Дьявол в бархате, стр. 39

Немного помедлив, Джайлс поклонился и вышел.

Так как Джайлс был всего на дюйм ниже теперешнего роста Фентона, им быстро удалось подобрать несколько сравнительно чистых и подходящих по размеру нагрудников. Однако прикрепить их к телу оказалось не так легко. Пришлось использовать и наспинные пластины, намертво соединенные с нагрудниками, хотя они могли мешать делать выпады.

Отодвинув ненужные доспехи, они обнажили шпаги и стали друг против друга

Джайлс стоял под все еще желтоватым небом спиной к плотной живой изгороди, отделяющей двор от конюшен. Блеск нагрудника нелепо сочетался с черной одеждой и длинной физиономией слуги. Джайлс выбрал шпагу такой же длины и веса, как у Фентона, но с выпуклой круглой чашечкой.

Под ногами у них был твердый зеленый дерн. По бокам чернели ряды буков. Вокруг, даже в конюшнях, не раздавалось ни звука. Затем послышался голос Джайлса, негромкий, но странно резкий, какого Фентон еще не слышал.

— Должен предупредить вас, сэр, что с момента начала поединка мы уже не господин и слуга. Я буду наносить вам столько ударов, сколько смогу.

У Фентона пересохло во рту. Его сердце колотилось сильнее, чем когда он стоял перед милордом Шафтсбери.

— Согласен! — сказал он.

В то время еще не существовало формальных приветствий. Они двинулись навстречу друг другу с обнаженными клинками.

Джайлс сразу же сделал низкий выпад в третьей позиции. Фентон, перехватил клинок у рукоятки, отбросил его в сторону легким поворотом запястья. Ответный выпад Фентона в четвертой позиции был нацелен в место на нагруднике, за которым находилось сердце.

Острие глухо ударилось о сталь, как раз в намеченную точку, и сразу же клинок метнулся в сторону, едва успев парировать ответный выпад.

«Неплохо!»— подумал Фентон.

В своем воображении он отмечал на нагруднике Джайлса количество отметин в форме буквы «икс». Джайлс, в отличие от сэра Ника, фехтовал в традиционном стиле. Глубоко вдохнув, он устремился в атаку.

Пятнадцать минут спустя, когда свет стал таким тусклым, что продолжать было опасно, они опустили шпаги и сели. Поединок прошел в кратких напряженных схватках с перерывами, чтобы перевести дыхание. Джайлс был бледен и тяжело дышал; на его лице, казалось, появились новые морщины.

Фентон, хотя и не задыхался, был так ошеломлен, что чувствовал, будто трава, буковые деревья и весь сад кружатся вокруг него, как в танце. Он ничего не понимал. Джайлс Коллинс, опытный и опасный фехтовальщик, ни разу не притронулся к его нагруднику! Сам же он мог представить на нагруднике Джайлса несколько крестообразных отметин от его ударов, больше половины которых могли бы быть смертельными!

Это было фантастично! Фентон словно все еще слышал лязг острия о сталь нагрудника.

— Джайлс! — виновато воскликнул он. — Я забыл, что ты уже не молод! Тебе нужно пойти прилечь!

— Чепуха! — усмехнулся Джайлс, оставшийся сидеть, покуда его дыхание не замедлилось. — Позаботьтесь о себе! Вы не причинили мне никакого вреда.

Мысли Фентона бешено кружились, как недавно острие его шпаги.

— Джайлс, — пробормотал он, — я сожалею, что сегодня фехтовал не… не…

— Выслушайте меня, сэр Ник Фентон, — заговорил Джайлс, подняв палец. — Я не льстец, как вам отлично известно. Мало того, следуя желаниям вашего отца, я в случае надобности готов ужалить вас, как оса. Но, сэр! Сегодня ваши ноги были так же проворны, как всегда, а глаза, возможно, чуть менее острыми. Но я никогда в жизни не видел такого великолепного и опасного фехтования!

— Что?

Джайлс снова поднял палец. Как ни странно, в его взгляде светилось нечто, похожее на гордость.

— Будь у меня тысяча гиней, я бы поставил их на то, что ни один человек во всем Лондоне не сможет продержаться против вас и двадцати секунд! А теперь довольно похвал, пьяница и грешник!

— Джайлс, тебе надо отдохнуть. Не обращай внимания на валяющиеся здесь доспехи и иди ложись.

Поднявшись, Джайлс заковылял прочь.

Фентон все еще со шпагой в руке направился к невысокой кирпичной стене позади сада. Узкая желтая полоска светилась над горизонтом.

И внезапно он понял свое величайшее заблуждение.

В 1645 году искусство фехтования все еще оставалось слаборазвитым. Оно приблизилось к совершенству лишь к концу восемнадцатого столетия, более ста двадцати лет спустя. А в те дни парирования были всего лишь шлепками, хотя сэр Ник, очевидно, владел ими более искусно. Выпады были примитивными и легкими для отражения. Предвидеть ложные выпады не составляло никакого труда. Тогдашние фехтовальщики никогда не слышали о поворотах запястья во время парирования и многих других трюках, кроме разве что применяемых в нечестной игре.

Всему этому Фентон мог противопоставить свой более чем тридцатилетний опыт в фехтовальном зале, включающий знания, накопленные за прошедшие века и помещенный ныне в гибкое и энергичное тело молодого человека. Некоторые авторитеты считали, что легкость рапиры не имеет значения. Но другие указывали, руководствуясь длительной практикой, что быстрый и сильный удар, нанесенный легкой рапирой, мог поразить противника с обычной дуэльной шпагой.

И они были правы. То, что Фентон считал своей слабостью, оборачивалось его величайшим преимуществом. Он был лучшим фехтовальщиком, чем сэр Ник.

Глубоко вдыхая запахи травы и деревьев, Фентон отошел от стены. Его недоумение как рукой сняло. Уже некоторое время сэр Ник его не беспокоил, а в крышку гроба не раздавалось стука. Так что теперь он может передохнуть.

На губах Фентона мелькала слабая улыбка, непохожая на зловещую усмешку сэра Ника. Она исчезла — Фентон забыл о ней. Он протянул вперед шпагу, на клинке которой блеснул последний желтоватый отсвет.

— Теперь каждый, кто нападет на меня, — произнес он вслух, — окажется в моих руках!

Глава 12. Любовные игры в Весенних садах

В течение последующих десяти дней враг дважды нанес удар. Первая атака была столь незаметной, что Фентон почти не ощутил ее начала.

Часто он со смехом вспоминал горькие слова Джорджа:

«Ты влюблен в свою Лидию, как старый муж из пьесы!»

Ну а почему бы и нет? Фентон и впрямь проводил с женой все время, за исключением тех часов, когда Джудит Пэмфлин стояла на страже, пока он сидел в кабинете или прогуливался по уединенным аллеям южной части парка в сторону трущоб Вестминстера.

Кабинет очаровывал его. Для истинного библиофила запах старых книг подобен аромату изысканного вина. В сырые дни Фентон часто подолгу просиживал в кабинете у камина с длинной трубкой в зубах и канделябром с пятью свечами под боком.

Истинный библиофил требовал от книги только то, чтобы она была старой и содержала много сведений, не пригодных для практического применения. Имея перед собой такое множество подобных книг, Фентон прекратил ломать голову над дальнейшими переделками дома, даже касающимися улучшения санитарных условий.

Таким образом, ему доставила немалую радость находка фолианта, написанного сэром Джоном Хэррингтоном в царствование королевы Елизаветы 82, более ста лет назад. Сэр Джон остроумно и весело описывал изобретенный им первый ватер-клозет, добавив схемы и чертежи, с помощью которых прибор можно было легко соорудить. Напечатав книгу, он посвятил ее королеве Елизавете и подарил ей первую копию.

Королева Елизавета, обожавшая прогресс, распорядилась, чтобы новый аппарат установили в Виндзоре, а книгу сэра Джона повесили на гвозде рядом с ним. Но аппарат не имел успеха, даже среди дам, предпочитавших старомодные приспособления. Фентон, вновь зажигая трубку угольком, который держал щипцами, размышлял над тем, стоит ли использовать в своем доме изобретение сэра Джона, и пришел к отрицательному выводу.

«Я не принадлежу к тем идиотам, — подумал он, — которым нравится потрясать людей другого века современными изобретениями. А это, к тому же, придумано более ста лет назад».