Леди и авантюрист, стр. 74

ГЛАВА 17

Кэтрин проснулась оттого, что ей на лицо упал пробившийся в щель между занавесками луч послеполуденного солнца. Поморгав, она села и сразу вспомнила, где находится. Макс спал рядом с ней на спине и дышал часто и поверхностно, как обычно дышат при сломанных ребрах. Одеяло сбилось комом у него в коленях, как если бы он долго ворочался и, наконец, улегся на спину, потому что не так больно. Она долго не могла оторвать взгляда от его обнаженного тела, которое привлекало настоящей мужской красотой, с мускулистыми руками, широкими плечами, поджарым животом, грудью в курчавых мелких черных волосах.

Однако при свете дня стало особенно заметно, какую травму нанесли обладателю такого красивого тела: одно плечо ему, по-видимому, раскроили чуть ли не до самой кости, потому что на месте грубо зашитой глубокой раны виднелся неприятного вида толстый пятидюймовый шрам. Под ребрами остался узкий след от удара ножом. Кэтрин предположила, что, скорее всего стилетом. Еще на руке сломанный палец, вправленный неаккуратно и оттого плохо сросшийся. Красный шрам сбоку, над бедром, – след глубокого пореза. Кэтрин потеряла терпение и перестала считать. Что заставляет человека подвергаться такому риску? Вероятно, как утверждала София Кастелли, чувство неизбывной вины?

Вздохнув, она оглядела себя, и за свой полураздетый, полурастерзанный вид ей одновременно стало стыдно и радостно. Сожалеть о чем-либо уже поздно, да и нельзя сказать, что такое чувство поселилось у нее в душе. Она, затаив дыхание, осторожно соскользнула с кровати и через всю комнату подошла к умывальнику; пока она шла, струганный деревянный пол легонько цеплялся за чулки. Большой кувшин с прохладной водой стоял наготове, а над полкой орехового дерева на маленьком колышке немного криво висело небольшое зеркало. Положив обе руки на края холодного фаянсового таза, Кэтрин наклонилась чуть вперед, разглядывая, что лежало у Макса на полке. Оказалось, что кисточка для бритья, бритва и кожаный ремень для правки бритв; рядом стояло блюдечко с наструганным мылом, тут же маленькая расческа с тремя обломанными зубьями. Все хозяйство было набором для умывания. Она улыбнулась про себя. Такая непривычная, аскетическая простота пришлась ей по душе.

Она взяла кусок мыла, поднесла к лицу и вдохнула едва различимый знакомый цитрусовый запах, которым так часто пахла его·кожа. Затем она поспешила хоть как-нибудь привести себя в порядок, воспользовавшись его расческой, чтобы причесать растрепавшиеся волосы. Затем на цыпочках вернулась к кровати и увидела, что Макс по-прежнему спит. Она снова окинула его взглядом и, потрясенная синяками и кровоподтеками у него на боках, поразилась тому, как же он умудрился любить ее. Глубокая благодарность окатила ее волной за его страстную и восхитительную любовь к ней. И тут же Кэтрин, будучи женщиной практичной, задумалась: а когда же Макс в последний раз ел? Без хорошей еды он будет выздоравливать очень долго. Кроме того, на улице околачивается тот мальчишка, а ему ведь тоже не мешает иногда кушать. Она ни секунды не сомневалась, что Нейт по-прежнему на своем посту у дверей, и, может быть, на то есть свои причины.

Кэтрин прошла через всю гостиную, подошла к массивному дубовому буфету, стоявшему в углу, и принялась осматривать его содержимое. Заниматься хозяйством для нее было не в новинку – жизнь заставляла. Она подошла к окну, подняла оконную раму и выглянула наружу.

– Нейт! – громким шепотом позвала она мальчика, который стоически продолжал сидеть на ступеньках. – Ты не начистишь картошки?

Макс пробудился от какого-то восхитительного запаха и оттого, что ему показалось, будто живот его прилип от голода к позвоночнику. Ободряющий знак, между прочим. Ему было известно по собственному опыту – голод означает, что он выживет. С осторожностью он приподнялся на локте и оглядел комнату. И тут же почувствовал холод в душе. И сосущую пустоту. Кэтрин. Она ушла. Боль утраты сжала ему сердце. Может, ее появление ему приснилось? Макс окончательно проснулся, услышав, как в гостиной кто-то тихо разговаривает. Нет, ему ничего не приснилось. Он слышал металлическое позвякивание и негромкое шипение. Он потянул носом. Лук? Зачем? Там что, что-то жарится? Господи, еда! И тут он все вспомнил.

Женщины вроде Кэтрин не умеют готовить.

Или все же умеют? Любопытство оказалось сильнее недомогания, и Макс, слегка пошатываясь, все же слез с кровати и с грехом пополам натянул подштанники. С трудом подняв руку, чтобы отбросить с лица волосы, он прошлепал через всю спальню, выбрался в гостиную и застыл на месте. Кэтрин деловито сновала туда-сюда, расставляя на столе тарелки и чайные чашки, успевая что-то ласково сказать Люциферу, который мотался за ней как хвостик. Нейт же – Нейт?! – деловито мешал что-то на скворчащей сковороде с длинной ручкой. Небольшой стол уже почти накрыт, и на него успели водрузить чайник для заварки. Его псина, пыхтя, тыкалась носом в кромку юбки Кэтрин и жалобно поскуливала. По ходу дела Кэтрин, оказавшись рядом с Нейтом, наклонилась над его плечом, подхватила со сковороды какой-то кусок, подула на него несколько раз, остужая, и бросила его прямехонько в разинутую пасть Люцифера. Тот с громким чавканьем вмиг его сжевал и уставился на благодетельницу взглядом, полным безмерного обожания.

Изумленный Макс громко вздохнул. Кэтрин повернулась в его сторону и подарила ему такую улыбку, что он на миг забыл про все свои беды и печали; сердце, казалось, готово было запеть.

– Ты поднялся! – воскликнула она и, поставив посуду, торопливо подошла к нему.

Однако радость Макса быстро сменилась замешательством. Он смущенно провел растопыренной пятерней по своим всклокоченным волосам.

– Сообразил же я выйти в неприличном виде, – пробормотал он и неуклюже начал отступать к спальне. Господи, напялил подштанники и вышел к людям! Придурок! Такая простота нравов кому угодно ясно даст понять – тем более мальчишке! – что они с Кэтрин близки.

Однако Кэтрин уже схватила его за руку и потащила к накрытому столу.

– Глупости, – решительно заявила она, – ты же пока инвалид.

– Никакой я не инвалид! – набычился Макс.

Кэтрин едва заметно усмехнулась.

– Конечно, нет. Но, Макс, ты просто обязан думать о своих ребрах. И жилетка с брюками – самое последнее, что тебе сейчас нужно.

У Макса и тени сомнения не возникло, что усаживаться за обеденный стол в одних подштанниках, да еще в присутствии дамы и ребенка, к чертям собачьим, нарушает все мыслимые и немыслимые правила внешних приличий из дурацкой книжки лорда Честерфилда.

– Надо хоть, черт возьми, рубашку накинуть, – пробурчал он, пока Кэтрин заботливо усаживала его в кресло.

Нейт весело глянул на него, прервав свое занятие по перемешиванию картошки на сковороде.

– По мне, так видок нормальный, сэр, – ободрил он хозяина дома. – Чайку не желаете?

Кэтрин обернулась к Нейту.

– Ты давай мешай, мой дорогой, размешивай хорошенько, – распорядилась она и сняла чайник с кипятком с конфорки. – Забыл, что ли, чай мы еще не заваривали!

Опершись рукой о плечо Макса, Кэтрин перегнулась через него, чтобы налить кипятка в чайник. Она глубоко вдохнула запах его тела, смешанного с уже знакомым цитрусовым ароматом и легким припахиванием лечебного растирания. Такое необычное сочетание не должно, казалось бы, доставить удовольствие, но нет, оно-то как раз ей и понравилось. Да и вид его, стоящего на пороге гостиной, тоже доставил ей радость. Ей нравилось, что его подштанники приспущены и был виден пупок. Она быстро огляделась. Нейт стоял к ним спиной, снова занимаясь картошкой на сковороде. Она быстро обхватила его рукой за плечи, ладонью другой руки провела по его животу, наклонила голову и поцеловала в шею.