Иллюзия отражения, стр. 14

Глава 17

На подъезде к нашим четырем вагончикам стояла карета «Скорой помощи» и лощеный «хаммер». «Хаммер» я узнал, да и номера были именные: АМД-001. Ален Морис Данглар. Префект и верховный главнокомандующий здешних мест. И – какая неожиданность – рядом с префектом стояли двое карабинеров, вооруженные скорострельными «скорпионами».

Из автомобиля Диего я буквально вывалился и побрел, пошатываясь от усталости. Ребята с автоматами смотрели на меня хмуро. На Диего – тоже. Еще бы. Перспектива перестрелки, в которой можешь ты, а могут и – тебя, их явно не радовала. Слишком здесь всегда было спокойно. И – красиво. И – естественно. Даже проститутки и те – как новенькие сотенные евро – красивы, молоды и владеют языками. Погибать здесь служилому человеку, как в какой-нибудь намибийской пустыне?.. Гнуснее не придумаешь.

Ален Данглар вышел из вагончика, посмотрел на нас. Я бы и счел этот взгляд пронизывающим, если бы не знал, что господин префект, как и я, грешный, этой ночью не сомкнул глаз.

– Говорить «доброе утро» не имеет смысла, раз уж вы здесь, – сказал я Данглару.

– Да, сейчас это неуместно, – устало кивнул тот.

– Кажется, на Саратоне кто-то совсем перестал чтить Закон...

– Не связывайте это с господином Арбаевым. Ему позвонили, он все понял правильно, и в Саратоне с ним только два референта. – Он помассировал веки, прикрыв глаза, поздоровался за руку с Гонзалесом, вздохнул.

– Что-то серьезное? – спросил Диего.

– Да. Очень. Сегодня ночью погиб... Эдгар Антуан Сен-Клер-младший.

Пауза затянулась. И не мудрено. Эдгар Антуан Сен-Клер-младший, молодой человек двадцати семи лет от роду, доктор экономики и права, был единственным прямым наследником и приемником барона Эдгара Антуана Сен-Клера-старшего, владельца и управляющего Кредитным расчетным банком Цюриха. И все бы ничего, банков в Швейцарии почти как бензоколонок в Неваде, вот только... На самом деле Кредитный банк был и остается головным учреждением ЕАБК – «Еуропиен ассосиэйшн бэнкс компани», одной из ведущих мировых банковских группировок; сами себя они называют банковскими клубами, чьи суммарные активы составляют, даже по трезвым оценкам, свыше семисот миллиардов евро. Что такое семьсот миллиардов евро – представить себе невозможно, но вот почувствовать эту громадную финансовую мощь... Имя Сен-Клеров редко упоминалось в прессе, но... Это был могущественный клан.

– Упал на асфальт? – не удержался я.

– Нет. – Данглар помялся, произнес: – Утонул. – Помолчал, добавил: – На участке пляжа, где сегодня ночью дежурил Фред Вернер.

– Фред?! – воскликнули мы одновременно с Гонзалесом.

– Да.

– «Скорая» – к нему?

– Да. Он был в больнице, его перевязали, теперь – у себя.

– Он ранен?

– Гематома на голове.

– С ним... можно встретиться?

– С ним нужно встретиться. – Ален Данглар пересекся со мною взглядом... Не знаю даже, как это объяснить – взгляд Данглара показался мне потерянным, его голубые глаза словно потемнели, как темнеет море при надвигающемся шторме.

– У нас большие неприятности, – констатировал Диего.

– Да. У н а с большие неприятности, – резко отреагировал Данглар. – Можно сказать и хуже. Но не нужно. Полагаю, вы примерно осознаете, что будет дальше.

– Жаркий день.

– Очень жаркий, господин Дронов. Куда более жаркий, чем вы предполагаете. Хотя... вы можете з н а т ь. – Данглар уставился на меня в упор. Паника во взгляде исчезла, остались усталость и... холод.

– Вы тоже, господин Данглар. Вы тоже.

Диего Гонзалес заметно помрачнел. Дагадываюсь, о чем он думал. О двух русских, сиганувших с северо-западных скал острова сорок с лишним минут назад. И о том, что они вполне могли поспособствовать безвременной кончине не только Алины Арбаевой, но и Эдгара Сен-Клера. И бы-ли отпущены после краткой беседы с третьим русским, Дроновым, на волю ветра и волн. И вряд ли Диего сейчас решает гамлетовский вопрос... Мужчина он взвешенный и спокойный. Вот только...

– Госпожа Элизабет Кински еще спит? – спросил Данглар.

– Уже нет, – услышали мы и увидели Бетти. Косметикой эта тридцатилетняя англичанка не пользовалась, лишь подкрашивала чуть-чуть густющие, спадающие до плеч волосы и ресницы. Удивительно, но в самое раннее утро выглядела Бетти хорошо отдохнувшей. – Как всякая женщина, я любопытна. А тут такой переполох в нашем сонном царстве.

– Я рад, что вы пробудились. И хотел бы попросить позволения сварить кофе.

– Я сварю вам кофе. Вернее – нам.

– Очень крепкий.

– Ваш вкус известен, господин Данглар, – улыбнулась девушка. – Насколько возможно крепкий и очень горячий. Сахар?

– Если можно, я сам, – замялся Данглар.

– Бросьте. Фреду – эспрессо, без сахара, вам – по-турецки, с пол-ложечкой сахара, сахар и свежесмолотый кофе чуть прокалить, я ничего не упустила?

– Нет. Вам известны мои вкусы?

– Вы единственный светский островитянин. И единственный барон. Женщин это интригует. Про вас судачат в кофейнях. И не волнуйтесь. Я приготовлю хорошо. Дронов любит то же самое. По-турецки и с ложкой сахара. Что-то еще?

– Нет.

– А ты, Диего?

– Дрон приучил меня к чаю. Да и пожевать что-то пора.

– Пожалуй, займусь-ка чайком и бутербродами, – кивнул я Гонзалесу.

Вскоре мы уселись за длинным дощатым столом; первые пятнадцать минут все молчали, поглощая бутерброды с ветчиной и томатами. Данглар, даром что барон, уплетал за обе щеки.

Я зашел к Фреду. Спросил:

– С тобой что-то серьезное?

– Ничего. Шишка на голове. Я сейчас.

Фред появился, глотнул кофе, плеснул себе на самое донышко стакана коньяку из пузатой бутылки, выпил, закурил сигарету без фильтра.

Кофе был сварен еще, все замолчали, бросая взгляды на барона. Тот потер виски, положил на стол миниатюрный аппаратик, щелкнул тумблером.

– Полагаю, вы все знаете, что это такое. По моим сведениям, у всех вас было богатое прошлое.

Никто из нас не кивнул, но и не переспрашивал. А что, собственно, спрашивать? Приборчик исключал всякую и любую прослушку в радиусе тридцати метров, даже если кто-то и зачем-то установил в нашей открытой всем ветрам гостиной самую современную и дорогую аппаратуру. Называлась система защиты «Серый шум». Ну а что касается богатого прошлого... Никто не богат настолько, чтобы выкупить свое прошлое. Даже у собственной памяти.

Ален Данглар обвел нас взглядом, раскурил сигару, спросив предварительно разрешения у Бетти, откинулся на спинку плетеного кресла, и только теперь стало заметно, как он устал. И измотала его не столько бессонная ночь, сколько тревога.

– По большому счету, господа спасатели, положение таково, что... меня не интересует ваше прошлое. Меня интересует н а ш е будущее.

Глава 18

Ален Данглар молчал, взгляд его был отсутствующим, словно он решался сейчас на что-то, потом произнес:

– Эта ночь изменила многое в жизни Саратоны и, полагаю, не только Саратоны. Об этом мы поговорим чуть позже. А пока – давайте разберемся в ситуации. Я попрошу господина Дронова пересказать для всех вас то, что произошло с ним.

И я занялся устной беллетристикой. Признаться, минувшая ночь меня измотала совершенно, и хотелось лишь одного: искупаться и завалиться спать. Но я добросовестно исполнял просьбу-приказ префекта, естественно упуская детали. Ален Данглар попросил их не упускать. Спросил вдруг:

– Где вы были во время самоубийства Сен-Клера?

– Если вы уточните время, я вспомню.

– По показаниям господина Вернера, около трех часов пополуночи.

У меня отлегло от сердца.

– Сидел в кофейне на Жасминовой улице.

– И что вы там делали?

– Кофе пил.

– Кто может это подтвердить?

– Официант. И – Диего Гонзалес.

– Это так, мистер Гонзалес?

– Да.

– Как вы оказались в кофейне?

– Мне позвонил Дронов и попросил приехать.