Генералиссимус. Книга 2, стр. 42

Капитуляция. Победа!

Советские воины так умело и старательно били гитлеровцев в их столице, что наконец-то спесивые фашистские генералы запросили пощады. Первый сигнал об этом поступил в 3 часа 50 минут 1 мая: на командный пуню 8-й армии прибыл начальник генерального штаба германских сухопутных войск генерал Кребс. Он сообщил о самоубийстве Гитлера и вручил письмо Геббельса Советскому Верховному командованию:

"Согласно завещанию ушедшего от нас фюрера мы уполномочиваем генерала Кребса в следующем. Мы сообщаем вождю советского народа, что сегодня в 15 часов 50 минут добровольно ушел из жизни фюрер. На основании его законного права фюрер всю впасть в оставленном им завещании передал Дёницу, мне и Борману. Я уполномочил Бормана установить связь с вождем советского народа. Эта связь необходима для мирных переговоров между державами, у которых наибольшие потери. Геббельс.

К письму Геббельса было приложено завещание Гитлера со списком нового имперского правительства. Завещание было подписано Гитлером и скреплено свидетелями. Событие было неординарное. Несмотря на поздний час, Жуков позвонил Сталину. Тот был на даче. К телефону подошел дежурный генерал, который сказал: — Товарищ Сталин только что лег спать. — Прошу разбудить его. Дело срочное и до утра ждать не может. Сталин подошел к телефону. Жуков доложил о самоубийстве Гитлера и письме Геббельса с предложением о перемирии. Сталин ответил: — Доигрался, подлец! Жаль, что не удалось взять его живым. Где труп Гитлера? — По сообщению генерала Кребса, труп Гитлера сожжен на костре. Верховный сказал: — Никаких переговоров, кроме безоговорочной капитуляции, ни с Кребсом, ни с другими гитлеровцами не вести. Если ничего не будет чрезвычайного, не звоните до утра, хочу немного отдохнуть. Обратите внимание на похожесть ситуаций — когда произошло нападение Германии ночью 22 июня 194I г., Сталин спал, и Жуков просил дежурного разбудить его. И вот кончается война, немцы запросили мира, и опять Жуков поднимает Верховного с постели. Генерал Кребс хитрил, говоря о перемирии, а не о безоговорочной капитуляции. Жуков заявил: — Если до 10 часов не будет дано согласие Геббельса и Бормана на безоговорочную капитуляцию, нанесем удар такой силы, который навсегда отобьет охоту сопротивляться. Пусть подумают о бессмысленных жертвах. Кребса отправили в расположение немцев. В 10 часов ответа не последовало. Жуков приказал артиллерии открыть огонь, и особенно по району рейхсканцелярии. В 18.30 войска пошли на штурм последнего убежища гитлеровского командования. В 6 часов 30 минут 2 мая генерал Вейдлинг сдался в плен. Он отдал приказ войскам о прекращении сопротивления. Немногие знают о том, что после водружения Знамени Победы на куполе рейхстага разведчиками Кантарией и Егоровым бои в этом огромном здании продолжались еще двое суток. В середине дня 2 мая сопротивление гитлеровцев в Берлине прекратилось. Умелыми совместными действиями войска 1-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов ликвидировали и окруженные группировки гитлеровцев юго-восточнее Берлина. В честь этого был издан приказ Верховного Главнокомандующего, адресованный двоим славным военачальникам — Жукову и Коневу. И еще один приказ Верховного Главнокомандующего, еще один салют в этот же день, 2 мая, отмечали нашу победу. Для того чтобы разделить эти два победных салюта, первый из них, о котором сказано выше, был дан в 21 час из 224 орудий, а второй — в 23 часа 30 минут, на этот раз из 324 орудий. В истории Великой Отечественной войны это был первый салют из такого количества орудий. Надо сказать, событие было исключительное — салютовали не чему-нибудь, а взятию Берлина! Гитлеровская армия, претендовавшая на власть над всем миром, дошла до последних степеней деградации. Это состояние можно отчетливо разглядеть в той картине, которую увидел личный шофер фюрера эсэсовец Эрих Кемика, выйдя из бункера, где он находился последнее время вместе с ближайшим окружением фюрера: «...Глазам нашим представилась потрясающая картина. Смертельно усталые солдаты, раненые, о которых никто не заботился, и беженцы лежали у стен, на ступеньках лестниц, на платформе. Большинство этих людей уже потеряло всякую надежду на бегство и было безучастно ко всему происходящему». Каков итог: под заборами, под стенами, на асфальте лежат и солдаты и беженцы — то есть те, кто когда-то стройными, четкими рядами шел, сверкая алчными глазами, на Восток, и те, кто, вытягивая вверх руку в фашистском приветствии, неистово раздирали рты в крике «Хайль!». Когда-то они мечтали о восточных землях, о большой добыче, а теперь «потеряли всякую надежду на бегство». Уже и бежать некуда! Полный крах всех планов, всех намерений, всех иллюзий, всех претензий, вообще всего!.. 7 мая позвонил Сталин и сообщил Жукову: — Сегодня в городе Реймсе немцы подписали акт безоговорочной капитуляции. Главную тяжесть войны на своих плечах вынес советский народ, а не союзники, поэтому капитуляция должна быть подписана перед Верховным командованием всех стран антигитлеровской коалиции, а не только перед Верховным командованием союзных войск. Я не согласился и с тем, что акт капитуляции подписан не в Берлине, центре фашистской агрессии. Мы договорились с союзниками считать подписание акта в Ремсе предварительным протоколом капитуляции. Завтра в Берлин прибудут представители немецкого главного командования и представители Верховного командования союзных войск. Представителем Верховного Главнокомандования советских войск назначаетесь вы. Завтра к вам прибудет Вышинский. После подписания акта он останется в Берлине в качестве вашего помощника по политической части. Кончилась война, вступала в права «ее величество политика». Вопрос о безоговорочной капитуляции гитлеровцев перед всеми союзниками был решен на Ялтинской конференции. Приведу ниже письмо Трумэна Сталину от 26 апреля 1945 года, в котором он подтверждает правильное понимание вопроса о капитуляции. «I. Посланник Соединенных Штатов в Швеции информировал меня, что Гиммлер, выступая от имени германского правительства в отсутствие Гитлера, который, как утверждается, болен, обратился к шведскому правительству с предложением о капитуляции всех германских вооруженных сил на Западном фронте, включая Норвегию, Данию и Голландию. 2. Придерживаясь нашего соглашения с Британским и Советским правительствами, правительство Соединенных Штатов полагает, что единственными приемлемыми условиями капитуляции является безоговорочная капитуляция на всех фронтах перед Советским Союзом, Великобританией и Соединенными Штатами...» И все же Трумэн разрешил командованию союзников принять отдельную — сепаратную капитуляцию гитлеровцев, 7 мая 1945 года в Реймсе. Сталин немедленно отреагировал на этот факт нарушения договоренности.

"7 мая 1945 г.Секретное и личное послание премьера И. В. Сталина президенту г-ну Трумэну. Ваше послание от 7 мая относительно объявления о капитуляции Германии получил. У Верховного Командования Красной Армии нет уверенности, что приказ германского командования о безоговорочной капитуляции будет выполнен немецкими войсками на Восточном фронте. Поэтому мы опасаемся, что в случае объявления сегодня Правительством СССР о капитуляции Германии мы окажемся в неловком положении и введем в заблуждение общественное мнение Советского Союза. Надо иметь в виду, что сопротивление немецких войск на Восточном фронте не ослабевает, а, судя по радиоперехватам, значительная группа немецких войск прямо заявляет о намерении продолжать сопротивление и не подчиняться приказу Деница о капитуляции. Поэтому командование советских войск хотело бы выждать до момента, когда войдет в силу капитуляция немецких войск, и, таким образом, отложить объявление Правительств о капитуляции немцев до 9 мая, в 7 часов вечера по московскому времени".

Вот к этому времени Жуков и его штаб стали готовить все необходимое к подписанию последней, окончательной, официальной капитуляции германского командования, Много пришлось поработать начальнику тыла 1-го Белорусского фронта генералу Н. А. Антипенко. Я был близко знаком с Николаем Александровичем. Однажды он приехал ко мне на дачу в Переделкино. У генерала было плохое настроение — никак не мог «пробить» переиздание своих доработанных и расширенных воспоминаний. Не надеясь, что это осуществится, Николай Александрович подарил мне ксерокопию рукописи. Разумеется, из бесед с Николаем Александровичем и из его книг я использую некоторые факты в моем повествовании. Генералу Антипенко поручили заниматься обеспечением процедуры подписания акта о капитуляции. Прежде всего было подобрано помещение в предместье Берлина Карлсхорсте, здесь раньше находилась столовая инженерного училища. Неподалеку подобрали дом для немецких представителей. Антипенко рассказывал: «— Впервые пришлось нам заниматься „снабжением“ такого рода. Каждый, конечно, хорошо понимал, каковы были моральные переживания и материальные затруднения людей в связи с войной. Казалось бы, не до банкетов в такое время... Но ведь была завершена невиданная по масштабам война! Впервые собрались представители стран-победительниц по такому торжественному поводу. Надо было хорошо принять гостей. Днем 8 мая прибыли представители Верховного командования союзников: от американцев — командующий стратегическими воздушными силами США генерал Карл Спаатс, от англичан — маршал авиации Артур В. Теддер и главнокомандующий французской армией генерал Жан Делатр де Тассиньи. По чинам и по именам видно отношение, а точнее пренебрежение, желание принизить значимость предстоящего подписания общего акта о капитуляции. Полагалось бы прибыть первым лицам из командования союзников: Эйзенхауэру и Монтгомери. Только хорошо воспитанных французов представлял Главнокомандующий. Жуков поступал соответственно: он не поехал встречать гостей на аэродром Темпельгоф, прибывающие были не его ранга. Встречал их заместитель Жукова генерал армии Соколовский. С гитлеровцами было проще — генерал-фельдмаршал Кей-тель, адмирал флота фон Фридебург и генерал-полковник авиации Штумпф прилетели на тот же аэродром под конвоем английских офицеров. Говорят, Кейтсль, проезжая по улицам Берлина, сказал: — Я потрясен степенью разрушения! Наш офицер из сопровождения спросил: — Господин фельдмаршал, а вы были потрясены, когда по вашему приказу стирались с лица земли тысячи советских городов и сел, под обломками которых погибли миллионы людей, в том числе детей? Кейтель не привык к такому обращению, побледнел, пожал плечами и ничего не ответил. Пришло время, назначенное для официальной части, а из Москвы не поступали необходимые указания». Антипенко волновался, рассказывая об этом даже спустя много лет: «— Начались осложнения. К 15 часам 8 мая обед был приготовлен, а подписание акта о капитуляции откладывалось. Уже вечерело, а команды о созыве людей в зал заседания все не было. Несколько раз я обращался к маршалу Жукову, высказывая ему тревогу за качество обеда. Но не от него зависела проволочка, на то были причины высокого дипломатического порядка: Москва, Вашингтон, Лондон не могли договориться о процедуре принятия капитуляции... Поварам не было дела до этих переговоров, их беспокоило одно — как бы не ударить лицом в грязь и показать именитым европейцам во всем блеске русское поварское искусство». Раза два Антипенко заходил в домик Кейтеля. Он сидел за столом, накрытым более скромно. За спиной у него и у других немецких представителей стояли английские офицеры. Кейтель держал себя с независимым видом, к пище едва притрагивался. Ему предстояло с минуты на минуту быть вызванным в зал заседаний и там, перед лицом всего мира, подписать документ, который навеки пригвоздит к позорному столбу германских милитаристов, — акт о безоговорочной капитуляции. Он сидел напыщенный, вытянув шею, с моноклем в глазу. Жуков, союзники, Вышинский, Телегин и Соколовский ожидали в кабинете рядом с залом, где должно было состояться подписание акта. Наконец «'наверху», в Москве, все утрясли и дали «указания». В 24 часа союзники вошли в зал. Они сели за стол. За их спинами были флаги СССР, США, Англии и Франции. За столами (как говорит Антипенко, буквой "П") сидели военные и многочисленные представители печати. Среди них были Симонов, Полевой и другие, каждый из них в своих статьях по-своему описали эти исторические минуты. Я располагаю стенограммой, которая велась в тот вечер. Она короткая, но зато точно отражает происходившее. Когда все заняли места, Жуков сказал: «— Господа! Здесь, в этом зале, собрались по уполномочию Верховного Главнокомандования Красной Армии — заместитель Верховного Главнокомандующего Красной Армии Маршал Советского Союза Жуков, по уполномочию Верховного Главного Командования экспедиционными силами союзников — заместитель Верховного Главнокомандующего экспедиционными силами союзников главный маршал авиации Теддер. Присутствуют в качестве свидетелей: Генерал-полковник американской армии Спаатс. От французской армии — Главнокомандующий французской армией генерал Делатр де Тассиньи и для принятия условий безоговорочной капитуляции от верховного главнокомандования вооруженных сил Германии прибыли уполномоченные верховного главнокомандования германской армии — фельдмаршал Кейтель, генерал-адмирал фон Фридебург, генерал-полковник Штумпф. Их полномочия на право подписи акта безоговорочной капитуляции проверены. Я предлагаю приступить к работе и пригласить сюда уполномоченных представителей от немецкого верховного главнокомандования, прибывших для принятия условий безоговорочной капитуляции». Жуков сделал паузу, дал возможность переводчикам перевести его слова. Далее Жуков велел пригласить в зал представителей немецкого главнокомандования. Их ввели. Кейтель старался быть спокойным. Картинно вскинул руку с маршальским жезлом, приветствуя присутствующих. Но Жуков тут же поставил его на место, коротко приказав: — Сядьте! В стенограмме так и зафиксировано, не «Прошу садиться» или просто «Садитесь», а именно: «Сядьте!» — Имеете ли вы на руках акт о безоговорочной капитуляции Германии, изучили ли его и имеете ли полномочия подписать этот акт? Этот же вопрос задает на английском языке главный маршал авиации Теддер. Кейтель глухо ответил: — Да, изучили и готовы подписать. Жуков встал и молвил: — Предлагаю немецкой делегации подойти сюда, к столу. Здесь вы подпишете акт о безоговорочной капитуляции Германии. Кейтель резко встал, глаза его горели ненавистью. Но, встретив жесткий взгляд Жукова, он опустил взор и покорно пошел к его столу. Монокль выпал и повис на шнурке. Лицо фельдмаршала покрылось красными пятнами. С Кейтелем подошли Штумпф и Фридебург. Кейтель сел на краешек стула, вставил монокль и дрожащей рукой поставил подпись на пяти экземплярах акта, Жуков четко сказал: — Немецкая делегация может быть свободна. Их вывели из зала. Жуков продолжал: — На этом, господа, позвольте заседание объявить закрытым. Поздравляю главного маршала авиации Теддера, генерал-полковника американской армии Спаатса, Главнокомандующего французской армией генерала Делатра де Тассиньи с победным завершением войны над Германией. Вот уж действительно строевик до мозга костей! На его месте какой-нибудь политик растянул бы процедуру и речи на несколько часов. Жуков уложился в сорок минут: в 24.00 начал, в 0.43 минуты 9 мая 1945 года завершил. Генерал Антипенко мне доверительно сказал: — В своем мемуарах я об этом не пишу, а вам, для истории, расскажу. Вышинский для Жукова подготовил длинную речь, на нескольких страницах, ее маршал должен был произнести при открытии иди при закрытии, точно не знаю, процедуры капитуляции. Но Жуков «забыл» текст этой речи в сейфе, в своем кабинете. Я думаю, он поступил так умышленно — не любил маршал длинных политических излияний. Текст стенограммы подтверждает предположение генерала Антипенко, в нем не сказано ни о вступительной, ни о заключительной речи Жукова, зафиксированы только те слова, которые в действительности произносил маршал. Вышинский, несомненно, доложил Сталину о самовольстве Жукова, и, кто знает, может быть, тогда зародилась у Генсека мысль: пора маршала убирать или отодвигать на второй план (что и было сделано в 1946 году). После официальной части начался банкет в этом же зале, только теперь столы поставили буквой "Ш" (так рассказал Антипенко). Жуков словно оттаял. Обращаясь к присутствующим, он тепло поздравил всех с победой и предложил тост за советских воинов, за воинов союзных государств, за здоровье всех присутствующих. Праздновали до 6 часов утра. Мне кажется естественным и необходимым для завершения этой главы привести полный текст «Акта о капитуляции». Это последний документ войны.