Часы-убийцы, стр. 30

2. Не существует конкретных доказательств того, что убийца служащего универмага Ивена Мандерса и убийца инспектора Эймса – одно и то же лицо.

– Браво! – сердито воскликнул Хедли. – Исключительно логично, не правда ли? Сначала мы заявляем, что, согласно имеющимся уликам, Мандерса убила либо Хендрет, либо Карвер. А потом спокойно говорим, что убийцей Эймса вполне может быть и кто-то другой... Не хотите же вы, Фелл, убедить меня, что в доме два убийцы, причем оба готовы зарезать человека первым попавшимся под руку предметом! Я в такие вещи не верю, да и вы сами не верите. Это было бы уж слишком! Если мне удастся установить, что кто-то из нашей парочки – убийца Мандерса, нет сомнений, что это же будет и убийца Эймса.

Отвечая ему, Фелл заговорил громовым голосом и лишь через несколько мгновений, постепенно успокаиваясь, сбавил тон.

– Я знал, что вы это скажете! Попробуйте понять, друг мой, что я никого не хочу подозревать заранее! Вы же сами не раз повторяли: "Мы руководствуемся фактами, мы руководствуемся фактами". Факты же говорят нам то, что вы услышали, и я их перечисляю для того, чтобы вы вникли в них и увидели, на что они указывают... Продолжайте, Мелсон.

– Третий пункт звучит так:

3. Подозрение, что убийцей Мандерса должна быть одна из проживающих в доме женщин, исходит от неизвестного лица, не пожелавшего раскрыть себя, хотя все обстоятельства вынуждают его к этому.

4. Убийца, инспектора Эймса, чтобы добыть использованное им оружие: а) украл обе стрелки башенных часов, хотя для его целей было вполне достаточно одной; б) сделал это не тогда, когда кража не представляла труда, а дождавшись, пока часы будут заперты в комнате Карвера.

5. Убийца не украл принадлежащие Карверу часы дома, где это было бы намного проще, а пошел на огромный риск кражи в переполненном людьми универмаге".

Фелл засмеялся.

– В документе чувствуется рука настоящего ученого. Я хотел бы сохранить его, Мелсон! Гм, да. В такой формулировке он проливает некоторый свет на ту туманную возможность, которая пришла мне в голову. Я поразмыслю над ней, пока буду переодеваться, а потом мы отправимся к Карверам.

13. Часы-череп

Машина Хедли подкатила к дому часового мастера в половине десятого. Перед домом стояла довольно большая толпа людей. Она то расступалась перед расхаживавшим по тротуару как маятник полицейским, то снова смыкалась за ним. Когда машина остановилась, фотоаппараты репортеров повернулись к ней. При виде доктора Фелла толпа загудела и журналисты бросились в атаку. Хедли не без труда удалось извлечь из машины доктора, который был явно не прочь, привстав на переднем сиденье, произнести перед благодарными слушателями речь на любую интересующую их тему.

– Коммюнике получите позже, – коротко бросил инспектор репортерам, пока сержант Бетс прокладывал ему и его спутникам дорогу. Фелл, которого приходилось подталкивать, чтобы он продвигался вперед, сиял от удовольствия. Его фигура в черном плаще, словно гора, возвышалась над толпой, он то и дело приподнимал шляпу над головой, отвечая на приветственные возгласы и щелканье фотоаппаратов.

Китти нервно отворила им дверь и тут же снова захлопнула ее за ними. В полумраке холла их встретили тишина и прохлада. Хедли обратился к молодому человеку с худощавым смуглым лицом, шедшему чуть позади сержанта.

– Это вы, Престон? Ваше задание: основательно обыскать комнаты всех здешних женщин. С учетом всех штучек, которые они могли бы придумать.

– Слушаюсь, сэр, – довольно кивнул смуглый молодой человек.

Теперь Хедли обернулся к горничной:

– Где остальные, Китти? Надеюсь, все дома?

– Не все, – ответила Китти. – Мистер Карвер и миссис Стеффинс дома, а вот мистер Гастингс, который спал на кушетке в гостиной мистера Полла и чувствует себя уже гораздо лучше, – у Китти вырвался нервный смешок, – отправился на прогулку с мисс Элеонорой.

– Я побеседую с миссис Стеффинс, – после секундного колебания решил Хедли. – Она в столовой или у себя, говорите вы? Хорошо. – Он снова чуть замялся. – Пойдете со мной, Фелл?

– Ну, нет, – решительно ответил доктор. – Гм-м, нет. Я собираюсь немного побеседовать с Карвером. Могу поговорить и с Поллом, если только молодой человек не слишком страдает от похмелья. Пойдемте, Мелсон, думаю, это и вас заинтересует.

Фелл постучал в дверь гостиной, где происходило ночное совещание. Карвер кротким голосом пригласил их войти. Пылавший в камине огонь уже несколько умерил неуютную утреннюю прохладу. Стол был передвинут поближе к окну. Перед Карвером стояла чашка чаю, на блюдце лежали гренки. Сам хозяин дома наклонился с лупой над каким-то лежащим на столе предметом. Когда Карвер повернулся к вошедшим, на его лице была смесь неуверенности и раздражения, но, узнав Фелла, он сразу успокоился. Можно было, пожалуй, даже сказать, что он рад гостям.

– О! Доктор Фелл и доктор... Мелсон? Так ведь? Чудесно. Я было подумал, что это кто-то другой... Садитесь, господа. Как видите, пытался немного отвлечься. Вот эта вещица, – он коснулся лупой странных, почти плоских настольных часов, украшенных бронзовыми фигурками негра в тюрбане и собачки, – старинные французские часы. Английские мастера таких не делали, считая их бесполезными игрушками. Я, однако, не согласен с Хезлитом, жаловавшимся, что французы делают "причудливые часы, кои во всем хороши – только не в том, чтобы измерять ход времени". Мне же по душе эти оживающие каждые четверть часа фигурки, способные вызывать самые разнообразные чувства – от смеха до ужаса. К примеру, – сейчас глаза Карвера блестели, он что-то рисовал в воздухе указательным пальцем, – часто часы украшали фигурой дряхлого старца в лодке, на веслах которой сидел Эрос. Французскую надпись-девиз, гласившую: "Любовь уносит время", случалось, переиначивали: "Время уносит любовь". Однако в Париже я видел далеко не столь забавные часы работы Гренеля. Там фигурки изображали муки Спасителя нашего и бой часов сопровождался ударами бича. Э-э-э... Я еще не надоел вам, господа?

– Ничуть, – вежливо ответил Фелл, доставая портсигар. – Я слабо разбираюсь в этой области, но тема исключительно интересна. Сигару? Великолепно. Рад, что вы заговорили о надписях-девизах. Это напомнило мне вопрос, который я собирался вам задать. Вы сделали какую-нибудь надпись на часах, изготовленных для сэра Эдвина Полла?

Возбуждение на лице Карвера сменилось выражением унылого терпения.

– Я на минутку забыл, сэр, что вы тоже связаны с полицией. Никогда не забываете о деле, не так ли?.. Да, я сделал на них надпись. Обычно на таких циферблатах их не делают, но я не устоял перед искушением. Можете посмотреть сами.

Карвер подошел к небольшой дверце рядом с камином и открыл ее. Мелсон и Фелл отступили в сторону, чтобы не загораживать свет, и молча рассматривали стоявшие на полу приземистые лишенные стрелок часы. Ими овладело гнетущее, напомнившее о ночных страхах ощущение, как будто они глядели на чье-то обезглавленное тело. Мелсон, немного волнуясь, медленно прочел бежавшую полукругом готическую надпись: "Забочусь о торжестве истины".

– Моя идея, – негромко откашлявшись, проговорил Карвер. – Нравится? Может быть, немного банально, но, по-моему, только часы могут быть символом вечной грядущей к нам справедливости и правды. Именно их терпеливость и бесстрастие. Как и мой друг Боскомб, я люблю тонкие оттенки, сложные...

Фелл медленно прикрыл дверцу.

– Одним словом, вам нравятся тонкие оттенки. Никакого иного смысла эта надпись не имеет?

– Я не полицейский, – ответил Карвер так миролюбиво, что Мелсон подумал, не почудился ли ему блеснувший в глазах часового мастера странный огонек. – Вы, доктор, можете вычитать из нее все что угодно. Сейчас, однако, когда мы снова (надеюсь, ненадолго) вернулись к старой теме, я хотел бы спросить вас...

– Да?

– Речь о том, прямо скажу, недостойном подозрении, которое сегодня ночью возникло у мистера Хедли. Я не привык подслушивать, но все же и до моих ушей дошло, что возникли какие-то проблемы, связанные с историей в "Гембридже" и тем, где и как наши женщины провели день 27 августа. Не знаю, правильно ли я понял?