Чёрный диггер, стр. 68

Рука Сергея, будто каменная, упала вниз. В голове не было ни одной мысли, один голый рефлекс, который подсказывал, что нужно уходить, и уходить быстрее, здесь оставаться нельзя. Крутин, как робот с введённой программой, подошёл к телам конторских и все так же бездумно обшарил их карманы. Дискеты не было.

Бумажники, пистолеты и запасные обоймы он запихнул себе в куртку. Когда Крутин возился со вторым трупом, странный звук за его спиной заставил Сергея оглянуться.

Войцех Казимирович, стоя на коленях, раскачивался и рычал. И вдруг рычание перешло в крик. Скорее даже не в крик, а в рёв — рёв смертельно раненного зверя. Профессор запрокинул голову вверх и закричал что-то по-польски, посылая проклятия в равнодушно застывшую серость неба. И если там, наверху, был кто-то, он должен был смутиться от этого нечеловеческого крика. У Крутина самого побежали мурашки по спине, ему захотелось зажать уши и спрятаться. Казалось, ещё чуть-чуть — и остатки его разума разлетятся в разные стороны и Сергея накроет чёрная волна безумия.

Крутин, как в бреду, склонился над Профессором и попробовал поднять его.

— Оставьте, Войцех Казимирович, — прошептал, а может, прокричал Сергей ему на ухо. — Здесь уже все… Мы больше ничего не сможем сделать. Нам нужно уходить, Войцех Казимирович…

Но старик не слышал его. Он был не здесь. Это его вместе с Шуриком сейчас перерезали пополам колёса поезда.

И тогда Сергей схватил Профессора под руки и потащил прочь оттуда. Старик был тяжёлым ужасно, просто неподъёмным. Сергею казалось, что он не пройдёт с ним и трех шагов. Его жилы вздулись и гудели от напряжения, красные круги летали перед глазами, что-то трещало и рвалось внутри. Но он все тащил и тащил его прочь от этого места, а Профессор все кричал и кричал, а Сергей шептал ему в ухо:

— Тише… Тише. Не надо, пожалуйста, Войцех Казимирович. Я прошу вас.

Уйдём отсюда…

И чувствовал, как горячие, обжигающие струйки бегут по его лицу. Но руки у него были заняты, и Сергей не знал, что это — пот или слезы.

БОМЖ. ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ РЕШЕНИЕ

Все было кончено. Остались только свинцовая тяжесть внутри и пустота вокруг. Как будто опустилась стотонная плита и намертво погребла их в склепе, где нет никого, кроме бесплотных теней и молчания.

Они проиграли. Точнее, он проиграл. Он собирался распутать этот узел, чтобы спасти своих людей, а не смог защитить даже Шурика. Он поддался успокоенности, расслабившись от того, что им так долго удавалось ускользать от преследования. Он отпустил мальчика одного, это он послал его на смерть. Он, старый дурак, беспокоился о своей безопасности и оставил Сергея, чтобы тот подстраховывал его, когда надо было отправить Крутина вместе с Шуриком. Тогда все повернулось бы по-другому и мальчик остался бы жив. Он купил свою жизнь ценой его, и теперь ему никогда от этого не избавиться.

Профессор откинулся назад и прислонился к стволу клёна, под которым сидел.

Перед ним снова появилось железнодорожное полотно, бесформенный рыжеволосый комок вдали и тело, шевелящееся на рельсах. Войцех Казимирович помотал головой, но кошмар не желал прекращаться. Жёлтая рожица на курточке все так же темнела, а ноги двигались в танце смерти, волоча за собой развязавшиеся шнурки. Это была не правильная картина, картина с ошибкой. И Профессор вслух сказал:

— Не правильно.

— Что?

Войцех Казимирович и Сергей сидели на палой листве в небольшой посадке у края городской черты. Где-то там, дальше, проходил санитарный кордон, и, рано или поздно, их должны были здесь обнаружить. Но они не двигались с места и даже не пытались спрятаться. Их бегство закончилось.

Профессор смутно помнил, как они сюда добрались, похоже, большую часть дороги Сергей протащил его на себе. Вид у Сергея сейчас был нехорош. Щеки запали, зрачки потемнели, и потухший взгляд был обращён не наружу, а внутрь.

Профессор подумал, что парню совсем мало осталось до того, чтобы окончательно слететь с катушек.

Крутин, морщась, потёр висок и опять спросил:

— Что не правильно?

Войцех Казимирович покачал головой. Все было не правильно. С чего это он с самого начала решил, что сможет тягаться с такой громадной и всесильной машиной, в подчинении у которой находится чуть ли не весь государственный аппарат и за которой стоят такие деньги, которых ему не то что никогда не увидеть, но даже и не представить. Он-то надеялся, что несколько крохотных камешков смогут безболезненно проскочить между шестернями такого огромного механизма, но не получилось. Один камешек раздавлен, а двое других намертво застряли в металлическом чреве. Теперь остаётся только ждать механика, который придёт, сделает чистку, найдёт этих двоих, мешающих бесперебойной работе остальных деталей, и выкинет их прочь.

Сергей полез в карман, выудил оттуда «бондину» и, чиркнув зажигалкой, прикурил. Но, сделав всего пару затяжек, закашлялся, с ненавистью посмотрел на сигарету и отшвырнул её прочь.

Профессор молча наблюдал, как он снова полез в куртку, вынул оттуда чёрный кожаный бумажник и два пистолета. Пистолеты Сергей положил на землю и принялся осматривать содержимое бумажника. Тогда Войцех Казимирович поднялся, тяжело опираясь на трость, подошёл к нему и сел рядом. Это был бумажник одного из тех, кто убил Шурика.

Сергей достал из него пластиковую карточку с фотографией и рассматривал её, держа перед глазами.

— Дорохов Александр Николаевич, — медленно прочитал он. — Министерство финансов Российской Федерации. Москва. Координационный отдел.

Крутин медленно повернулся к Профессору, протягивая карточку.

— Видите, Войцех Казимирович, — грустно сказал он, — как высоко мы вознеслись.

Профессор мельком взглянул на белый прямоугольник и покачал головой:

— Вряд ли. Скорее всего, фальшивая. Как и имя, которое здесь написано.

— Мне тоже так кажется, — согласился Сергей. — Они из той же команды, что и все остальные.

— Контора?

— Контора, — подтвердил он, свято веря в существование этой, навеянной воспалённым воображением организации. Хотя Профессору, например, показалось, что люди, которые противостояли Захарову, и сам Захаров проходили по разным ведомствам. Их объединяло нечто другое — то, что крепче служебных и административных связей, — деньги.

— Да, — сказал Войцех Казимирович. — Чего бы мне сейчас хотелось, так это встретиться с управляющим этой Конторой.

— Сарановым?

— Сомневаюсь. Кстати, а с чего вы взяли, что за всей этой историей, как и за вашим «кавказским инцидентом», стоит именно Саранов? Это вам тот сопровождающий, Неверный, кажется, назвал его? Кстати, он тоже погиб?

— Да. Погибли все, кроме Ильи и Саши. Ну, и меня, разумеется. Только меня нашли через сутки ребята из совсем другой части. Забрали к себе, определили в госпиталь, и я ещё два дня провалялся у них в коме. А когда пришёл в себя, наших уже отправили домой. И тела, и Гуровенко с Ильёй. Меня тоже оформили как погибшего. Наверное, это меня и спасло. Сашу и Илью достали уже там, после приезда.

— Каким образом?

— Сашу сбила машина, буквально сразу же после возвращения. Вечером, когда он добирался домой с вокзала. Машину, естественно, не нашли. А Илья пропал.

Через три месяца после этого. Уже перед самым моим возвращением.

— Вы обращались в милицию?

— А как же. Но там даже заявление не приняли. Илье дали отпуск… ну… после этого. На двадцать четыре дня. Он сказал, что поедет к.сестре в Калугу. И все.

— Ни дома, ни в Калуге?

— Вот именно. А в милиции сказали, что нужно заявление от родственников. И то после недельного отсутствия. А…

Сергей махнул рукой.

— И, вообще, было понятно, что они его искать не собираются.

— Ну, а откуда же взялся Саранов? Неужели все-таки Неверный?

— Нет, Неверный никаких имён тогда не называл. Да мы несильно и допытывались. Кто знал, что все так получится? Леопольд решил прижать его по возвращении.