, сын Тудора, стр. 104

56

Добрую часть того утра Войку проспал в чьей-то уютной спальне. После легкого завтрака за дверью послышался звон металла, и двое слуг под предводительством Фехерли внесли оружие и доспехи. Это был полный рыцарский панцирь, целиком закрывавший сталью туловище, руки и ноги воина.

— Делал славный мастер Вальтер Хельмшмидт [60] из Нюрнберга, — объявил герольд, изящно изгибаясь и пританцовывая на ходу.

Войку посмотрел на звенящее сталью одеяние косо. Не для боя штуковина: ни с татарином, ни с турком в ней как следует не сразиться. Великий Янош это знал, таких доспехов не носил и не жаловал. Десяток боевых коней, не менее, за его стоимость купить можно, с седлами и сбруей! Откован на совесть, арбалетный дротик от нагрудника отскочит, зато пули не выдержит.

Войку молчал, с поднятым забралом шагнул в коридор, за которым синело небо ясного сентябрьского дня.

Трубы пропели торжественный сигнал, сотник Войку, звеня сталью, появился на малом дворе княжеских палат. В середине этого пространства крепким дубовым забором в рост человека было огорожено небольшое поле, посыпанное речным песком, — малое ристалище для фехтования и пеших поединков. Вокруг на подмостках стояли скамьи, на которых восседало десятка три важных господ. Чербул вошел в загон и остановился в ожидании. Мало ли что теперь могло случиться; на него могли выпустить медведя, зубра, льва; могли поставить напротив и убийцу — наемного учителя фехтования; такое уж бывало с людьми, не угодившими сильным мира. Среди господ на скамье сидели, правда, Фанци и Германн, его друзья; он узнал капитанов трех других брашовских стягов, и это было добрым знаком. Но мало ли что! Войку был готов ко всему.

Трубы пропели снова, и перед Чербулом, в таком же панцире, с опущенным забралом появился тот, с кем ему предстояло сразиться.

— Начинается поединок, — объявил герольд Фехерли, — между высокородным рыцарем Медведя, — на щите незнакомца был намалеван этот зверь, — и рыцарем Алого Корабля. Время боя не ограничено, знак остановки боя — брошенный одним из противников меч.

Трубы снова подали сигнал. Полковник Генрих Германн бросил на арену платок, и Войку опустил забрало.

Первые же удары показали Чербулу, что противник перед ним опытный и сильный. Незнакомец уверенно начал наступать; он не рассчитывал, по-видимому, встретить в молодом воине из Монте-Кастро умелого фехтовальщика. Но довольно скоро почувствовал, что ошибся, и стал осторожнее. Соперники кружили, обмениваясь легкими ударами, прощупывая друг друга. На лицах зрителей стало заметно некоторое облегчение: ход боя говорил о том, что бойцы не жаждут крови.

Но старший из сражающихся, видимо, помнил, что второй моложе и поэтому наверняка — выносливее. И усилил выпады, стараясь достать противника мечом снизу, где броня была слабее. Старший вновь стал наседать, прикрываясь щитом; было уже ясно, что Чербул владеет им не так искусно. Молодой капитан, действительно, редко и мало пользовался щитом, с юных лет набивая руку на работе саблей. Но Войку, по своей привычке, сразу начал учиться у противника, осмысливая его приемы, перенимая их, с ходу переделывая на свой лад. Перед ним был много упражнявшийся на ристалище, очень опытный боец. Тем лучше, из подобной встречи можно многое вынести для себя!

Но вот случилось непредвиденное. Одна из пластин латного сапога на ноге капитана, по-видимому, плохо пригнанная, наполовину отвалилась, попала под другую ногу, и он упал, но не растерялся; выставив клинок, Чербул прикрылся щитом и собрался, отразив ожидаемое нападение, вскочить на ноги. Выпада, однако, не последовало; незнакомый противник отступил, выразительно взмахнув мечом. Это значило: поднимайтесь, сударь, лежачих не бьем.

Войку мгновенно оторвал злополучную пластину и вскочил. Но при этом ему пришлось выпустить меч, на секунду оказавшийся на песке. Герольд, во все глаза следивший за поединком, заметил это и махнул трубачам, тут же подавшим сигнал отбоя. Господа на скамьях дружно встали и начали громко поздравлять рыцаря Медведя с победой.

Этого Войку не ожидал; лишь опущенное забрало скрывало от присутствующих, как обиженно вытянулось лицо молодого капитана. Его противник, не поднимая забрала, тоже с возмущением стал махать мечом, требуя продолжения. Однако герольд — полновластный хозяин ристалища — был неумолим. Меч по всей длине коснулся арены, значит, поединок окончен. Рыцарь Алого Корабля, как побежденный, должен поднять забрало и с поклоном отдать победителю свое оружие. Старший из рыцарей-свидетелей, региментарий Германн, громким голосом подтвердил справедливость этого решения.

Спор продолжался. Герольд настаивал на своем, бойцы размахивали оружием, требуя новой схватки. Как вдруг раздался конский топот, и на арену, чуть не сбив с ног Чербула, ворвался дородный всадник с золотой булавой в руке. Соскочив с коня и сорвав с себя шапку, он бросился к рыцарю Медведя и рухнул перед ним на колени.

— Ваше величество! — затряс он седыми кудрями, — что вы делаете! Ваше величество, что вы с нами творите!

Седой вельможа на коленях умоляюще простирал руки. Рыцарь Медведя поднял забрало и одарил его милой улыбкой.

— Мы еще не кончили, князь Стефан, — сказал он. — Дозвольте продолжить: дело только сейчас стало интересным.

— Как вы можете, мой король! — вскричал Стефан Баторий, охваченный ужасом. — На колени, господа, как вы смели допустить! — закричал он, вскакивая, свидетелям поединка и герольду. — На колени, мальчишка! — набросился он на Чербула, все еще не пришедшего в себя от новой неожиданности. — На кого поднял меч!

— Этот меч отныне славен, он скрестил его с мечом короля, — сказал вице-воевода Варфоломей Даргфи, входя в свою очередь на арену, становясь на колени перед рыцарем Медведя и целуя его латную перчатку. — Ваше величество, вы щедро делитесь славой с малыми воинами и тем делаете ее бессмертной.

Двое слуг, взяв Войку под руки, отвели его обратно во дворец и помогли снять доспехи. Поединок окончен, объявил вошедший следом герольд, рыцарь Чербул может возвращаться домой.

— Где же мой храбрый противник? — спросил король Венгрии Матьяш Корвин, очутившись во главе нагруженного яствами княжеского стола. — Его место сегодня с нами!

— Он не ровня вам, чтобы вы с ним дрались, мой король, — с упреком заявил Баторий, наполняя кубок своего повелителя.

— Но, во-первых: он дрался не с королем, а с неизвестным рыцарем, — возразил Матьяш. — А во-вторых, с кем же мне тогда драться? С трусом Луи Французским? С хворым испанским Фердинандом, до которого не доберешься и в месяц? С толстым и старым британским Генрихом? С кем я могу скрестить добрый меч?

Возгласы одобрения стали отзывом царедворцев на эти слова. У кого еще, воистину, был такой король — храбрейший из рыцарей, мудрейший из государей?

— Вчера я сделал то, что был обязан, как король, — продолжил Матьяш. — Сегодня то, что хочу, как человек. За то, вчерашнее, меня изругают хронисты, за это, случившееся ныне, — воспоют менестрели. А я хочу места не только в хрониках, но и в песнях, князь! Поэтому — где мой храбрый враг? Я хочу видеть его!

— Завтра, ваше величество, завтра! — нехотя сказал Баторий, — на охоте в честь вашего величества, на которую мы пригласим и его.

Войку тем временем спешил домой.

Да, король Матьяш забавлялся. Но то была мужественная, рыцарственная забава. Король Матьяш дрался сам в загоне для боя, скрывая свой сан, как простой воин, и вел себя на арене великодушно и храбро; он сам держал ответ за сказанные им недобрые слова.